Кадзуо Исигуро - Там, где в дымке холмы
Марико встала на цыпочки, пытаясь получше разглядеть призы, выставленные на заднике помоста. Внезапно она обернулась к Сатико со словами:
— Я хочу купить билет.
— Марико, это пустая трата денег.
— Я хочу купить билет, — повторила она с необычной настойчивостью. — Хочу попробовать.
— Вот, Марико-сан, возьми. — Я протянула ей монетку.
Она бросила на меня слегка удивленный взгляд. Потом взяла монетку и стала протискиваться сквозь толпу к помосту.
Попытали счастья еще несколько участников: одна женщина выиграла конфету, другая — средних лет — резиновый мячик. Подошла очередь Марико.
— Итак, юная принцесса, — человек с повязкой неторопливо встряхнул чашу, — закройте глаза и сосредоточьтесь мыслями вон на том большом медведе.
— Я не хочу медведя, — сказала Марико.
Человек скорчил гримасу, и в толпе засмеялись.
— Вы не хотите большого мехового медведя? Так-так, юная принцесса, чего же вы тогда хотите?
Марико показала на задник платформы:
— Корзинку.
— Корзинку? — Человек пожал плечами. — Хорошо, принцесса, зажмурьте глаза покрепче и сосредоточьте мысли на вашей корзине. Готово?
Билет Марико выиграл цветочный горшок. Она вернулась к нам и вручила свой приз мне.
— Ты не хочешь его брать? — спросила я. — Это же твой выигрыш.
— Я хотела корзинку. Котятам теперь нужна собственная корзинка.
— Ну, не огорчайся.
Марико повернулась к матери:
— Я хочу попробовать еще раз.
Сатико вздохнула:
— Уже поздно.
— Хочу попробовать. Еще разик.
Она снова пробралась к помосту. Пока мы ждали, Сатико обратилась ко мне:
— Забавно, но у меня о ней сложилось совершенно иное впечатление. Я имею в виду вашу подругу, миссис Фудзивара.
— Да?
Сатико вытянула шею, заглядывая между головами.
— Боюсь, Эцуко, я всегда представляла ее себе совсем иначе, чем вы. Ваша подруга казалась мне женщиной, у которой ничего не осталось в жизни.
— Но это не так, — возразила я.
— Да? А на что она надеется в будущем, Эцуко? Ради чего живет?
— У нее есть заведение. Совсем скромное, но для нее оно много значит.
— Ее закусочная?
— И у нее есть сын. Его карьера обещает многое.
Сатико продолжала вглядываться в помост.
— Да, наверное, это так, — произнесла она с усталой улыбкой. — Думаю, сын у нее есть.
На этот раз Марико выиграла карандаш и вернулась к нам с недовольным лицом. Мы собрались уходить, но она не отрывала глаз от помоста.
— Пойдем, — сказала Сатико. — Эцуко-сан пора домой.
— Я хочу попробовать еще раз. Только один разочек.
Сатико нетерпеливо вздохнула, потом взглянула на меня. Я пожала плечами и рассмеялась.
— Ну хорошо, — согласилась Сатико. — Попробуй еще раз.
Было разыграно еще несколько призов. Одна молодая женщина выиграла косметичку: столь удачному призу зааплодировали. Завидев Марико в третий раз, человек с повязкой на голове состроил очередную комическую гримасу.
— Итак, юная принцесса, вы снова здесь! Все еще хотите выиграть корзинку? Быть может, предпочтете этого большого мехового медведя?
Марико молча ждала, когда ей подставят чашу. Вынутый ею билет распорядитель лотереи изучил самым тщательным образом, а потом обернулся к выставленным призам. Он еще раз внимательно исследовал билет и наконец кивнул.
— Корзинку вы не выиграли. Но зато выиграли главный приз!
Со всех сторон раздались смех и аплодисменты. Распорядитель направился к заднику и вернулся с большой деревянной коробкой.
— Это для вашей мамы — хранить овощи! — объявил он, адресуясь скорее к толпе, чем к Марико, и высоко вскинул коробку.
Сатико, стоявшая рядом со мной, рассмеялась и тоже зааплодировала. Зрители расступились, давая Марико дорогу.
Когда мы уходили, Сатико продолжала смеяться. Она смеялась так, что на глазах у нее выступили слезы; утерев их, она посмотрела на коробку.
— Странная вещица, — сказала она, передавая ее мне.
Коробка походила на коробку с апельсинами и весила на удивление мало; деревянная поверхность была гладкой, но не лакированной, с одной стороны находились две раздвижные панели с проволочной сеткой.
— Может пригодиться, — заметила я, отодвигая панель.
— Я выиграла главный приз, — сказала Марико.
— Да, ты молодец, — поддакнула Сатико.
— Однажды я выиграла кимоно, — сообщила мне Марико. — Это было в Токио, там я однажды выиграла кимоно.
— Ну вот, ты снова выиграла.
— Эцуко, не могли бы вы понести мою сумку? А я донесу эту штуку до дома.
— Я выиграла главный приз, — повторила Марико.
— Да, ты молодчина, — отозвалась Сатико со смешком.
Мы отошли от помоста. Улица была усеяна брошенными газетами и всяким мусором.
— Котята могут здесь жить, правда? — спросила Марико. — Мы положим внутрь коврик, и это будет их дом.
Сатико, держа коробку, посмотрела на нее с сомнением:
— Не уверена, что им там очень понравится.
— Это будет их дом. Когда мы поедем к Ясуко-сан, то повезем их в этой коробке.
Сатико устало улыбнулась.
— Правда, мама, правда? Мы повезем котят в этой коробке.
— Да, наверное. Конечно, да. Повезем котят в этой коробке.
— Значит, мы сможем держать у себя котят?
— Да, мы сможем держать у себя котят. Уверена, что отец Ясуко-сан не станет возражать.
Марико забежала немного вперед, а потом подождала нас.
— Значит, нам больше не надо подыскивать, кому их отдать?
— Да, больше не надо. Мы поедем в дом к Ясуко-сан, и они будут жить там.
— И мы больше не станем искать для них новых хозяев. Возьмем их с собой в коробке — правда, мама?
— Да, — сказала Сатико. Она резко откинула голову назад и снова засмеялась.
Мне часто вспоминается лицо Марико, каким я видела его в трамвае по пути домой. Прижавшись лбом к стеклу, она смотрела в окно: ее лицо, освещенное бегущими огнями шумного города, казалось мальчишеским. Марико молчала до самого конца путешествия, мы с Сатико почти не разговаривали. Только один раз, помню, Сатико спросила:
— Ваш муж на вас не рассердится?
— Очень может быть, — улыбнулась я. — Но я его еще вчера предупредила, что могу задержаться.
— День был чудесный.
— Да. Дзиро, должно быть, сидит и дуется. Я получила громадное удовольствие.
— Мы должны повторить нашу прогулку, Эцуко.
— Да, должны.
— И помните: вы должны меня навестить, когда я уеду.
— Да, я помню.
Мы опять замолчали. Чуть позже, когда трамвай замедлил ход перед остановкой, я почувствовала, что Сатико вздрогнула. Она смотрела на выход из вагона, где стояли два-три человека. Женщина, стоявшая там, смотрела на Марико. Ей было лет тридцать, ее худое лицо выражало усталость. Вполне возможно, что она смотрела на Марико без всякой задней мысли, и если бы не реакция Сатико, я вряд ли бы что-нибудь заподозрила. Марико, не замечавшая этой женщины, продолжала смотреть в окно.
