Пьер Ассулин - Клиентка
Я нажал на кнопку повтора и снова услышал ее голос, уже более сухой и строгий.
— Не кладите трубку, мадам, я нахожусь не очень далеко от вас, я сейчас приеду, и мы наконец…
Она бросила трубку. У светофора остановилось такси. Я сел в машину.
* * *На улице Конвента образовался затор. Я продолжал путь пешком. Водители нервничали. Угрожающе гудели клаксоны. Вдали слышался рев сирены «скорой помощи». Чем дальше я шел вдоль вереницы попавших в пробку машин, тем больше нарастало напряжение.
Посреди дороги, между магазином меховой одежды Фешнеров и цветочной лавкой Арман, собрался народ. Я стал пробираться сквозь толпу зевак, натиск которых с большим трудом сдерживал полицейский.
И тут я увидел госпожу Арман, распростертую на земле. Она лежала на спине, изо рта бежала тонкая струйка крови. Голова цветочницы покоилась в руках господина Анри. Старик попросил своего подручного принести трикотин, который он использовал для утепления каракулевых манто. Он сделал из ткани подушечку и осторожно просунул ее под голову раненой.
Прохожие вызвались перенести госпожу Арман в ее магазин. Там ее положили у входа среди цветов. Как на кладбище. Не хватало только могилы. Никто и не подозревал, что могила находится в душе цветочницы. После Освобождения она неустанно рыла себе яму.
Глаза госпожи Арман были открыты. Она шевелила губами. Господин Анри наклонился, приблизив правое ухо. Потом прошептал что-то в ответ. После этого старик закрыл женщине глаза. Возле жертвы сидел водитель автобуса без пиджака, обхватив голову руками. Телефон, застрекотавший в кабине, заставил его опомниться от потрясения.
Вокруг толпились люди, и я увидел нескольких знакомых лавочников. Франсуа Фешнер присел на одно колено возле отца, спрашивая, не нужно ли помочь. Заметив меня, друг поднялся, обошел толпу и приблизился. Он взял меня за руку.
— Теперь ты знаешь все. Тебе известны факты и события. К чему это?
— Я ничего не стану об этом писать, — ответил я.
— Но не стоит брать чужую вину на себя, — тут же прибавил Франсуа. — Ты меня понимаешь? Иначе мы никогда не покончим с этой историей.
Я кивнул. Лицо друга озарилось широкой улыбкой. Мы вернулись в круг собравшихся.
Встретившись взглядом с зеркальщиком, я содрогнулся. По его глазам было видно, что он наконец избавился от невыносимо тягостной тайны, которую слишком долго держал в себе. Подоспевшие пожарные прервали наш безмолвный разговор. Когда они унесли труп на носилках, я присоединился к зевакам, чтобы послушать версии происшедшего.
* * *Сразу же после моего звонка госпожа Арман стремглав выскочила из магазина. Казалось, цветочница снова не в себе, как будто она была в шоке. Люди, стоявшие на остановке, обратили внимание, с каким лихорадочным нетерпением пожилая женщина ожидала автобуса. В тот самый миг, когда водитель подъезжал к тротуару, она обернулась. Позади нее стоял мужчина в темных очках, стекла которых зловеще сверкали, отражая свет, подобно зеркалам. Придя в ужас от увиденного, цветочница покачнулась, потеряла равновесие и упала под колеса…
Незачем было слушать дальше. Улице вскоре предстояло обрести привычный облик. Я заметил господина Анри, стоявшего ко мне спиной, и окликнул его. Когда мы оказались лицом к лицу, я увидел крайне удрученного человека.
— Что она вам сказала? — спросил я.
— Ничего.
— Ну как же! Я видел, как вы к ней наклонились…
Я засыпал господина Анри предельно четкими вопросами, пытаясь удержать его за рукав. Мой напор был неуместен. Старый мехоторговец мягко высвободился. Я смотрел, как он уходит, не сказав ни слова, и думал, что в этом, очевидно, и состоит истинная мудрость. Быть способным понять, что значит Зло, и хранить молчание.
Господин Анри вошел в свой магазин и вновь занял место за прилавком.
И тут внезапно я понял, что старик всегда знал правду.
9
Пора отпусков заканчивалась. Парижане возвращались с курортов домой. Я тоже вернулся после долгого путешествия, но проделал его, не уезжая из города. Как объяснить, что истина, которую, как я полагал, мне наконец удалось найти, открыла мне то, что я неосознанно искал в течение долгих лет? Какими словами выразить, что благодаря этим поискам во мне произошел коренной перелом? Поскольку мне не хватало слов, чтобы высказать все, что наболело, я решил молчать.
Я снова стал ходить в библиотеку и провел там еще несколько дней. Читатели все так же странствовали во времени, ничего вокруг не замечая.
