Андрей Волос - Хуррамабад
Беляш оторвался от штакетника и, затравленно озираясь, торопливо побрел дальше по переулку.
Он обнаружил вдруг, что хромает — левое колено уже распухало и ныло, — и не мог сообразить, где приложился… или это когда мальчишку стали терзать? Ну мальчишка-то в чем виноват… падлы! Он замычал, мотая головой, прибавил шагу. Он не помнил — на самом деле пытался загородить? или только сейчас ему хотелось загородить худое невзрослое тело, избиваемое железными прутьями?
— Да что ж это, а!..
Он быстро хромал все дальше и дальше по переулку — дальше, дальше от моста, где, должно быть, еще били, мучили, сдирали одежду, — торопливо шагал, испытывая только два, но смертельных желания — во-первых, забиться в свою вонючую нору, закрыть дверь, припереть чем-нибудь, чтобы не смогли ворваться, если найдут, — потому что никогда в жизни ему не было еще так страшно, — и, во-вторых, выпить!.. причем выпить много — пол-литра… литр… чтобы размыть картинки, пляшущие перед глазами… чтобы не так ярко, не так отчетливо… чтобы уши перестали слышать крик… чтоб глаза не видели летящей с моста фигуры!..
Вдруг он подумал — а Камол? Беляш запнулся, остановился на мгновение, беспомощно озираясь… содрогнувшись от мысли, что, значит, ему надо вернуться туда, ведь Камол остался там… но сейчас же с облегчением подумал, что с Камолом не должно случиться ничего плохого… нет, не должно, он ведь таджик… да, он настоящий таджик, не то что сам Беляш… Беляшу еще повезло!.. Камол — таджик, а мужчин-таджиков не трогали — просто отгоняли в сторону, чтобы не мешали… и многие из них сразу побежали от автобуса в ту сторону, к озеру, — а кто возникал, тех мочили, да… но их было немного… Должно быть, Камол тоже рванул на ту сторону, когда их растащило в толпе… Нет, с Камолом не должно ничего плохого случиться!..
Гул усиливался по мере того, как Беляш приближался к площади, и уже было понятно, что это не лай и не шум ветра. Это снова был рев толпы — пока еще скрадываемый расстоянием, но уже отчетливо враждебный, страшный, подстегиваемый железным уханьем мегафона, — и вдруг хлестануло раз, другой, третий! Еще, еще! Выстрелы следовали один за другим, и после каждого площадь в ужасе взвывала, захлебываясь… Мегафон замолк, потом снова прорезался — кто-то кричал в него на пределе человеческих возможностей.
Пригибаясь, Беляш доковылял до перекрестка. Улочка налево уводила к площади. Он потратил несколько секунд, в страхе вглядываясь в празднично-солнечную перспективу сходящихся домов. Оттуда тянуло гарью. Горели ларьки у троллейбусной остановки. За ними, вдалеке, у колоннады здания ЦК, за струями фонтанов, которые сверкали и серебрились, было видно движение чего-то темного, слитного — что-то волнообразно переливалось и пульсировало, накатывало, отступало… Выругавшись, Беляш повернулся и побежал направо, прочь, дальше от толпы, от выстрелов, от багрово освещенных снизу клубов дыма, на ярком солнце похожих на неумелую мультипликацию…
Он не понимал, что происходит. Это было так же дико, так же непонятно и необъяснимо, как если бы деревья стали ходить или сами дома двинулись бы по улицам, давя разбегающихся в ужасе людей.
— Во бля!.. — сказал Беляш, зажмурился и потряс головой.
Домой, домой!.. пробраться переулками к проспекту… там, наверное, самая заваруха… ну ладно, авось уж как-нибудь… Камол должен к нему подтянуться!.. Ведь не пропал же он! А если не пропал, то куда ему идти? В кишлак среди бела дня? Что ему в кишлаке делать… Нет, Камол точно к нему в вентильную подтянется!.. И если у него остались деньги… ах, если бы у него остались деньги!.. Беляш сгоняет в угловой… потом они сядут рядком на красной тахте и как следует выпьют! И когда все это (он снова выругался и потряс головой, отгоняя картинки) забудется… когда они выпьют как следует… не так себе, не абы как, не так, чтоб ни в голове, ни в жопе… а по-настоящему! — тогда Беляш раскрутит главный вентиль на полную катушку! Пусть бьет фонтан! А утром проснется — пусть с больной головой! пусть!! — и окажется, что ничего не было: ни автобуса на мосту, ни этого рева на площади… привиделось дураку пьяному, и дело с концом!..
Ежась от того, как накатывали в спину отголоски чего-то страшного, что происходило на площади, он торопливо миновал переулок, снова свернул и увидел человека.
То и дело оглядываясь, тот быстро шагал навстречу, — так быстро, с тем характерным наклоном корпуса, по которому можно было заключить, что в любую секунду он готов перейти на бег. Невысокий, в костюме, с портфелем в руках… залысины влажно поблескивали на солнце… рубашка выбилась…
На секунду Беляш замер; потом, переведя дух, двинулся дальше.
