Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
– Где Шурец? – спросил Петя.
– Спит, – ответила Виолетта и, строго глядя на школьную подругу. – Пошли, что ли? Самолет скоро.
– Подожди, – вяло возразила Жика, – мы же спать идем.
– Нет, за вещами и сразу в аэропорт.
– Как в аэропорт? Мы же завтра летим. – Жика серьезно думала, что билеты на завтра, и она еще успеет пообщаться с первейшей целью своего путешествия – с Володей Буфетовым.
Но билеты были у Виолетты (Надо же! Непрошеная рифма. Придите в себя, автор, вы же пишете прозу! Но, наверное, это под влиянием рассказа о поэте), – и Виолетта точно знала, когда им лететь.
– Пошли, пошли, – сказала она, – не надо тебе уже ничего, пошли.
Взяла Анжелику за руку и, даже не прощаясь с Петей, повела ее, покорную и разбитую сегодняшней ночью – к пароходному трапу. А Петя только минут через пять понял, что остался на палубе один. Он огляделся, увидел, что никого нет, устало и апатично матюгнулся, налил себе остатки виски из бутылки Гарри, выпил залпом и вдруг, неожиданно для себя пьяно заплакал от обиды, одиночества, от внезапно прострелившего его прозрения, – что он никому не нужен, что ни одна девушка с ним так и не осталась, что он такой невезучий, некрасивый…
Ничего, и это пройдет, и будет Петя завтра, нет уже сегодня, нужен вновь и группе, и газете, и другу Шурцу, и девушки снова будут, и выпивка бесплатно, словом, жизнь пойдет, как и шла, а этот прострел в измученной новыми впечатлениями душе – забудется, зарубцуется так плотно, будто его и не было никогда.
Глава 11-я. О Герасиме Петровиче и его тайных пристрастиях
А между тем ничего не подозревающий о том, что его ждет, Герасим Петрович мирно жил в Москве, занимался своим скромным бизнесом и ничего экстраординарного в его жизни не происходило, все шло как обычно. Он был похож на спокойно живущий Перл Харбор перед атакой японских камикадзе. За одним исключением: Виолетта, в отличие от камикадзе, сама погибать вовсе не собиралась, она собиралась только поразить цель и улететь потом целой и невредимой. Он изредка занимался привычным сексом со своей женой, мамой Виолетты, вспоминая при этом к собственному удивлению свою приемную дочь. Мы принципиально не употребляем здесь расхожее выражение «заниматься любовью», потому что относимся к чувству под названием «любовь» с несколько бoльшим пиететом, чем авторы этого выражения, и заниматься каким-либо чувством считаем разновидностью паранойи. Вот сексом – другое дело, им можно, как известно, заниматься и без любви. Вот Герасим Петрович и занимался. Сексуальные потребности его были так же скромны, как и его бизнес, как и он сам. Нет, он мог бы, конечно, завести себе любовницу…
Вот тоже пришлось споткнуться сейчас об это слово. Когда говорят «завести любовницу» или «завести ребенка» – это настолько мелко и унизительно для обоих, что просто переворачивает. Это как будто «завести собачку» или у собачки, к примеру, в свою очередь завелись вши. Чем-то необходимо заменить гадкое слово «завести». Ну, например: у г-на N появилась любовница или, лучше сказать, – подруга. Она появилась, а не ее «завели». Она возникла, родилась из пены тайных желаний и надежд, чтобы из этого же материала соткать сеть, в которой потом с щенячьей радостью запутается г-н N.
Так вот, у Герасима Петровича запросто могли бы быть внебрачные связи, но, повторяю, он, во-первых, был скромен и застенчив, а во-вторых, ему было лень. Но Виолетту он вспоминал. Он вспоминал, как взрослеющая девочка на него смотрела, как один раз он заметил, что она подглядывала с недетским любопытством за тем, как они с матерью это делают. А Виолетта, заметим походя, была разочарована однообразием процесса и заранее знала, что у нее-то с Герасимом Петровичем все будет по-другому. Он вспоминал, какой уже совсем красивой девушкой она поехала на юг, как она многозначительно попрощалась с ним, как она, якобы случайно, назвала его Герой, а потом смутилась и извинилась, и еще многое другое вспоминал Герасим Петрович, не заходя, однако, далеко в своих воспоминаниях. Виолетта, как персонаж, не входила в палитру сексуальных грез Герасима Петровича, поскольку он считал себя с некоторых пор человеком высокоморальным и старался вести себя хорошо.
