Илья Игнатьев - Мишка Forever
- Вот сам и выключай, мне свет не мешает. Спать он собрался, ха!
Мишка, чуть помедлив, посмотрев внимательно так на меня, усмехается и решительно встаёт с дивана. Да. Точно, - стоит у него. А не маленькая какая штукенция, с моим и не сравнить. Да, под спортивными Мишкиными трусами всё очень даже отчётливо видно. А Мишка, проследив мой взгляд, и не думает прикрываться, он просто наклоняется, поднимает с пола подушку и кидает её мне на голову, зараза.
- Соболев, я тебе за это штуку твою оторву к чертям собачьим!
Мишка ничего не отвечает, он просто идёт и выключает свет. Я копошусь в темноте, расправляю одеяло, Мишка стоит у дивана, не ложится.
- Ну, устроился, что ли? Илька, подвинься, давай, сам маленький, а сам весь диван занял!
- Мишка, ты почему зараза такая? - шепчу я, ткнувшись носом в его плечо и обхватив рукой упругую Мишкину талию. - Вот как "Комету" твою лечить, так я не маленький, а тут... Не маленький я вовсе! Совсем не маленький, даже! Если хочешь знать, у меня тоже стоит, сейчас вот прям. И по утрам тоже всегда.
Я плотно прижимаюсь своим члеником к Мишкиному бедру.
- Вот... Чувствуешь? Вот.
Мишка, как-то прерывисто вздохнув, поворачивается ко мне лицом, обнимает меня за плечи, переводит руку на лопатки, на спину, ниже... Он притягивает меня за поясницу ещё плотнее к себе, так плотно, что я чувствую, как бьётся его ласковое сердце. И там я тоже всё чувствую... Мне не стыдно совсем, как-то странно мне просто. Мишка осторожно, - пальцы только, - подсовывает, было, руку мне под резинку плавок, но тут же отдёргивает её назад.
- Ты чего, Миш? Я ж не против... - я ещё более осторожно, чем даже Мишка, просовываю свою ладошку между нашими телами, опускаюсь вниз, туда...
Какой он у него! Да в общем-то, не такой уж и большой, как мне показалось.
- Можно, Миш? Можно? - совсем уж тихонечко шепчу я ему в изгиб его шеи.
- Чего ж ты спрашиваешь, ты ж уже... - шепчет Мишка хрипло.
Он снова потихоньку кладёт руку мне на попку, только теперь поверх плавок. Гладит и чуть сжимает, - помру я щас, кажись... Ёлки, меня аж в дрожь бросает! И Мишка сам, того, тоже...
- Илюшка, ты чего плавки напялил? Вредно же в них так вот просто. Они ж для плавания, а так в трусиках надо, а то для него и вредно... - Мишка, шевельнув бёдрами, толкает мою руку своим членом.
Я убираю оттуда руку и тоже обхватываю Мишку за зад.
- Бьёшь ты меня, - жалуюсь я шёпотом Мишке в грудь. - Постоянно... Мишка, а отчего так вот, - встаёт...
Мишка обеими руками уже мнёт мою попку, вжимая меня в себя всё сильнее и сильнее.
- Дурачок, это оттого, что большой ты уже и в самом деле, - шепчет он. - А дурак-то я, а не ты, чего же это я делаю? Ты ж меня ненавидеть будешь... Ил-л... Хочешь, слушай, хочешь полетать, а? По-настоящему? Хочешь, Илюша?
- Как это? - я отрываюсь от Мишкиной груди и пытаюсь в призрачном свете уличного фонаря, льющемся из окна, разглядеть его лицо. - Как по-настоящему?
Мишка, мой навсегда Мишка, переворачивает меня на спину, одну руку переводит мне на живот, другую подсовывает мне под голову, грудью наваливается мне на грудь. Не тяжело, вовсе нет, - осторожно, нежно, сердце к сердцу. Он губами касается моей щеки, виска, шрама. Я, теряя всякое соображение, открываю свои губы, тянусь ими вслед за Мишкиными, пытаюсь их поймать. Он спускается мне навстречу, мы, на секунду замерев, встречаемся, - его губы с моими. Его губы... Они кажутся мне чуть твёрдыми и горячие они, как и сам Мишка. А я, теряя всякий над собой контроль, остатками своего сознания понимаю, что именно этого я хотел, - всем сердцем, всей своей мальчишеской душой, и вся моя душа светится сейчас, прямо вижу я этот свет, вижу сквозь плотно сжатые веки, и этот свет не красный, - нет, изумрудный он...
- Мишка... - шёпотом выдыхаю я прямо в Мишкины губы, - Мишка, что ты, как же я тебя ненавидеть могу, а? Я ж тебя так...
Чего говорить тут? А я и не пытаюсь больше ничего говорить. Я, со всей силой первого желания, впиваюсь - не в губы даже в Мишкины, - в рот его, во всего Мишку целиком. Жадно и торопясь, - я знаю, что так больше не будет у меня никогда, - это ж в первый раз! Как бы потом хорошо мне не было, - но этот раз лучше всех других, он впервые.