В архиве я в конце концов раздобыл досье Дезире Симона. Писатель не был евреем. Но собратья по перу, завидовавшие его успеху, донесли на него, и было начато следствие. Полицейская братия всячески запугивала писателя, требуя представить документ, свидетельствовавший о его происхождении. Я прочел протоколы допросов и письма. Романисту и его близким действительно грозили арест, заключение, депортация.
На этот раз Дезире Симон не солгал.
* * *Прошло лет десять. Мне часто случается думать о Сесиль Арман-Кавелли. Я не все уяснил в ее истории. Белые пятна по-прежнему существуют. Поскольку мне не удалось лучше узнать цветочницу, я, в сущности, и не пытался как следует в этом разобраться. Жизнь слишком коротка, чтобы мы тратили ее напрасно, постоянно возвращаясь на проторенные пути.
Дочь госпожи Арман продала магазин и куда-то переехала, возможно в другой город. Теперь в витрине выставлены не цветы, а одежда.
С тех пор как цветочницы не стало, я утратил единственную нить, связывавшую меня с незримой стороной вещей. Дело не в том, что реальная жизнь лишена тайны. Но, вникая в судьбу этой женщины, я не только прикоснулся к непостижимому. Она увела меня очень далеко от внутреннего мира, к которому я привык. Вернувшись, я осознал, что смотрю на него словно впервые, как сказал английский поэт. Давно пора. В конце концов я бы, наверное, решил, что живые, в отличие от ходячих трупов, вправе предъявлять свой счет прошлому.
Эта история все еще не дает мне покоя. Она преследует меня днем и даже ночью, хотя уже не столь неотступно, как раньше, после того как я снял покров с тайны. Госпожа Арман всегда со мной. Как бы я хотел, чтобы она помогла мне погасить очаг войны в самом себе. Я оказался причастным к смерти цветочницы, и поэтому она стала отныне частью моей жизни.
«ЧЕЛОВЕК, БОЛЬНОЙ ПАМЯТЬЮ»
(О Пьере Ассулине и его романе «Клиентка»)
Критики называют Пьера Ассулина «Шерлоком Холмсом литературоведения». Уже более двадцати лет он занимается научно-исследовательской работой. На его счету полтора десятка документальных книг — биографий, очерков, интервью; некоторые из них становились бестселлерами. Сам же автор этих произведений до сих пор оставался в тени, и о нем практически ничего не было известно, за исключением того, что он родился в 1953 г. в Касабланке (Марокко) и ныне возглавляет редакцию журнала «Лир» — одного из самых авторитетных во Франции литературных изданий, знакомящего читателей с новинками книжного рынка.
Ассулин и сам признает, что работа биографа сродни ремеслу частного детектива. Подобно сыщику, ему приходится идти по запутанным следам, прибегать к недозволенным методам, копаться в чужом грязном белье. И все это ради того, чтобы добраться до сути, установить истину. Как говорится, цель оправдывает средства… В одном из своих интервью Ассулин утверждает, что исследователь должен смириться со своей участью и, засучив рукава, бесстрашно залезать в мусорные корзины. Впрочем, можно написать хорошую книгу, не замарав при этом рук.
Увы! Герою «Клиентки» — alter ego автора — не удалось остаться незапятнанным. У чернил, которые он проливает во имя правды, цвет и вкус человеческой крови. Поборник справедливости, одержимый стремлением наказать преступницу, невольно становится палачом…
Говорят, что первая книга писателя всегда более или менее автобиографична. Роман «Клиентка» подтверждает это правило. История его создания такова: собирая в начале 90-х годов материалы для биографии Ж. Сименона, П. Ассулин случайно наткнулся на папку с анонимными письмами периода оккупации. Один из доносов касался родственников его приятеля, депортированных во время войны. «В тот день, — рассказывает автор „Клиентки“, — я должен был встретиться с Маргерит Дюрас. Я был потрясен и все ей рассказал. Она сказала: „Вот увидишь, это твой первый роман“. Я не поверил ей».
Однако маститая писательница оказалась права: семь лет спустя «Клиентка» увидела свет. В романе, названном критиками «блестящим исследованием природы Зла», затронута «больная» для французов тема гражданского долга и коллективной ответственности. «Период оккупации был золотым веком доносчиков», — с горечью констатирует П. Ассулин. Много воды утекло со времен войны, но затхлая, удушливая атмосфера тех лет по сей день затрудняет дыхание французов. Грозный призрак постыдного прошлого возникает снова и снова: «Это бесконечная история… На протяжении более полувека этот ужас у нас в крови…» Борьба с демонами собственной совести для «сознательной гражданки госпожи Арман» — жертвы извращенной морали, навязанной обществу официальной пропагандой, — оборачивается трагедией.
