Ричард Йейтс - Пасхальный парад
— А-а. Ты хочешь сказать, что у тебя… понятно. Что ж, это осложняет дело, но все равно. Я уезжаю. Остановлюсь в недорогой гостинице. Послушай, ты мне не поможешь найти работу? Я тоже могу писать рекламные объявления. Сама знаешь, я всегда умела… составить фразу.
— Боюсь, что этого мало, — сказала Эмили.
1 [топы получить такое место, как мое, потребуется не один год. Мне кажется, тебе лучше поискать что-то другое.
— Например?
— Ну, например, место секретарши или что-то в этом роде. — Повисла пауза. — Сара, послушай. Ты уверена, что тебе это нужно?
Эмили держала трубку обеими руками и покусывала губу в поисках аргументов. Еще не так давно она уговаривала сестру уехать из дома; теперь она призывала ее остаться.
— Ах, я сама не знаю, — ответила Сара. — Я уже ничего не знаю. Всё так… запутанно.
— Скажи, Тони рядом? Я могу поговорить с ним? — И когда в трубке послышалось пьяненькое, как ей показалось, хмыканье, она почувствовала, как к ней мгновенно возвращается кураж, который она пережила в ту драматическую ночь в гостинице. — Вот что, Уилсон, — начала она. — Я хочу, чтобы ты оставил мою сестру в покое, ясно? — Ее голос то звенел на высокой ноте, то становился сдержанно-бесстрастным, и до нее вдруг дошло: это она разыгрывает спектакль перед Говардом. Пусть увидит, что она умеет быть не только нежной и любящей, но также жесткой, несгибаемой и мужественной. Что она умеет смотреть на мир без всяких сантиментов. — Держи свои гребаные кулачищи при себе, — продолжала она. — Если бы я была мужчиной, я бы сегодня же приехала и заставила тебя пожалеть о том, что ты вообще родился с руками. Ты меня понял? А теперь дай мне снова Сару.
Послышался приглушенный скрежет, как будто передвинули тяжелую мебель, а затем в трубке раздался Сарин голос, и сразу стало ясно, что она передумала.
— Извини, Эмми, что я тебя побеспокоила. Мне вообще не следовало тебе звонить. Все будет хорошо.
— Нет-нет, — возразила Эмили, испытывая огромное облегчение. — Звони мне в любое время. В любое, слышишь? А я пока буду просматривать колонку объявлений о вакансиях в «Таймс», хорошо? Просто сейчас, мне кажется, для этого не самый подходящий момент.
— Я тоже так думаю. Ну всё, Эмми. Спасибо тебе. Когда она положила трубку, Говард протянул ей выпивку со словами:
— Это ужасно. Представляю, каково тебе.
— Проблема в том, что я ничего не могу сделать, Говард, — сказала она. Ей хотелось поплакать у него на плече, но он не подошел ближе, не обнял ее.
— Вообще-то ты могла бы временно отдать ей эту квартиру, — сказал он, — а мы бы пока пожили у меня.
— Я знаю. Эта мысль пришла мне в голову. Но все дело в том, что квартира — это только начало. Ты себе не представляешь, насколько она беспомощна. Нелепая маленькая, уже немолодая женщина, ужасно одетая, с плохими зубами и без всяких профессиональных навыков. Она даже на машинке печатает двумя пальцами.
— Ну, что-то же она, наверно, может делать. Пожалуй, я мог бы ей помочь устроиться у нас в «Нэшнл карбон».
— Чтобы она села нам на шею. — Это прозвучало жестче, чем Эмили рассчитывала. — У нас не будет ни минуты покоя. Я не хочу, чтобы она приехала, Говард. Я понимаю, как это должно звучать, но я не хочу, чтобы она потянула меня на дно. Если ты не способен меня понять, что ж, значит, я не сумела всего объяснить.
— Ладно, — сказал он, одновременно хмурясь и улыбаясь. — Не бери в голову.
Следующий звонок раздался спустя несколько недель, тоже поздно вечером, но на этот раз звонил Тони. Похоже, он был снова под градусом, и она с трудом разбирала слова из-за неразборчивых мужских голосов на заднем плане, доносившихся, как она потом догадалась, из телевизора, включенного слишком громко.
— …твоя сестра в больнице, — доложил Тони, подыскивая по возможности нейтральный тон в духе грубоватого полицейского, который должен сообщить о несчастье ближайшей родственнице жертвы.
— В больнице? В какой больнице?
— «Сентрал Ислип», — сказал он, а потом добавил: — Где ей и место. — А дальше паузу заполнил невнятный громкий хор телеголосов.
— О боже, Говард, — сказала Эмили, повесив трубку. — Она в «Сентрал Ислип».
— Что это?
— Там содержится моя мать. Это государственная лечебница. Психбольница.
