Марта Кетро - Хоп-хоп, улитка
Теперь есть еще белая швейная машинка с черной педалью. Я ее боюсь, но муж твердо решил сделать меня приличной женщиной, требовал купить еще один пылесос, а флэшку, наоборот, покупать не хотел. Но меня несколько лишних гигов в кармане страшно радуют, а все эти жужжащие пластиковые гробики — нет.
Стиральная машина пережевывает белье с хрустом и скрежетом, таким же мучительным, как звук разматываемого упаковочного скотча.
Микроволновая печь показывает время с упреком. «4.09, девочка, а ты все не спишь, куда это годится? И перестань запихивать в меня кур». В принципе она права, но сколько можно пилить человека, и не этой дуре железной учить меня жизни.
Больше не могу среди них находиться, извините.
* * *Сегодня жаловалась мужу, что Кс слишком тревожная в последнее время — ей все время чудится дурное со всех сторон. Другое дело, я, я — позитивна (рассказываю ему), с моей точки зрения, ко мне все хорошо относятся, ну, кроме микроволновки, которая пытается воспитывать, представляешь, дрянь какая? И еще «Билайн» травит, это да. Они самопроизвольно присылают эсэмэски депрессивного содержания: на вашем счете осталось менее трех долларов. На вашем счете осталось меньше доллара.
«Атас! телефон скоро умрет! я умру, ты умрешь, кошки умрут!» Неужели трудно изменить форму и писать что-то вроде: «Поздравляем, на вашем счете целых девяносто восемь центов!!!», я бы поняла.
* * *Кошка упала-таки с этого окошка (между кухней и ванной). Естественно, когда я принимала ванну. Видите ли, расслабиться решила. И тут сверху… летит… Хорошо, что в водичку не попала, оттолкнулась от раковины и приземлилась рядом с унитазом (опять-таки хорошо, что не в). Теперь тихая сидит, думает: «Что это было?!» А я сначала испугалась, а потом вдруг поняла, какую картину увидела кошка, запрыгнув на окно: хозяйка в мутной водичке (с маслом шалфея и молоком), на голове чепец, под которым хна (это я решила приободрить свою темно-русую-светло-каштановую серость), а на лице подсохшая маска из голубой глины (морду подтянуть) — тут кто хочешь сорвется. И я начала дико хохотать, из-за чего маска стала отпадать пластами. Терапевтический эффект кошке под хвост, зато глаза блестят.
* * *Что такое «самое страшное, что может случиться» с мужчиной, все уже знают благодаря ВИА «Ленинград», а про самое страшное, что может случиться с женщиной, я вам сейчас скажу (ладно, не самое, но одно из). С женщиной может случиться лиловая французская шляпка, знаете, из тех, что не нужно снимать в помещении…
(Впрочем, если у меня будет немного свободных денег, закажу биологам маленького самоходного болвана с яйцевидной головой и по локоть ростом, который будет семенить рядом по магазинам, и я смогу надевать на него свою шляпку, когда станет жарко. Для этой цели подойдет также инопланетянин, такой, как их обычно изображают, но не слишком слизистый. Или попросту робот, даже практичней.)
Извините, отвлеклась. Итак, лиловая французская шляпка случилась со мной в ЦУМе. На специальных курсах «Как выбрать себе хозяйку и не пожалеть об этом» маленьких шляпок учат подстерегать жертву в дорогих магазинах, потому что туда заходят приличные дамы с деньгами. Моей шляпке не повезло, в магазин зашла я. Неопытная крошка была введена в заблуждение сумочкой и шубкой и применила весь арсенал хитростей молодой шляпки (красивый посад на череп, двойной загиб полей, таинственную тень на щеки и скидку тридцать процентов), в результате чего я ее купила. Она действительно прекрасна — так, как может быть прекрасна юная французская шляпка, нежная и «простенькая», как сказала бы моя тетушка Вера.
(Тетя Вера, кроме того что была бухгалтером и, кажется, стервой, хотя я по малолетству этого понять не могла, еще немножечко шила. Именно она изготавливала моей маме ужасные платьица с пуговичками, отрезной талией и рукавчиками «фонарик». И если на платье было меньше двух воланов, тетя Вера неподражаемо кривила толстые фиолетовые губы и говорила «простенько…».)
Истинно парижский шик шляпки отягощал (или подчеркивал) ее сложносочиненный цвет — тот неповторимый оттенок, который случается, если размять небольшое количество черники и земляники в молоке. Или, может, у них во Франции весенними вечерами иногда бывает такое небо, не знаю, но на этикетке для краткости написали «лиловый».
Как только мы отошли от кассы, из пакетика с постыдной надписью «Sale» выглянул лиловый бантик, оценил обстановку и спросил:
— И с чем ты меня будешь носить?! Ой, а смотри, какая сумочка, я бы с ней, пожалуй, подружилась!
