Ида Йессен - Азбучная история
Минуту спустя в дверях появился высокий угловатый мужчина в зеленых рабочих штанах и клетчатой рубашке. На голове у него красовалась бейсболка с надписью «Карлсковская транспортная контора».
— Это у тебя машина не фурычит? — спросил он, протягивая руку, которую Йоаким пожал как руку спасителя. Однако вновь прибывший просто хотел получить ключи от машины, и Йоаким поспешил следом за ним на стоянку. Тот сел за руль, попробовал тронуться с места. Потом, ни слова не говоря, куда-то ушел и вернулся с большущим молотком, которым принялся снизу стучать по колесу. Йоаким слушал, как он стонал и чертыхался, и каждый раз у него сжималось сердце, поскольку он думал, что это смертный приговор его автомобилю. Наконец мастер вылез из-под машины.
— Думаю, теперь поедет, — сказал он. — По крайней мере, до сервиса в Скодборге дотянете.
На секунду-другую у Йоакима вспыхнула безумная надежда, но тотчас же и сникла, как лопнувший воздушный шарик.
— У меня совершенно нет времени, — в отчаянии простонал он. — В двенадцать я должен быть в Рёмё.
— Торопишься, значит, — констатировал мастер.
Оба помолчали.
— Можешь взять мою, — неожиданно предложил мастер, причем довольно брюзгливым тоном. — Она мне сегодня так и так не понадобится.
Человек этот оказался отцом девушки и жил совсем рядом. Пока они шли к машине, Йоаким снова и снова благодарил его, но не знал, слышит ли тот вообще его благодарности. Он просто отдал Йоакиму ключи от старого красного «форда-фиесты», набитого всяким хламом, и сказал, что до конца дня машина в его распоряжении. Йоаким вручил ему свою визитную карточку, оставшуюся еще с конторских времен, разместил сзади детское сиденье, сел за руль и, выезжая на шоссе, успел увидеть, как отец девушки бросил взгляд на карточку и сунул ее в карман.
Машина полнилась звуками, которые нервировали Йоакима — особенно шум под капотом, — и поначалу он испуганно к ним прислушивался. Ехал по равнине, то и дело поглядывая на часы. И обливался потом. В двадцать пять двенадцатого добрался до Скербека. Надо срочно найти туалет. Доехав до вокзала, он остановился. В зале ожидания ни души, только длинные белые скамейки да желтые стены, изрезанные ножами вандалов, изрисованные спреями и тушью. Резко воняет застарелой мочой. Окошко билетной кассы заколочено, как и несколько дверей, но туалет все-таки нашелся, в дальнем углу. Стоя там, он невольно читал каракули на стенах. «Fuck you». «Скербекские рокеры вконец оборзели». «Шлюха из Орса — 25476904 — сосет прибор». «На суку повыше вздернем чернорылых — сдохнут, чтоб в другой раз неповадно было».
Ну хоть бы один сердечко нарисовал! — подумал Йоаким.
Полчаса спустя, ровно в двенадцать, он позвонил в дверь Сюзанны.
Сюзанна и дети жили в белом домике с двумя низкими окошками, выходящими на дорогу, и с мансардой. Перед домом был палисадничек с качелями, пластиковой песочницей и всякими-разными игрушками. Траву недавно подстригли, и Йоаким невольно обратил на это внимание, зная по летним месяцам в Тисвилле-Хайне, что работать в саду Сюзанна не станет. Он топтался на крыльце, ожидая, когда откроют. Наконец за дверью послышались шаги. В одну секунду он взмок от пота, выпрямился и раскашлялся от изумления, потому что сердце вдруг застучало как безумное. В замке скрипнул ключ, загремели цепочки, дверь открылась. На пороге стояла Дитте. Она изменилась. Вытянулась и сильно похудела. Все в ней стало другим — руки, пальцы, ноги, даже нос. Волосы ее были обесцвечены, крыло носа украшено голубым камешком.
— Дитте, ты ли это! — ласково воскликнул Йоаким. — Право слово, выросла-то как!
— Ну и что? Выросла и выросла, — отозвалась она.
— Тебе нравится жить здесь? — Девочка не отвечала, и он продолжил: — Во всяком случае, домик у вас просто очаровательный. А разве плохо иметь собственный садик? Летом ты сможешь ходить на пляж купаться, чтобы не разучиться плавать.
— Я буду заниматься верховой ездой, — неожиданно сообщила Дитте. — Мама сказала, что купит мне сапожки.
— Ну конечно. Без сапожек на лошади не поскачешь.
Она пожала плечами и попятилась в темный коридор.
— Мама! — крикнула она. — Он приехал!
Но Сюзанна уже шла к ним. Вдруг выросла в дверях, тоже с обесцвеченными волосами и голубым камешком в носу, в мини-юбке и в облегающем топике, который прикрывал ее тело чисто символически.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — ответил он.
Повисло молчание.
— Хорошо доехал? — спросила она.
— Да.
Снова молчание.
— Как вам тут, в Рёмё? — спросил он. — Нравится?
Она с легким недовольством пожала плечами, и они еще немного постояли.
— Не хочешь зайти и поговорить? — вдруг сказала Сюзанна. — Ты, наверно, проголодался.
— Нет-нет, я перекусил по пути. К тому же у меня с собой бутерброды.