Суть в том, что после сорока многие люди начинают подумывать об устройстве своей загробной жизни. Пора. Вдруг там и вправду что-то есть, а я столько уже нагрешил! И начинают регулярно ходить в церковь и соблюдать все посты. Но живем-то мы на Земле, а не в ноосфере, живем нашу вполне земную жизнь, в данный нам отрезок времени. Устраивать в отведенное тебе время этакие качели – грешить и каяться, а потом, покаявшись, снова грешить и снова каяться и возводить это чуть ли не в жизненный принцип – дело сомнительное, вызывающее по меньшей мере иронию и недоверие. Земная жизнь с ее неизбежными грехами – вероятно, испытание своего рода, тест Создателя для каждого из нас на архаичные понятия «совесть» и «порядочность», которые сегодня и звучат-то скучно, педагогично и занудно. Какая к черту (вот именно!) порядочность, когда вокруг столько смешного, увлекательного, манящего, словом, всего того, что «по кайфу». Банальная до оскомины мысль о том, что многое, если не все, зависит не от того, сколько раз ты сходил в церковь, а от того, что ты в своей земной жизни сделал или чего не сделал – может, потому и банальна, что верна?… Несколько поколений людей, воспитанных и живших в атеизме не по своей воле – все они теперь в аду, что ли? Ведь среди них встречались безупречно чистые и честные люди. По соблюдению всех библейских заповедей (а в Библию они никогда даже не заглядывали), они могли бы дать 100 очков вперед большинству сегодняшних примерных прихожан. Интересно, простил им Господь их невольный атеизм или нет? А вот эта полумера – грешить и каяться… Хотя ведь это еще надо учесть – как, насколько грешить и глубоко ли раскаиваться, а то что же получается: человек вчера убил троих на бандитской разборке, а сегодня, помахивая полукилограммовым золотым крестом на соответствующей цепи пришел причащаться и просить у Бога прощения, чтобы завтра сделать то же самое? Это торговля индульгенциями на грехи, не более, впрочем, куда это нас понесло от сюжета, чему удивляться-то, когда криминал и торговля стали базовыми понятиями нашей жизни. Скажем одно в конце этого, пусть неоправданного, но однако, рвущегося из глубины души монолога: сильно, страшно грешить, каяться и снова делать то же самое, – это, господа, игрушки, непростительные попытки поиграть в покер с самим Богом, кто кого перехитрит. Если чисто, без затей и оставления себе лазеек, то есть – по-настоящему раскаяться после того, как убил или обокрал, то надо идти постригаться в монахи или, по крайней мере, круто завязать с тем, что сам считаешь смертельным грехом, словом – совершить поступок, господа, а не валять дурака, рассказывая похабный анекдот, а через минуту прилежно креститься, глядя на церковь, проплывающую мимо окон твоего «мерседеса».
Все сказанное, и в результате превратившееся в чтение морали согражданам, живущим во грехе, блуде, пьянстве и т. д. – имеет, однако, и прямое отношение к объекту внимания девушки Виолетты – Герасиму Петровичу.
Герасим Петрович страшно не грешил, он грешил мелко, не делая при этом никому вреда. Ну сходил пару раз в казино, ну воспользовался несколько раз услугами гостиничных путан. Ну вот, например, съездил недавно по делам в Петербург, а в гостинице, возле вокзала, в его одноместном номере вечером через каждые пять минут раздавались звонки и приятный женский голос осведомлялся: не скучно ли ему одному и не хочет ли он провести время с девушками, не тянет ли его развлечься. Герасима Петровича до поры и не тянуло, но секс с женой с некоторых пор превратился в такое унылое, механическое действие, что он однажды сломался и на призыв откликнулся.
Дело было так. Как-то в один из одиноких вечеров у телевизора, ему под дверь подсунули рекламный листочек с обычными предложениями, но с добавлением в конце заманчивого слова «Всe!». Герасиму Петровичу ужасно захотелось узнать, что такое «Всe!» в сфере секса. Он ведь знал только два способа, причем один из них только по рассказам более опытных товарищей, а второй – на практике со своими немногочисленными партнершами, в числе которых была и жена. Да и в этом втором он, в принципе, знал только две позы, поэтому обогатить свое знание если уж не «всем», то хоть чем-нибудь дополнительным, ему очень захотелось. На рекламном листке была даже не фотография, там был рисунок с изображением жуткой бабы с огромными ляжками, неправдоподобно толстым задом и размалеванным лицом, сидящей в похотливой позе мартовской кошки, готовой на все с любым котом за любой водосточной трубой. Короче, нарисованная девушка, что называется, была на любителя. Но не в ней было дело, а в подкупающем названии организации, обещающей клиентам это самое «Всe». Название организации было напечатано внизу, скромно, но весело: ТОО «Шалунья» (то есть «товарищество с ограниченной ответственностью». Весьма ограниченной, в чем мы убедимся несколько позднее). Герасиму Петровичу тогда до зуда, до онемения конечностей захотелось повидать одну из «шалуний» и попробовать чего-нибудь из области «Всe!», а чего не попробовать, то, возможно, спросить у нее за те же деньги. И он позвонил по указанному телефону, впервые переступив порог своей нравственности.