Человек заметил его — и дернулся так, словно попал под высокое напряжение. Он инстинктивно присел, закрываясь портфелем, тонко вскрикнул и метнулся в сторону.
— Ты чего, мужик! — окликнул его Беляш. — Ты чего!
Сгорбившись, прохожий неожиданно ловко перемахнул через заборчик и стал слепо ломиться сквозь кусты жасмина в палисаднике.
— Во дурень, — пробормотал Беляш, унимая дрожь. — Ишь, обделался!..
Он догадывался, что могло так напугать человека… но все равно приходилось выбираться на проспект.
Беляш прошел сто метров, потом, невольно замедляя шаг, еще пятьдесят, еще пятнадцать… еще пять.
Настороженно озираясь, он стоял почти на самом углу, у ступенек ЦУМа. Под ногами хрустело стекло, валялись какие-то тряпки.
Перекресток был пуст. Ветер тянул клочья дыма, катил шуршащие хлопья сгоревшей бумаги. Было тихо, только с площади по-прежнему доносилось уханье, гул — здесь, на перекрестке, звуки эти были отчетливее и громче. На противоположной стороне проспекта, у книжного магазина, догорал газетный киоск и стоял, зияя побитыми окнами, троллейбус, задняя часть которого тоже была черной и дымила. На тротуаре и на проезжей части валялись камни, и было странно видеть их на асфальте городской улицы.
Приготовившись к перебежке, Беляш напоследок еще раз бросил взгляд налево и заметил вдруг какое-то движение за расколотыми витринами «Ювелирторга».
8Беляшу было хорошо известно, что такое отпечатки пальцев…
Прижавшись к стене, он стоял в напряженной позе человека, изготовившегося к бегу, и жадно следил за людьми, которые на первый взгляд бестолково метались между прилавками ювелирного магазина.
Погром прошел здесь совсем недавно- витрины были выбиты, тканевые шторы, закрывавшие окна изнутри, частью сорваны, частью подожжены, и теперь остатки их чадили под потолком. Асфальт у дверей был заляпан кровью. Магазин занимал угол первого этажа, и поэтому Беляшу он был виден весь — от левой стены, где тоже что-то догорало, неярко мерцая язычками спокойного пламени, до правой, на которой висели большие часы. В помещении было дымно; время от времени сквозняк выталкивал клубы в пустые окна. На солнце дым казался сиреневым, и лучи солнца протыкали его насквозь.
Беляшу не надо было напрягаться, чтобы понять, что происходит в магазине.
Пригнувшись, он отступил назад, в переулок, перебежал его, озираясь, и теперь стоял метрах в тридцати от порога.
— Так вот, значит… — пробормотал Беляш, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. — Так вот, ага… понятно…
Если бы не этот дым, он и шагу бы не сделал в сторону дверей… Он дурак, что ли, чтобы лезть в ювелирный? Если по такому делу заметут… ого! — даже представить себе было невозможно, что навесят по такому делу! Нет уж, спасибочки, с него хватило одной ходки — во как! Да он же не бандит, не вор! Ему припаяли в тот раз ни за что ни про что четыре года… как подло капитан Мухриддинов с ним обошелся!.. — ах, мол, с бодуна сушняк долбит? пить хочешь? ну пойди, попей… и бутылку в руки сунул: полную принеси… а когда Беляш в сопровождении конвойного принес эту проклятую бутылку, Мухриддинов ее аккуратненько цоп за горлышко! — и готово, дело в шляпе: отпечатков Беляшовых пальцев на этой бутылке для дела было уже вполне достаточно… и пристегнули его к обворованной квартире, как пацана… Не-е-е-т, Беляш отлично знал, что такое отпечатки пальцев!.. Хлебнул!.. Даже адвокат — уж какая сволочь, а и то его почему-то отмазывал: мол, доказательств слишком мало; мол, отпечатки отпечатками, а где вещдоки? ему, конечно, спасибо… иначе с легкой руки этой сволочи Мухриддинова закатали бы лет на восемь — и ведь за что?! если разобраться, так за то, что в сквере пьяный уснул?! Адвокату спасибо, но на адвокатов надежда плохая, — нет, он туда больше не ходок!..
Но вот дым, этот проклятый дым совершенно сбивал Беляша с толку. Что-то горело в магазине — горело надежно, дымно… Это выглядело дико, странно… этот ювелирный совсем не походил на тот ювелирный, что был здесь прежде… Витрины… блеск… а теперь — дым… осколки… Бля! Он-то по своему опыту знал, что главное в этом деле — не оставлять отпечатков! Если забежать на одну минуту… да что там на минуту! на пару секунд залететь — схватить, чего под руку попадется, — и назад… Какие отпечатки?! И потом — дым! Там же сейчас все сгорит к аллаху!.. Сгорит, поплавится… попортится… Полыхнет — и готово! Полыхнет — тогда уже не полезешь!