— Бутерброды?
— Да, для нас с Якобом.
— Вот как. — Она кивнула. — Я думала, мы вместе позавтракаем. Креветок купила… — Она шумно вздохнула и зябко поежилась.
— Сюзанна, — сказал Йоаким, — ты простудишься. Слишком уж легко ты одета. Коленки-то совсем посинели.
Она взглянула на него.
— Между прочим, совсем не холодно. — Она отвернулась, бросила через плечо: — Жди здесь! — позвала: — Якоб! — и исчезла в доме. — Якоб, иди сюда!
С мальчиком на руках она пошла к машине. Снова наглухо замкнувшись, крепко прижимая ребенка к себе.
— Вообще-то он ест далеко не все, — сообщила она и тотчас же обратилась к Якобу: — Ты скоро вернешься домой, к маме. К маме и к Дитте, да? Через часок-другой. Тогда мы поедим пиццу.
— Пиццу, — повторил Якоб, озабоченным голоском, так хорошо знакомым Йоакиму. Это было первое, что сказал мальчик, поразив его в самое сердце, но он едва смел взглянуть на сына, потому что, как никогда, чувствовал на себе буравящий взгляд Сюзанны.
— По-твоему, он нормально одет? — спросил Йоаким, поскольку на мальчике были джинсики и маечка с коротким рукавом, а руки уже покрылись гусиной кожей. Сюзанна только головой помотала.
— Хватит талдычить про холод, — сказала она. — Вовсе НЕ холодно. Тут все так ходят, если хочешь знать.
— Ладно, будем считать так, — примирительно отозвался Йоаким.
Возле машины она резко остановилась:
— Что это за автомобиль?
— Я взял его напрокат.
— Напрокат? — подозрительно повторила она.
Пришлось рассказать всю историю. Сюзанна слушала со скептическим выражением на лице, а Йоаким чувствовал, что теряет уверенность и что его появление на чужой машине в самом деле выглядит подозрительно. И впервые испытал огромное облегчение оттого, что более не живет вместе с Сюзанной. Проверив сиденье, она усадила Якоба, обняла и долго целовала. Потом, наконец, выбралась на тротуар, и в ту же секунду Якоб заревел:
— Не хочу уезжать! Не хочу!
Сюзанна пробуравила Йоакима взглядом, опять нырнула в машину и долго утешала мальчугана.
— Я на тебя полагаюсь, — сказала она напоследок.
Всё, наконец-то можно ехать.
Якоб тоже изменился. Волосы его потеряли рыжеватый оттенок, стали совсем светлыми. Правда, Йоаким не думал, что их выкрасили. Стрижка тоже новая: на затылке волосы длинные, а на лбу совсем коротенькие. Дитте похудела, Якоб, наоборот, поправился. Пожалуй, стал даже чересчур пухлым. Он сидел в детском сиденье и, открыв рот, сердито смотрел на Йоакима, а когда тот нагнулся к нему, хотел приласкать, мальчуган отстранился и взмахнул кулачками:
— Не хочу!
Они взяли курс на юг и выехали к бухточке, заполненной суденышками ловцов креветок. Остановились, купили мороженого. Дул холодный ветер, но Якоб как будто повеселел, хотя наотрез отказывался взять Йоакима за руку и даже говорить с ним. А когда он упрямо выбежал на мол и принялся сновать взад-вперед по самому краю, сердце у Йоакима аж захолонуло. Он не мог остановить мальчугана и облегченно вздохнул, только когда Якоб сам потерял интерес к этой забаве и объявил, что хочет еще мороженого. Ладно, будет ему мороженое. Йоаким чувствовал себя чужим — чужим и родному сыну, и себе самому. В конце концов он снова усадил мальчика в машину, и они продолжили путь. Выехали к берегу моря, и Йоаким вынес на широкий песчаный пляж корзину и одеяла. Небо сияло голубизной, поодаль расположились на песке другие семьи с детьми. Вот здесь, думал Йоаким, они смогут как следует пообщаться. Но Якоб замерз. Йоаким закутал его в одеяло, и он сидел, как маленький индеец в шалаше-типи, ел бутерброды, запивая лимонадом. Йоакиму очень хотелось поговорить с ним обо всем, что произошло, объяснить, почему он теперь живет отдельно от них. Но он не мог заговорить ни об этом, ни о том, как тоскует по Якобу. Ведь мальчику такое лишь в тягость. Зато он попробовал рассказать, как любит Якоба, однако тот не выказал ни малейшего интереса к его излияниям. Йоаким встал, вытащил из корзины лопатки и ведерко. И как раз когда он, стоя на коленях, рылся в корзине, зазвонил мобильник: Сюзанна желала услышать, как там с Якобом. И была не прочь потолковать с мальчиком. Йоаким отдал ему телефон, и Якоб долго слушал голос матери. «Ты не замерз?» — донеслось до Йоакима, а немного погодя, закончив разговор, она позвонила опять и заявила, ей, мол, совершенно ни к чему, чтобы Якоб заработал простуду. За те полдня, что Йоаким провел с сыном, Сюзанна успела позвонить целых семь раз, но после этого Йоаким просто отключил мобильник, поскольку беседовал с комиссаром и еще двумя сотрудниками уголовной полиции в подсобке придорожной забегаловки.
