Илья Игнатьев - Мишка Forever
А Мишка, выгнувшись мне навстречу, мнёт мой членик, и я тоже то подаюсь навстречу его руке, то отстраняюсь. И Мишка качается не сильно вверх и вниз, а ритма нет, потерял Мишка ритм. Я-то дирижёр получше. Чего это он? Голову мою убрал, не резко, но твёрдо. Я с неохотой отрываюсь, вопросительно гляжу в Мишкино лицо, глаза уже привыкли к не яркому свету.
- Ил, Илька ты мой, не надо дальше, а то я... - голос Мишкин звенит напряжением, и чуть глухой вместе с тем.
- Что? Что, Миш, плохо? Ну, так ведь я и не умею...
- Балда ты, Илюшка, это ж лучше всего на свете, я ж лечу сейчас. Но не надо, постой, кончу ведь я щас...
- Да?
Вот ведь... Ну да, всё правильно, - малафья, и всё такое. Кончит. Отстранил меня, в рот ведь мог, а отстранил. Но постой, - ведь сейчас это мой выбор! И ведь решил же я: всё должно быть. С начала и до конца.
- Мишка, а если в рот, а? Мне. Тебе потом не противно со мной будет? Как ты...
Мишка не даёт мне договорить, он стремительно хватает меня за плечи, одним движением разворачивает лицом к себе, валит меня себе на грудь.
- Ил... - выдыхает он.
Ну и всё. И ничего говорить больше и не надо, слова, слова... Вот главное сейчас, - губы наши снова подле друг друга! Я, не торопясь больше, со вкусом пью из Мишкиного свежего рта. Ну а чего мне торопиться, всё, - никуда Мишка не денется уже от меня, я поймал его, он поймал меня. Навсегда, и чего спешить теперь, а так, - потихоньку, - так вкуснее, и не обожжёшься так, а то ведь в душе сильнее и сильнее разгорается изумрудное пламя...
- Вот и правильно, Мишка, вот и молчи, ты меня слушай, я главнее сейчас, - шепчу я в Мишкины губы, и его губы тоже шевелятся в такт с моими, и не разобрать, где мои губы, где его...
Я, лизнув Мишкин подбородок, кладу его ладони себе на голову, медленно проводя языком по его телу, - оно дрожит и подаётся моей ласке, - я спускаюсь к моему выбору, моему решению, моему желанию. А мы с Мишкой голые совсем, удивляюсь я. Когда и как мы избавились от наших трусов и плавок, - не знаю, не заметил...
И вот я там, там моё лицо, мой рот. Я снова разворачиваюсь поперёк Мишки, обхватываю его ствол у основания одной рукой, другую подсовываю ему под ягодицы. Мишкины руки у меня теперь на спине, и он ими что-то делает, - ну да, это тоже такой массаж, хотя это лучше, чем массаж.
Сейчас я не медлю, теперь я хочу этого по-настоящему, я спешу даже. Теперь я каждой своей клеточкой знаю, что только это сейчас правильно, а потому я больше не думаю.
Осторожно, - впервые, всё-таки, - мягко, уже понимая, что и как, я забираю Мишку в себя. Не до конца, так у меня не получится, великоват, и я танцую языком по Мишкиной головке, вокруг, по уздечке, плотнее к нёбу, снова вокруг. Он стонал, когда я ему вверх и вниз? Вот, - вверх и вниз. Как пронимает чемпиона! Не спеши, Миш, я сам... Вверх, вниз. Плотнее, ещё... Мишкина попка сжимается, сталь и кожа. Яички подтягиваются к моей руке, а под ней начинает пульсировать ствол. Конечно, это ствол, огнемёт, пушка, - стреляй, Мишка, огонь! Ну, вот... Я жмурюсь до боли в веках, в язык мне бьётся тугая Мишкина струйка. Не очень много, я и вкус не успеваю распробовать, я, сглотнув, ловлю ещё несколько капель расплавленной Мишкиной любви. И опять без вкуса, - жаль, это же его ко мне любовь, это же должно быть лучше всего на свете, это ж он для меня, из-за меня.
- А-а-а... - короткий, тихий совсем, Мишкин стон, скорее просто ясный выдох.
И мой Мишка опускает бёдра на диван, я вытаскиваю ладонь из-под него. Подумав чуть, я выпускаю Мишкин член, он уже не ствол, и от него пахнет уже больше мною, чем самим даже Мишкой. Хорошо. Это теперь тоже моё. А я тороплюсь к Мишке, к его лицу, что-то ведь должно быть ещё, нас ведь двое...
- Ми-иш, - зову, было, я, но он не даёт мне ничего сказать, он хватает мой рот, весь рот тянет в себя, он пьёт меня, как я пил его.
Мишка сжимает мне рёбра чуть не до боли, короткий поворот, и он на мне. Борьба, самбо. Теперь Мишка главнее, - пусть. Я глажу его плечи, я ловлю его язык, но Мишка отрывается, - вырывается, - и с лёгким вздохом шепчет:
- Одного мне жалко, Илюшка, одного лишь, - никому я не могу сказать, - да не сказать, а прокричать, как я тебя люблю. Всё для тебя, весь я для тебя. Весь-весь.
- Мне, мне скажи, Миша, - меня снова начинает трясти. От шёпота его, от губ, от рук, - сейчас они у меня на попке, - оттого что Мишка сейчас мой, и он сейчас главнее, и что-то будет...