— Эмили, послушай, — мягко начал Говард. — Муж не мог ее туда упечь. Если ее поместили в больницу, значит, это было сделано по предписанию врача. Сейчас не девятнадцатый век. И сам термин «психбольница» давно вышел из обихода. Речь идет о современной психиатрической лечебнице, где…
— Говард, ты не знаешь, что это такое. А я знаю. Я ездила туда к матери. Это двадцать, если не все пятьдесят огромных кирпичных корпусов. А территория… Там столько деревьев, что даже не поймешь, как далеко она простирается. Идешь по дорожке и думаешь: «Ничего, сейчас она закончится», и тут перед тобой вырастают два новых корпуса, а за ними еще два, а потом еще. На окнах там у них решетки, и иногда из-за них раздаются крики.
— Эмили, не надо мелодрамы, — сказал Говард. — Лучше позвони в больницу и спроси, с каким диагнозом ее положили.
— В одиннадцать вечера? И вообще, незнакомому человеку по телефону они ничего не скажут. У них наверняка есть правила на этот счет. Если бы я была врачом…
— Или адвокатом, — предположил он. — Иногда это срабатывает. Завтра я узнаю ее диагноз и сообщу тебе. О'кей? А теперь ложись в кровать и не устраивай здесь спектакль.
На следующий день, придя с работы, он объявил:
— Хронический алкоголизм. — Потом, видя ее реакцию, добавил: — Ну полно, Эмили, все не так уж плохо. Как только она излечится от зависимости, так ее сразу выпустят. В конце концов, это не параноидальная шизофрения или еще что-нибудь в таком же духе.
Разговор этот происходил в понедельник. И только в субботу Эмили смогла отправиться на поезде в «Сентрал Ислип», прихватив с собой два блока сигарет — один для сестры, второй для матери. Выйдя на платформу, она кивнула одному из крикливых, неряшливо одетых таксистов, которые, судя по всему, неплохо зарабатывали, подвозя одних в больницу, а других потом на станцию за один доллар. И вот уже она плутает по лабиринту дорожек среди деревьев и лечебных корпусов.
Нужный корпус оказался из старых, начала века. Сару она нашла на зарешеченной веранде за разговором с женщиной ее возраста. Обе были в ситцевых халатиках и легких шлепанцах. На голове у Сары было что-то вроде белого тюрбана по моде сороковых годов, но при ближайшем рассмотрении это оказались бинты.
— Эмми! — закричала больная. — Мэри Энн, познакомьтесь: это моя блистательная сестра, о которой я вам только что рассказывала. Эмми, это моя лучшая подруга Мэри Энн Полчек.
Эмили послала улыбку увядшему испуганному личику.
— Давай сядем там и поговорим. — Сара медленно подвела сестру к свободным стульям в полуденной тени. — Ты молодец, что выбралась сюда, да еще с сигаретами. Умничка.
— Эта дама — твоя лучшая подруга по Сент-Чарльзу или здешняя? — спросила Эмили, когда они уселись.
— Здешняя. Прекрасный человек. Дорогая, напрасно ты проделала такой долгий путь. Меня же через пару недель выпишут.
— Ты уверена?
— Самое большее через три, говорит врач. Мне просто нужен был небольшой отдых. Главное — вернуться домой до первого числа, когда приезжает Тони-младший. Я тебе говорила, что он получил увольнение по состоянию здоровья?
Тони-младший повредил бедро, после того как его джип попал в аварию, и это уберегло его от Вьетнама. Вторая же новость касалась его женитьбы на девушке из Калифорнии.
— Как же я хочу его увидеть! — продолжала Сара. — Он решил вместе с семьей поселиться в Сент-Чарльзе.
— Вместе с семьей?
— Видишь ли, у девушки, на которой он женился, двое детей.
— Вот как? И чем же он собирается заняться?
— Я думаю, продолжит работать в гараже. Его там все обожают.
— Ясно. Послушай, Сара, расскажи мне о себе. Как ты себя чувствуешь?
— Отлично.
Сарина улыбка должна была послужить доказательством того, что с ней все в порядке. Эмили обратила внимание на ее белоснежные зубы, — видимо, она их подлечила и почистила.
Один важный вопрос, невзирая на улыбку, необходимо было задать, и Эмили его задала:
— Что с головой?
— Да ну, такая глупость, — отмахнулась Сара. — Сама виновата. Как-то, мучась бессонницей, встала среди ночи и спустилась вниз за стаканом молока, а на обратном пути поскользнулась уже почти на верхней ступеньке и загремела вниз. Ну не глупо?
Эмили почувствовала, как рот у нее растягивается в подобие улыбки, — дескать, в самом деле глупо.
— Сильно ушиблась?
— Да нет, пустяки. — Сара неопределенно показала пальцем на повязку. — Ерунда.
Вряд ли это была такая уж ерунда. Судя по тому, как плотно прилегали бинты, ей сначала обрили голову. Этот вопрос уже готов был сорваться у Эмили с языка, но потом она решила воздержаться.