Мишка вбирает мои губы в свои, и осторожно просовывает ко мне в рот свой язык. Я чувствую, как он быстро и нежно пробегает по моим зубами, касается моего языка и приглашающе замирает. Я шумно выдыхаю воздух прямо Мишке в рот, - щёки мои чуть надуваются, - я ещё сильнее, если только это возможно, ещё плотнее, ещё теснее вжимаюсь в Мишкино, ставшее вдруг твёрдым, тело. Более твёрдым, но не жёстким, и оно всё такое же нежное и ласковое. Я отвечаю своим языком на Мишкину ласку, - а это ведь ласка, это же ясно, - мягкая, игривая и чуть застенчивая, как и положено для первого раза... Мы увлекаемся сильнее и сильнее, мы пьём друг друга, и не напиться нам, в этот раз не напиться, и потом не напиться, хоть всю жизнь пролежи мы с Мишкой так вот, - сердце к сердцу, рот в рот. Мишкины руки скользят по моему телу, по бокам, груди, животу, так он обычно меня щекочет, - но не сейчас. Сейчас это ласка, и я под ней таю, я весь сейчас для этих рук, - сколько уже раз я их чувствовал на себе, на своём теле, а вот так вот, - так в первый раз, и это как откровение...
В голове у меня ничего, да нет же, не то, что бы ничего, а мыслей просто никаких сейчас в голове у меня нет. Счастье, горячая волна любви, в которой я хочу утонуть навсегда, и удивление, что может быть вот так вот, и больно чуть-чуть, в душе, в глубине самой... А мыслей никаких у меня нет, и слово только одно бьётся и жужжит золотой медовой пчёлкой: Мишка, Мишка, Мишка!
А Мишка, - его бьёт, колотит прямо крупная дрожь, и его руки всё смелее, и я уже готов ко всему, - что бы это ни значило, и что бы ни было, - ко всему! Мы стукаемся вдруг зубами, замираем, я нехотя открываю глаза, Мишка тихонько смеётся мне в губы, но руки его замирают... ну чего же он? Дальше, Мишка, не останавливайся, ты ж пойми...
- Дальше, Миш... - голос какой-то не мой, что-то в нём появилось... - Дальше, ещё... Что ж ты, ещё, Ми-иш...
- Нравится? Честно только, Илюша, - нравится?
Я быстро и часто киваю головой, быстро и часто задеваю близкие горячие Мишкины губы свом носом, кончиком самым. Мишка снова смеётся, дрожь его стихает, но желание растёт, - я чувствую это всей кожей, каждым пупырышком, которые её сейчас покрывают.
- Нравится, да? Ты такой, Илька... Ну, так что, - полетели?
- Так мы что же, не летим?
- Не-ет, это только так, - это мы только на взлётной полосе. Полетели? - и Мишкины губы теперь мягкие. И они порхают по моему лицу, и эти губы сейчас мои, хоть кусай их я до боли, до самой крови, и им будет всё, что бы я с ними не делал, всё этим губам будет хорошо и приятно. Ведь сейчас эти губы мои, и я хочу, чтобы им было хорошо и приятно...
- Полетели, - всё, что бы Мишка ни сделал сейчас, - всё это будет хорошо, и всего будет мне сейчас мало.
Я обнимаю его, глажу его кожу, спину, и ниже. Я тискаю Мишку, его мышцы, - они то твердеют, то делаются податливыми, становятся мягкими, оставаясь вместе с тем сильными и упругими. Я чувствую каждый Мишкин мускул, каждую выпуклость и каждую впадинку на его теле. Мы целуемся, - ёлки, это же по-настоящему, это ж так всё по-настоящему, - вот только это и мелькает сейчас в моей голове, и ещё: Мишка, Мишка, Мишка... Я смелею, мой язык теперь у Мишки во рту, здорово как! Какой-то замысловатый танец губ и языков, и ведь никто меня этому танцу не учил, - а поди ж ты, всё ведь именно так как надо, так всё и должно быть. И воздуху немного не хватает, но это ерунда, так даже лучше, - сердце бьётся сильнее, и острее как-то всё. Мишка отрывается от моих губ, я торопливо ловлю его за шею, тяну его назад, снова, губы в губы, - пусть это длится и длится, хорошо мне так... даже не знаю я, как мне хорошо. Но нет, - Мишка мягко, но настойчиво высвобождается, опирается ладонями о диван по бокам меня и шепчет:
- Вот, Илька, вот... Сейчас, погоди чуть-чуть, давай-ка... вот... можно, а, Ил? - Мишка, снова навалившись на меня, просовывает обе ладони мне с боков под резинку плавок. - Давай, Илюша, давай снимем, а, можно?
Я замираю, только сердце совсем заходится, оно у меня сейчас прямо в горле. Нет, мне не страшно, - я понимаю, что это и есть, наверное, самое главное и нужное сейчас. Молча, - не надеюсь я сейчас на свой голос, - молча и торопливо, чтобы Мишка не подумал, что мне страшно или неприятно, молча и торопливо я приподнимаю бёдра, я хочу помочь, мешают сейчас мои тесные плавки, - и мне мешают, и Мишке... Я тянусь руками вниз, быстрее, к чёрту эти плавки не нужные.
- Я сам, Ил, сам, можно, а? - вот же чёрт, меня начинает колотить от его шёпота.
- Да, можно, Миша, только тогда и я тоже... тебе тоже я сам сниму, да?
Мишка снова припадает к моим губам, я ловлю его рот своим, я быстро учусь, оказывается я способный, и учителя у меня, - Мишка и моё любящее сердце. Мишка выгибается надо мною надёжным крепким мостом, мы торопимся, мы задыхаемся, мы мешаем друг другу, - и это здорово! Это так... Никогда у меня так не будет, - ну да, я научусь, я же, оказывается, способный, и я стану ловчее, - но вот так у меня не будет. И мне и жаль этого и всё-таки я тороплюсь, скорее же, Мишка, ну же! Вот, мои плавки у меня на коленях, Мишкины боксёры на коленях у него и Мишка снова ложится на меня, я тяну его к себе, дальше, дальше, Мишка, когда же я полечу?
![И Печальный - Геймер[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