- И тебе не могу, слов таких ещё нету на земле. Хочешь, я умру? Нет, Ил, не по-настоящему, для тебя умру, и оживу снова. Я чуть сейчас не умер, ты мой самый главный самолёт, ты меня в небо поднял, выше облаков даже. Молчи сейчас, Ил, молчи, теперь ты полетишь, как я полетишь...
Полечу! Конечно, полечу! Мой моторчик гонит по жилам восторг и предвкушение. Мишка уже на моём животе, от пупка прокладывает языком влажную дорожку к моей сабельке. Эта моя рыбка оказывается в ласковом и тёплом садке его рта. Я начинаю, было, двигать бёдрами, но Мишка прижимает их своими ладонями. Ясно, я просто полежу, Миш, как тебе удобней, так и делай, мне всё будет хорошо. Мишка надо мной, как ласковая океанская волна, я не видел никогда, но это так, я знаю. Движется... А я, - слово "летать" для меня сейчас обретает реальность. Да, лечу. Тепло, влажно, как дождь в июле, когда-то в мой день рожденья было так однажды, - не так, - так не было никогда, это ж по-настоящему. Ветерок Мишкиного языка рождает во мне вихрь, поднимает меня ввысь, руки только мои остаются сейчас здесь, на диване, на Мишкиной голове, ну зачем он так коротко стрижётся? Вверх, да, всё выше и выше, и эта высота не страшна, это же не скалы, это небо, и у меня крылья, маленькие, но надёжные.
Темп нарастает, и ритм не сбивается, я не очень люблю музыку, но ведь это же Мишка, мой навсегда Мишка играет сейчас на струне моего тела, а его язык сейчас, - не язык, а плектр. Ах ты ж чёрт! Больно, - что это? Губу я себе прикусил, ничего себе. И в Мишкины волосы вцепился, - это же не парашют, ему же больно, наверное. И моя боль от прикушенной губы, это как новая фигура высшего пилотажа, как иммельман, и снова ввысь на вираже.
Я, раскидав руки по сторонам, выпустив Мишку, чувствую, как дрожат ладони, я вырасту и узнаю, что это называется флаттер, но он сейчас не опасен моим крылышкам, он просто как вступление, сейчас что-то будет. Волной, гигантскою волной, таких и не бывает никогда в этом мире, поднимается во мне это чувство. Меня сводит такой яростной судорогой, что я даже успеваю испугаться, - не свалиться бы мне, камнем пробив изумрудные облака. Волна, ураган, пришедший из Мира, где мечты стремятся к воплощению, где родина всех чувств и желаний. И эта волна, этот ураган играет мною, - я содрогаюсь, я маленький спортивный самолётик с мотором, захлёбывающимся от восторга. Толчки, несказанно, невыразимо мощные толчки, сотрясают меня, руки комкают простыню, и всё это сейчас для меня, и это сделал Мишка и его Любовь ко мне. И я снова здесь, я всё чувствую и это всё намного ярче и отчётливей, яснее, чем когда-либо. Горячая дорожка пробегает по моей щеке, её оставила слезинка. Нет, я не плачу от счастья, я не плачу от любви, - это чувство так сильно и ново, и навсегда, и я не удержался, это слезинка восторга.
Мишка отпускает меня. Его руки, скользнув по моему животу, по груди, накрывают мои щёки. Я, не открывая глаз, тяну Мишку вбок, переворачиваю его на спину, наваливаюсь на него сверху, - я снова главный.
- Что это, Миша? - потрясёно шепчу я. - Это что такое было со мной?
- Ты кончил, Илька. Надо же... Кончил... Даже меня проняло, я и не думал...
- Кончил... Я же говорил тебе, что я не маленький! Кончил... И что, - у меня тоже была... ну, это, ну... малафья?..
- Сперма, Илюшка, это сперма, так правильно говорить, - Мишка тихонько смеётся. - Капелька, маленькая совсем, горячая такая!
- Теперь всегда так будет?
- Будет... Ну, может, сначала и не часто, но будет.
- Вместе, да? Вместе будем, Миш? Летать будем вместе?
- А ты бы хотел вместе, Ил?
- Я бы, - да! А ты?
Мишка счастливо смеётся, ничего не говорит, только теснее прижимает меня к себе, мнёт обеими руками мою попку, и я чувствую, что у него снова встаёт.
- Ну, ты чемпион! Гигант ты, Соболев! Ты что, - ещё?
- Как скажешь, Илюша, а то, - спать давай, - смущёно шепчет Мишка, а сам дрожит опять, и языком ласкает мне мочку уха.
Да, как же! Спать... Я ж чувствую, как ему хочется, я теперь чувствую каждую Мишкину клеточку, не хуже, чем себя самого.
- Щекотно, Мишка! - хихикаю я. - А как, - опять пососать?
- А ты не хочешь?
- Почему не хочу? Ну, хорош, Миш, не щекотайся! Почему? - я даже слегка удивляюсь, чего бы это мне не хотеть? Это же я сам, это ведь мой выбор. Навсегда. - Давай, конечно. Но ведь я уже не кончу, второй-то раз, да?
- Не знаю, Ил. Правда, не знаю...
- И не надо, - тороплюсь я. - Не надо, Миш, будет же ещё потом, ведь так? Ну, вот. А сейчас мне больше и не надо, а то... Ну, не знаю, пусть это так будет, ведь это же первый раз у меня. Я не знаю, как сказать, но я не хочу растерять это, что ли... Понимаешь?
![И Печальный - Геймер[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
