Дмитрий Березин - Бремя тела
«Да, Ксюша, ну и вляпалась же ты! Все выходит гораздо сложнее, чем тебе казалось. Ты думала, посидите, поговорите по душам. А вокруг этого разговора уже столько всего переплелось! Вот у бабы Лары с разговорами было проще. Заварит чай в большом чайнике, сядем у нее на кухне. Господи, бабушка, как мне тебя не хватает! Ты бы, наверное, лучше всех бы помогла мне сейчас разобраться со всем этим… Даже не знаю, как все это назвать. А ты бы точно все объяснила. Я не верю, что ты была не в себе, когда мне рассказывала и про силу, и про прабабушку, про то, что с ней случилось. Это мама и Ира говорят, что ты сошла с ума. Но я-то знаю, что это не так.
Ксения чувствовала себя довольно нелепо, когда шла на встречу с Вероникой Петровной. Подруга мамы ее подруги — и к ней она идет делиться секретами, которыми не делилась еще ни с кем. В руке у нее бумажный подарочный пакет с бутылкой вина, приплюснутой, толстобокой, в соломенной оплетке. Внутри пакета записка, которую вложила Даша и строго-настрого запретила читать. Странное ощущение усилилось тогда, когда она не смогла найти нужный адрес. Ксения уже испугалась, что перепутала или забыла номер дома, и придется перезванивать и уточнять, а значит причинять дополнительные неудобства своим визитом. Но потом увидела небольшую арку, а за ней двор-колодец и дальше через арку еще один. По мере того как Ксения шла дальше, парадность центра города, лоск и напыщенность исчезали. Когда Ксения прошла во второй двор, ей в глаза бросились обшарпанные серые стены, переполненные мусорные бачки, окна в облупившихся рамах, вывешенные наружу авоськи с продуктами и какими-то свертками. Пахло сыростью и дымом дешевых сигарет — под ногами все было усеяно окурками. Изо рта у Ксении шел пар. Воздух внутри двора-колодца стоял без малейшего движения, и пар вместо того, чтобы рассеяться, собирался большими клубами.
«Да, а говорят, что трущобы это где-то далеко, в Бразилии или Венесуэле, — с сожалением вздохнула Ксения и обернулась, услышав где-то неподалеку пьяные крики и звон бьющегося стекла. — Что я здесь делаю? Представляю, что меня ждет! Неужели никак нельзя обойтись без приключений, даже в такой ерунде?»
Впрочем, Ксения тут же подумала, что совсем не ерунда все то, ради чего она победила в себе неверие в сверхъестественное, в то, что с ней творится нечто не совсем обычное. Да и что необычное с ней могло твориться, если на ее жалобы на медицинском осмотре в институте махнули рукой и сказали, что это все пройдет, это стресс и явления подросткового возраста. Но все, что она видела, и страх, который при этом ощущала, были совсем не мимолетны, а, скорее, перманентны. Причем, чем дальше, тем все это становилось константой, само собой разумеющимся обстоятельством, которое просто стоило принять. И все, смириться и жить дальше уже с ним.
Во втором дворе сходились стены двух домов и чуть дальше, за углом, была одна-единственная парадная. Ксения набрала на домофоне номер квартиры. Дверь щелкнула: ее открыли, ничего не спросив, не сказав и тем более ничего не ответив на незаданный вопрос. Внутри было еще страшнее, чем снаружи: разбитые ступеньки, полутьма, бледный свет откуда-то издалека, а еще стойкий запах кошек. Должно быть, кошки в парадной обитали в нагромождении старой мебели и хлама, стоявшей внизу, у самых дверей — Ксении на мгновение показалось, что там, под этой грудой происходит шевеление.
Едва Ксения поднялась по лестнице на первый этаж, как на втором этаже открылась дверь. Ее стук пролетел по подъезду довольно зловеще, но сразу стало светлее — из квартиры на лестницу лился яркий свет. Вероника Петровна оказалась приятной на вид женщиной лет сорока, не больше. Она стояла в дверях, а когда Ксения подошла, тихо сказала:
— Здравствуй.
Обычно Ксения плохо реагировала, когда переходили на ты, не спросив на то разрешения. Но Ксения ощущала себя пациентом, проделавшим долгую дорогу и поборовшим себя, чтобы прийти к врачу. А врачи с пациентами, как известно, почти всегда общаются на ты. Уже внутри, в квартире, снимая обувь и куртку, Ксения как следует рассмотрела Веронику Петровну. Ничего примечательного: темные средней длины волосы, серая блузка, золотой кулон на шее, джинсы. Словом, самый обыкновенный портрет самой обыкновенной женщины.
— Это вам, Вероника Петровна, от меня и от Даши, она вам передавала большой привет от себя и от своей мамы, — Ксения протянула пакет с бутылкой. — Даша сегодня писала своей маме, и она передавала привет. Вот.