— Молчи, дура, это «Гуччи». Сейчас куплю тебе перчатки в Манеже. И сиди тихо, а то сдам обратно в магазин.
Бантик засопел и спрятался в пакет.
В «Охотном ряду» шляпка потеряла голову. В каждом магазинчике высовывалась из пакета и, приметив более или менее подходящую по цвету вещь, страстно прижималась к ней мягким фетровым краешком и сравнивала оттенки. Почему-то выходило так, что ни один предмет дешевле двухсот баксов ее не устраивал:
— Этот слишком розовый, этот какой-то малиновый, а это вообще сиреневый, ты что, ослепла? Ведь я, я-то ли-ло-ва-я. Нет, ты точно дальтоник.
В «Терранове» она симулировала рвотные спазмы, в «Топ Шопе» устроила истерику:
— Ты издеваешься надо мной? Специально купила, чтобы мучить? Это — одежда? Унесите меня, я задыхаюсь…
Впрочем, быстро пришла в себя, протащив меня по «Лорену Видалю», «Лакосте» и еще десятку-другому лавочек.
— Ой, какой пушок, — пищала она, — какой миленький, давай купим пушок! И шарф. А вот сапоги тоже было бы неплохо, ничего, что они на три размера больше, ваты подложишь. Хорошо, раз ты хочешь быть практичной, давай купим добротный твидовый пиджачок. И куртку. И, и, и… вот эти трусы, совершенно идеально мне подходят. Ну и что, что не видно под штанами, в женщине все должно быть прекрасно… И вот что, смени-ка помаду, я тебе не клоунский колпак, чтобы сочетаться с коричневым ртом…
Я купила ей крошечную кофточку приблизительно ее цвета за неприличные деньги, перчатки на тон светлее и два оттенка губной помады, потому что она почти впала в депрессию от невозможности выбрать один.
Дома она вела себя тихо, даже понравилась мужу и спокойно переночевала на цветочной вазе, пошипев, правда, на кошек — у нее, видите ли, аллергия на шерсть.
Но днем, когда я собралась на прогулку, шляпка осторожно подала голос:
— Пожалуйста, не думай, что я на тебя давлю, но тебе не кажется, что для всех было бы лучше, если бы ты стала блондинкой? Стоит ли держаться за натуральность? Мне, право, рыженький не идет…
Тут она поймала мой красноречивый взгляд, и голос у нее сорвался.
— Что ты так смотришь, ненавидишь меня, да? Господи, лучше бы я потерялась вчера в метро и досталась бомжам, да, бомжам! Они были бы рады, они бы меня любили, а ты даже не хочешь доставить бедной девочке капельку удовольствия! Хоть в баклажановый волосы перекрась, а? Это же невыносииииимо…
И она заплакала так горько и безутешно, как могут плакать только маленькие французские шляпки. Лиловые, да.
Я осторожно сняла ее с головы, повесила обратно на вазу и на цыпочках выбралась из дома, прихватив с вешалки жизнерадостный растаманский берет. Как только мы вышли из подъезда, он кашлянул и прошептал мне на ухо: «Что, птичка, тяжела жизнь? Как насчет косячка?»…
Так что я ни в чём не виновата.
* * *«В конце концов, написание текста не есть средство самоисцеления — это всего лишь слабая попытка на пути к самоисцелению.
Однако честно все рассказать — чертовски трудно.
Чем больше я стараюсь быть честным, тем глубже тонут во мраке правильные слова.
Я не собираюсь оправдываться».
«Чем больше я стараюсь быть честным» — это Мураками сказал, и он, безусловно, мастер, потому что мне пока достаточно первых четырех слов, чтобы почувствовать абсолютную беспомощность. Чем больше я стараюсь быть, тем глубже тону во мраке. И если вдруг «быть» случайно удается, то вопроса о честности не возникает — успеваешь схватить немного настоящего воздуха, прежде чем погружаешься обратно, и все.
Я живу под одеялом. Просыпаюсь утром, высовываю нос, ловлю волну сквозняка и думаю «ну не-е-е-ет» — и снова прячусь. Впрочем, физиологические потребности, конечно, выгоняют. И голодные кошки. Только нужно быть очень осторожной — достаешь из-под подушки нагретое за ночь платье и носочки, затаскиваешь в пододеяльный домик и там одеваешься, стараясь не напустить холодного воздуха. Потом очень быстро в ванную, где теплый пол и можно немного расслабиться. Мыться противно.
Зато теперь можно дойти до кухни почти без содроганий. Собственно, я уже могу написать в Книгу Жизни главу «Как добраться до кухни и не впасть в депрессию», но это пока все, чего удалось добиться на сегодняшний день. Не так уж плохо, звезда моя.
