Роман Сенчин - Лед под ногами
Не получив ответа, открыл шире.
Игорь сидел в глубоком кресле возле журнального столика. На столике
– бутылка коньяка, рюмка, тарелка с лимоном.
– Можно? – повторил Чащин громче. – Вызывал?
Игорь поднял голову:
– Что?.. А, Денис, да… Заходи.
– Что-то случилось?
– Случилось. Случи-илось… – Игорь наклонился, достал из тумбочки еще одну рюмку, плеснул в нее коньяка. – Падай.
Чащин опустился на край соседнего кресла. “Ну вот, сейчас начнется”.
Дыхание перехватило, словно он уже хлопнул коньяка и подавился.
– Помянем давай Геннадия Борисыча.
– В смысле? А что?
– Выпей сначала.
Чащин выпил и не почувствовал вкуса коньяка. Только тепло. Сначала в груди, потом в животе.
– Утонул. Такие дела… Вчера вечером позвонили… дочь его… В том же месте, где мы тогда рыбачили… Я как раз на “Эксплоитед” собирался… не пошел, конечно. Тебе звонил, что-то не дозвонился. У тебя мобила, что ли, сломалась?
– Да нет… так, – Чащин вспомнил, что мобильный у него до сих пор отключен, – разрядился.
– Э-эх-х, – протяжно вздохнул Игорь, – прав он был, не так мы живем.
Совсем не так. Вроде, и возможности есть, и силы, а… Ведь этот журнал-то я зачем замутил? Чтоб легче было свои группы пробивать, пиарить. И тебя, Дэн… И вот – затянуло, и ничего уже не хочется.
Музыку не слушаю практически, ничего не читаю, ни за чем не слежу.
Жена, дочки, а тоже… настоящей любви к ним нет. Одноцветность изо дня в день. И как из нее выбраться… Как у “Зоопарка”, помнишь? -
“Ты видела свет, ты писала стихи. Скажи, куда все это ушло”. А вот ушло, и хрен знает куда.
В дверь поцарапались.
– Можно? – голос Наташи.
– Да, заходи, – отозвался Игорь. – Садись. – Полез за рюмкой.
Чащин уступил ей кресло; Наталья тут же провалилась, колени взметнулись выше лица.
– Ой! – Выбралась, торопливо-смущенно стала оправлять юбку, пряча под ней продолговатые, стянутые коричневыми колготками ляжки; Чащину вспомнилось стихотворение про женщину, которой все дарят цветы, но не делают главного. Наталье, наверно, и цветы не особо дарят – просто поглядывают на нее с ленивым, полусонным вожделением…
– Выпьешь, Наташ? Сегодня надо, – говорил Игорь, наполняя рюмки. -
Геннадий Борисыч погиб. Поехал на рыбалку, и – лед провалился…
Помянем.
Наталья смотрела на начальника и сочувствующе кивала. Выпила, осторожно соснула дольку лимона. Наконец отважилась спросить:
– Извини, Игорь, а кто это?
– Что?
– Геннадий Борисович?
– Да Дегтярев! Приходил к нам такой… богатырь. Мы его статьи давали о туристах. Помнишь?
– А, да, да. Ужас какой…
– Да-а. У меня статьи лежат его новые, фото. Надо дать в ближайшем номере… Вообще, – Игорь отвалился на спинку кресла, – посвятить бы ему, по-хорошему, большой материал. Таких людей теперь единицы…
Пришел верстальщик Егор, и ему Игорь сообщил о гибели Дегтярева.
Помянули. Потом появилась Настя из отдела спецпроектов, потом – Инна из отдела красоты и здоровья… Бутылка опустела, и Чащин вызвался спуститься в ближайший минимаркет за следующей. Прикупил еще и лимонов, горького шоколада. На душе было свободно и легко, как бывает после сотни граммов коньяка; Игорь из грозного начальника снова стал другом… Чащин с трудом сохранял на лице траурную маску.
18
– Ну шевели-ись, опаздываем! – Димыч снова тащил его куда-то.
Было еще светло, хотя солнце скрылось за многоэтажками, под ногами похрустывал ледок, но ветер дул теплый, словно бы из метро.
Чувствовалось, что скоро весна.
– Дэн, блин, десять минут осталось…
Чащин не убыстрил шаг, но и не протестовал, не поворачивал назад, хотя идти не хотелось. Рот раздирала то ли нервная, то ли сонливая зевота.
Пересекли забитую машинами Триумфальную площадь, через широкую арку вошли на Первую Брестскую.
– Так, где-то здесь, – забормотал Димыч, допил свое пиво, поставил бутылку на тротуар. – Где-то здесь уже…
– Слушай, тебе не надоело? Ты ведь божился, что больше с ними никаких дел.
– Я и не имею. Я сам по себе. Просто интересно же, как Сергей эту
Собачиху раздолбанит. Согласись.
– Или она его…
Возле дверей “Клуба на Брестской” – приличная очередь. Двое парней в черной форме охлопывали входящих, проверяли сумки, пакеты, рюкзаки.
– Опять эти шмоны! – сморщился Димыч. – Везде шмонают. Демократия, блин. Вот оно, желе, густеет.