Ксения плохо скрывала, что нервничает. Впрочем, нужно ли это было скрывать? Вероника Петровна и сама, вероятно, понимала, что рядовой пустяк не стал бы поводом для звонка, а затем и для встречи. Она взяла пакет, заглянула внутрь и улыбнулась. Засунув в пакет руку, Вероника Петровна достала записку, развернула и долго изучала.
— Все ясно, — в конце концов сказала она и спрятала записку обратно в пакет.
Ксения многое отдала бы за то, чтобы хоть краем глаза посмотреть на письмо. Ей было обидно, что совесть не позволила заглянуть в пакет, а там само собой дело дошло бы и до письма… Впрочем, нет, читать чужие письма она все равно бы не стала. Вероника Петровна выключила свет в прихожей и пошла на кухню, не говоря Ксении ни слова. Но и без слов Ксения поняла: нужно идти за ней.
— Мне передали, что у тебя есть проблемы со здоровьем, — начала Вероника Петровна, когда Ксения сидела перед ней и разглядывала незатейливую обстановку кухни. Ксения сразу напряглась, и все окружающее перестало для нее существовать. Вероника Петровна смотрела на нее в упор и говорила очень тихо и спокойно, ее ухоженные, с гладкой кожей руки, были положены на стол. — Сказали, что не можешь никак понять, что с тобой происходит, что с самочувствием нелады творятся, спишь плохо.
— Все так, — ответила Ксения.
— Может, хотя бы мне ты не будешь врать?
— Я не вру.
Во рту у Ксении пересохло, но не успела она ничего сказать, как Вероника Петровна встала и, схватив с полки турку, налила в нее из графина воды и поставила на плиту.
«Вот, начинается. Держись, Ксюша, постарайся выяснить, чем эта женщина может тебе помочь, раз уж к ней пришла. Всех на уши поставила. И Дашу, и ее маму, и Веронику Петровну тоже. А теперь пытаешься повернуть все вспять. Нет, Ксюша, сосредоточься».
— Себе, возможно, ты и не врешь, — продолжала Вероника Петровна, — а вот меня обманываешь. Хотя, нет, себя ты обманываешь тоже. Я, например, вижу совсем другую ситуацию, не ту, которую ты в красках расписала своей подруге, а Даша, в свою очередь, разъяснила ее мне. Но, знаешь, я тебя не осуждаю. Я бы тоже на твоем месте подруге ничего не рассказала, мало ли сболтнет кому, а там слухи понесутся.
— Не знаю, как вам это объяснить… — Ксения начала говорить испуганно, совсем тихо и опустив глаза.
Вероника Петровна постучала ладонью по столу — и Ксения подняла взгляд на нее. От взгляда Вероники Петровны Ксении становилось не по себе, как не по себе было много раз на кухне у бабы Лары, когда она заводила разговор о силе, способностях и историях, окружавших их родню. Ощущения были схожими: в обоих случаях Ксения многого не понимала и чувствовала себя лишним, посторонним человеком, который услышал обрывок разговора и пробует на основании этого обрывка составить впечатление о том, что обсуждалось.
Ксения замолчала. От молчания ей становилось страшно, как страшно бывало в те моменты, когда она видела пятно или просто ощущала его присутствие. Правда, в том, что ей безумно страшно, она не призналась бы даже под пытками.
— Давай поступим так, Ксения. Ты расскажешь мне то, что захочешь рассказать. Но сначала я расскажу тебе все видимое мной. Так, наверное, будет честно. Ты ведь думаешь сейчас, что я ничего не понимаю и не имею представления о твоих неприятностях.
— Но…
— Расскажешь потом, — строго сказала Вероника Петровна. — В данный момент тебе нечего мне сказать, это будут лишь глупые оправдания, размазывание соплей вперемешку с попытками скрыть от меня некоторые детали. Но скрывать-то ничего не нужно, потому что от меня ничего такого скрыть тебе не удастся.
Вероника Петровна встала, сдвинула турку с уже закипевшей водой, засыпала туда кофе из маленького холщового мешочка. По кухне распространился дурманящий аромат. Это не был запах обыкновенного кофе, в нем, несомненно, было еще что-то. Кофе вновь закипел — Вероника Петровна сдвинула турку на огонь.
«Ксюша, может, не стоит пить этот кофе? Странно он пахнет, слишком сильно и при этом отдает пряностями. Не слушай себя, Ксюша, просто выпей, тебе же так хотелось пить. Она смотрит на тебя и ждет, когда ты выпьешь кофе. Тогда она начнет говорить, вот увидишь!»
Ксения взяла чашку и сделала глоток. Страхи как рукой сняло, а голос Вероники Петровны стал звучать еще ближе, но совсем тихо, так, чтобы ее слышала только Ксения и никто другой.
