Екатерина Великина - Пособие по укладке парашюта
Впрочем, если вы думаете, что это было мое последнее воровство, то вы глубоко заблуждаетесь. Но вот лещ был последним стопудово.
Как Катечкина чуть не склеила ласты
(длинно, потому что ласты – это святое)
В больницу я попала из-за куртки. Была у меня, знаете ли, такая куртка: жопка наружу, рукавчики в стороны, сочувствующим – 131-я статья УК. Невзирая на то, что мама именовала куртку «лапсердошкой», бабушка «драпиздошкой», а дедушка и вовсе «поебешкой», это была самая что ни на есть любимая моя Катечкинская одежда.
«Зима – вовсе не повод, для того чтобы скрывать свое очко от общественности, – рассуждала я, напяливая куртофан на очередное рандеву. – И вообще хочешь попасть в теплый мерин – изволь поморозить задницу».
Чуда не произошло, и вместо того, чтобы попасть в вышеуказанный автомобиль, я попала в 55-ю больницу. Два раза. Первый раз – той же зимой с диагнозом «Воспаление правого придатка», а в следующий раз летом – с диагнозом «Апоплексия яичника». Так как девушка я не сказать чтобы щедрая и никогда никому ничего больше спонжа для посуды не презентовала, то расставание с органом было крайне, крайне огорчительным.
В больничку меня доставила «скорая» вместе с мужем, тапочками и ста долларами для увеселения персонала.
– Пациент, вам нужно сдать мочу, – сообщила мне девушка в приемном покое и указала на дверь сортира. – Тара лежит в ведре.
Доковыляв до нужника и заглянув в вышеуказанное ведро на предмет тары, я впала в легкую прострацию. Ссать предлагалось в пузырек из-под «календулы аптечной, спиртовой», диаметр горлышка – десять мм.
Повертев тару перед носом и зачем-то щелкнув пальцем по ее стеклянному боку, я горько вздохнула и поплелась обратно в приемное.
– Как это «мочиться не получается»? У всех получается, а у вас нет? – Девица изумленно посмотрела на меня и поправила прическу. – Может, вы какая-нибудь особенная?
– Ага, – честно ответила ей я. – В мензурки не писаю, в почтовые ящики не какаю, и вообще у меня принципы.
– При чем тут ваши принципы? – еще больше изумилась девица и даже немного отодвинула зеркало.
– В общем-то ни при чем, только в пузырек у меня все равно не получится. Хотите, вам, к примеру, мой муж написает? Вот он запросто может, у него принципов нет.
– Вас с чем привезли? Что вы тут мне спектакль устраиваете? – начала расстраиваться сестричка.
– С мужем и привезли, – совершенно искренне ответила ей я. – Хотите, паспорт покажу?
Тяжело вздохнув, приемщица полезла в стол и извлекла оттуда банку из-под детского питания.
– Эта емкость вас устраивает?
Детские пюре в принципах не значились, и поэтому, взяв банку, я удалилась вон.
Смотровой кабинет, как и все смотровые кабинеты на свете, был мрачен, уныл и выходил своими окнами на девятиэтажный жилой дом. Поэтому чувство, что к экрану прикована вся страна, не покидало меня ни на секунду, и на кресло я взошла, точно Гагарин на «Восход», помахав публике ручкой перед стартом.
Впрочем, старта не вышло.
– Внематочная беременность, перитонит или апоплексия, – сказал мне врач. – Сначала будет пункция, а потом операция. Полостная операция.
Так как из всех этих слов более-менее близкими оказались «беременность», «операция» и «сначала», то с начала я и начала.
– А что такое пункция? – опасливо спросила я у доктора.
– Мы должны проверить, есть ли у тебя кровь в брюшине.
При слове «брюшина» запах мясных рядов так резко ударил мне в голову, что на какой-то момент я почти потеряла сознание от ужаса.
– А это больно? – только и смогла выдавить я из себя.
– Как договоришься с анестезиологом, – пробухтел врач, определяя меня на каталку.
Анестезиолог был сиз, общителен и, как все сизое и общительное, вызывал меланхолию и нежелание общаться.
– Ну что, лапонька, наркоз делать будем? – спросил он и почесал за ухом.
– Зачем такие тонкости, давайте просто киянкой, – предложила ему я и протянула сто долларов.
После принятия денег сизое лицо его на секунду побагровело, но тут же вновь приобрело природный сливовый оттенок.
– Зачем киянкой? Заснешь, лапонька моя, в лучшем виде. Как…
Но как именно я засну, я так и не услышала, потому что и правда заснула.