– Какая обстановка, такая и демократия, – сказал Чащин. – Сам же говоришь – все бурлит, вот-вот взорвется.
– И что, кто-то сюда бомбу притащит? Да если и притащит, то по-хитрому как-нибудь, а не в сумке.
– Они выпивку ищут, – сообщил стоящий чуть впереди низенький чернявый юноша в ярко-синем пышном пуховике. – Спиртное проносить запрещено, – кивнул на “Туборг” в руке Чащина. – Не нужно видеть политику там, где ее нет. Все проще. Или сложнее.
– М-да? – усмехнулся Чащин, но допил выдохшееся, горьковатое пиво и, сделав шаг в сторону, опустил бутылку в урну.
В центральном зале клуба было битком. Ни одного свободного стула; кое-кто сидел на полу перед сценой, человек семьдесят стояли, опершись о стены. Воздух был выдышанный, тяжелый, но, несмотря на недостаток кислорода, многие курили.
Публика собралась молодая, шумная, жизнерадостная. Наверно, студенты первых курсов. Неприятно выделялись люди постарше – мимо Чащина вразвалку прошел смутно знакомый, виденный как-то по телевизору толстый, плохо выбритый дядька, тяжелыми низкими бровями напоминающий пивного алкаша советских времен; быстро лавируя меж тел, как большая рыба среди водорослей, к сцене пробрался тоже полный, тоже с клочками щетины на лице, неопределенного возраста (но
– лет под сорок) человек с каре рыжеватых, вьющихся, а может, и завитых, волос. “Мистер Паркер”, – уважительно зашептали ему вслед… Появилась и растерянно остановилась перед колышущимся людским озером пышноволосая женщина из тех, кто ходил в Думу; возле нее, конечно, был ее кислолицый кавалер…
Димыч поглядывал на собравшихся, как Наполеон на вражескую армию, замечая знакомых, не кивал, а тихо презрительно фыркал. Позавчера ему окончательно дали понять, чтобы на место с зарплатой в Союзе не рассчитывал, предложили ехать на родину и там собирать молодежь на общественных началах. “Пока на общественных” – дали мизерную надежду. Димыч оскорбился, вчера весь день пил, правда, не сильно, не до отруба, ругал Сергея, а особенно – его окружение. Но сегодня все-таки пришел посмотреть, как юный вождь будет словесно состязаться со знаменитой Ксенией Собчак. И Чащина притащил с собой…
Начало задерживалось, в зале становилось все душнее. Наконец кто-то свистнул, этот свист поддержали – захлопали, заулюлюкали, и на сцену выскочил высокий худой паренек в белой майке с надписью “Politdeb”.
– Господа, господа! – мальчишеским голосом воскликнул он в микрофон.
– Просим немного еще потерпеть. Один из участников задерживается.
Пока же предлагаю подкрепиться. – Он кивнул в сторону бара. – Пиво, закуски.
Димыч достал сигарету, катая меж пальцами, сказал со злорадством, но и с каким-то сочувствием:
– Неужели Сергей побоялся? Эта Ксения в натуре любого задавит. Я тут глянул этот… как его… где молодняк друг с другом грызется…
– “Дом два”, – подсказал Чащин.
– Угу! Она ж ими там всеми рулит, как хочет, – кому с кем спариться, кому расстаться… Может, пивка возьмем?
Чащин дал денег, прислонился к стене. Расстегнул пиджак. Потом снял галстук… Попытался развлечься, разглядывая публику. Удивляло, как много мучалось в этой парилке девушек, и, судя по одежде, по отшлифованным кремами лицам, совсем не бедных. Таким всегда есть куда пойти, как провести вечер. А они зачем-то собрались здесь, дышат ядом, терпеливо ждут какого-то спора. На Собчак поглазеть пришли. Или на Сергея? Он симпатичный юноша, и язык подвешен. Такого раскрутить – запросто станет медиазвездой. Ведущим передачи молодежной, или в пару к Ксении Собчак отправить на “Дом два”…
Вернулся Димыч, протянул бокал с пивом. Возбужденно зашептал:
– Там такие чуваки у бара! Стопудово заморочка будет.
– Какие еще чуваки?
– Ну, как металюги, только со звездами… Типа акээмовцев. Похожи…
Блин, стопудово устроят!
На сцене снова появился юноша в белой майке. Поправил микрофон.
– Итак, очередной вечер политической дискуссии в “Клубе на
Брестской” объявляю открытым! Но… но сегодня у нас серьезная проблема. Увы, Ксения Собчак, по всей видимости, так и не появится.
Поэтому…
– А-а! – дружно и совсем неинтеллигентно взревела публика. – Позор!
– И тут же стала скандировать: – По-зор! По-зор!
Димыч скривился:
– Ну, как всегда! Только наметилось важное, и сразу – облом.
– Тише, господа, тише! – замахал руками юноша. – Прошу ти-ши-ны!
Вместо Ксении… Ну тише, а… Итак, вместо Ксении Собчак прибыл ее пресс-секретарь. Он объяснит причины, почему Ксения не смогла принять участие в дискуссии. – Юноша повернул лицо к кулисе: – Прошу вас.