Не знаю, в каком состоянии находится современная российская анестезиология, но сумма в сто долларов оказалась для ее представителя критической. Ибо я не проснулась ни во время пункции, ни во время операции, ни в течение двух следующих часов. Как раз когда бригада решала, что делать с моим бренным телом и не начинать ли меня откачивать, все тот же сизый дядечка применил мощнейший медицинский антидот. Растолкав перепуганный консилиум, со словами «Доброе утро, лапонька» он навернул мне по морде тыльной стороной ладони. Думаю, пятитонный молот Кировского завода в Питере произвел бы на меня меньшее впечатление. Пробуждение наступило тут же, по факту.
Консилиум отпустил коллективное «Ох» и помчался за родственниками.
Родственники в лице Димы и мамы прибыли незамедлительно. По их зеленым физиономиям я догадалась, что маленький бизнес анестезиолога еще не завершен и, запроси он spaceship с Нейлом Армстронгом в качестве пилота, ему вряд ли откажут. Похоже, анестезиолог тоже догадывался о своем исключительном положении.
Вытерев вспотевшие руки об халат, он предложил маме стульчик, после чего в красках рассказал ей, какие именно боли я буду испытывать наутро. При словосочетании «разрезанный пресс» мама оплыла и протянула медику следующую сотню. Расплывшийся в улыбке бизнесмен тут же гарантировал ей резервный запас кислорода и прочие жизненные блага в виде дорогостоящих лекарств.
– Вы, гражданка, не переживайте, до утра полежит в реанимации. Первая ночь самая тяжелая, и я лично за ней присмотрю.
Успокоенные родственники удалились, меня привезли в реанимационный бокс, а анестезиолог принялся раздумывать, какие именно блага он может оказать мне в данный момент. Стоявшая перед ним задача была практически невыполнимой, поскольку послеоперационному больному не требуется ничего, окромя железной утки и тишины. Утки с музыкой и подогревом в больнице не имелось, а продавать тишину за сто долларов казалось ему кощунственным. Пронесенный в палату икеевский плюшевый лось до суммы также не дотягивал, и поэтому утомившийся от бизнеса медик решил плюнуть на условности и попер в лоб.
– Тебе, лапонька, случайно, ничего не хочется? – сладко спросил меня он и присел на краешек кровати.
Должно быть, в моей башке по-прежнему гулял наркоз, потому что цыганского хора я не потребовала, а вместо него попросила покурить. Еще раз напоминаю: дело происходило в реанимации, где, пожалуй даже цыганский хор был бы уместнее, чем сигарета.
Но бизнесмен не стушевался.
Раскрыв окно нараспашку, он положил на каталку пачку сигарет и зажигалку, после чего скромно удалился.
Первая же затяжка привела меня в чувство. Вторая привела в чувство две соседние палаты.
– У-у-у, сволочи! – эхом прокатилось по коридору. – Это ж надо такое представить: только из комы вышла – и тут же курють над ухом!
Приподнявшись с каталки, я увидела через стеклянные двери пятки старушки, чей вековой сон был прерван моей сигаретой.
– Бревно проснулось, – раздалось из сестринской. – Девочки, да зайдите же к ней кто-нибудь!
Не дожидаясь визита девушек к поленнице, я быстро потушила сигарету. Честно вам скажу, стыдно мне было до ужаса, но всю вину на пробуждение бревна я списала на собственный наркоз и сволочь-анестезиолога, который припер мне злосчастное курево.
Впрочем, терзалась я недолго и буквально через несколько минут отрубилась.
А в это время двумя этажами ниже анестезиолог и хирург делили барыш.
Вероятнее всего, раздел произошел не в пользу хирурга по причине разницы весовых категорий и полов: хирургом была тощенькая женщина с цепкими ручками и нержавейкой во взгляде. Но дама отступать не возжелала и в тот момент, когда большой волосатый кукиш всплыл перед ее носом, решилась на хитрость.
В три часа ночи, когда задвинувшийся закисью азота анестезиолог смотрел парад дохлых президентов, в мою палату явились двое, вооруженные каталкой. Перевалив меня на оное средство передвижения, они стремительно выскочили в коридор и зарысили вперед. Судя по мельканию больничных дверей, ребята развили нешуточную скорость.
– А куда мы едем? – попыталась было поинтересоваться я.
– К нам, – одновременно ответствовали парамедики.
Из-за их синхронности, а может быть, из-за чего-то еще ощущение, что в моем похищении были задействованы «двое из ларца», не покидало меня ни на секунду. «К ним» не хотелось ни капельки, но других вариантов не было…
Через несколько минут мы подъехали к дверям послеоперационной палаты.
Пока я считала трещины на потолке, из палаты выперли четырех старух, вымыли пол и, довершив картину фикусом, ввезли меня внутрь.
![Кирилл Усанин - Разбуди меня рано [Рассказы, повесть]](/uploads/posts/books/134809/134809.jpg)
