Федерико Моччиа - Три метра над небом
— Давай шевелись, что ты там тянешь?
— Уже почти все, но не поворачивайся!
— Я же сказал, что не буду, но не тяни, давай быстрее.
Баби расстегивает джинсы. Осторожно, стараясь вымазаться как можно меньше, спускает их до голых, жмущихся на пыльных камнях ступней. Стэп наклоняет зеркальце, следя за нею. Джинсы, сползая, открывают ее гладкие ноги, бледные в тусклом ночном свете. Стэп, подражая голосу Джо Коккера, напевает: You can live your hat on...
— «Девять с половиной недель» отдыхают!
Баби резко поворачивается. Ее глаза, освещенные слабеньким красным светом габарита, встречают взгляд Стэпа, который плотоядно усмехается в зеркале.
— И поворачиваться не надо...
Баби быстро скидывает джинсы и запрыгивает на сиденье позади него, прямо в лифчике и трусиках.
— Ах ты сволочь, ублюдок, козел драный! — осыпает она его градом ударов. По плечам, по шее, по спине, по голове. Стэп нагибается вперед в попытке хоть как-то защититься.
— Ой, хватит! Ай! Что я такого сделал! Ну подглядывал, но не поворачивался же! Я сдержал слово... Перестань, а то не дам куртку!
— Что? Не дашь? Тогда я джинсами тебе всю рожу измажу, понял?
Баби начинает за рукава стягивать с него куртку.
— Ладно, ладно, хватит! Успокойся! Не надо, я тебе так ее отдам.
Стэп стягивает с себя куртку. Заводит мотоцикл. Баби отвешивает ему последний удар.
— Козел!..
Затем заворачивается в куртку, пытаясь прикрыть побольше. Безуспешно. Ноги все равно торчат наружу, прямо от края трусиков.
— А ты ничего, вполне... Мыться, конечно, можно и почаще, но вот жопа у тебя — просто класс. Правда.
Она пытается врезать ему по голове. Стэп, смеясь, резко пригибается. Включает первую скорость и отчаливает. Притворяется, будто принюхивается:
— Ты чувствуешь, тут как-то странно пахнет?
— Кретин! Езжай давай!
— Кажется, навозом...
И тут справа из кустов выскакивает овчарка и с лаем несется к ним. Стэп задевает ее мотоциклом. На минуту овчарку ослепляет свет фар. Красные глаза сверкнули яростью. Оскалились острые белые зубы.
Этого хватило. Стэп притормаживает, газует, срывается с места. Собака тут же бросается вдогонку. Разинув пасть, прыгает на мотоцикл сбоку. Баби вопит, задирает ноги и изо всех сил вцепляется в Стэпа. Еще немножко — и собака бы ее укусила. Мотоцикл разгоняется. Первая. Вторая. Третья. И на полной скорости уносится в ночь. Собака продолжает гнаться за ними. Но мало-помалу сдает позиции и в конце концов останавливается. Понемногу скрывается в облаке пыли и тьмы, так же, как и появилась. Мотоцикл продолжает своей полет во влажной холодной деревенской ночи. Баби по-прежнему обнимает Стэпа ногами за талию. Постепенно мотоцикл останавливается. Стэп гладит ее по ноге.
— Чуть-чуть не хватило. А то бы твои прелестные окорочка совсем некрасиво сожрали бы.
Баби сбрасывает руку Стэпа и спускает ноги с его талии. «Не трогай меня!» Отодвигается на сиденье. Ставит ноги на педали и запахивает куртку. Стэп снова кладет ей руку на бедро.
— Я кому сказала, убери руку! — Баби отшвыривает руку еще раз. Стэп, ухмыляясь, хватает ее другой рукой. Баби сбрасывает и ее.
— Что, и этой рукой нельзя?
— Интересно, кто хуже — собака, которая за мной гналась, или козел, который меня везет?
Стэп ржет, мотает головой и разгоняется.
Баби застегивает куртку. Ну и холод! Ну и ночь! Ну и бардак! Черт бы подрал Паллину. Они летят в ночи. Наконец, живые и невредимые, подкатывают к ее дому. Стэп останавливается перед шлагбаумом. Баби поворачивается к Фьоре, машет ему. Привратник, узнав ее, поднимает шлагбаум. Стэп проезжает, не дожидаясь, пока шлагбаум полностью поднимется. Фьоре не сводит глаз с красивых, но замерзших ног Баби, высовывающихся из-под куртки. Ну ничего себе. В его время девушки не позволяли себе ходить в таких мини-юбках. Баби видит, что створка гаража опущена. Она слезает с мотоцикла. Пытается прикрыться курткой, но ничего не выходит — все равно виден край трусиков.
— Спасибо. Куртку я тебе сброшу из окна.
Стэп пялится на ее ноги. Баби съеживается.
Так куртка прикрывает чуть больше, но все равно не слишком много. Стэп усмехается.
— Может, еще увидимся. У тебя к этому неплохие предпосылки.
— Ну и кобель же ты.
— Пожалуй, я с тобой согласен. Заеду за тобой завтра вечером.
— Не выйдет. Я не вынесу еще один такой вечер.
— Как, тебе не понравилось?
— Ужасно понравилось! Меня очень прет быть «ромашкой», а потом убегать от полиции, спрыгивать с мотоцикла на ходу посреди какой-то деревни, удирать от злобной собаки и вляпаться в навоз. Поплескаться в нем чуть-чуть и прибыть домой в одном белье.
— И в моей куртке.
— Ах да, совсем забыла.
— И еще кое-что забыла.
— Что?
— Что все это ты делала со мной.
Баби смотрит на него. Ну и перец. Улыбка у него красивая. Жаль, что сам он такой противный. В смысле характера. По части внешности придраться не к чему. Совсем. Она решает улыбнуться ему. И это выходит почти само собой.
— Да, ты прав. Ну, пока.
Баби поворачивается. Стэп берет ее за руку. На этот раз нежно. Баби слегка противится, но потом все же покоряется. Стэп притягивает ее к себе, поближе к мотоциклу. Изучает взглядом. Ее длинные волосы растрепались, ветер отнес их назад. Светлая кожа покрылась мурашками. Глаза смотрят напряженно, но не зло. Она красива. Стэп запускает ей руку под куртку. Баби испуганно распахивает глаза от наплыва чувств. Ощущает, как его почему-то теплая рука продвигается все выше. Вдоль спины вверх. Останавливается у застежки бюстгальтера. Баби живо протягивает руку за спину, кладет ладонь поверх его ладони в попытке остановить.
Стэп смеется:
— А ты неплохая «ромашка». Смелая, даже очень. Ты меня и правда не боишься. Ну так что, донесешь на меня?
Баби кивает, прошептав «да».
— Правда?
Баби подтверждает это кивком. Стэп несколько раз нежно целует ее в шею.
— Клянешься?
И снова Баби кивает и закрывает глаза. Стэп продолжает ее целовать. Забирается выше, касается прохладных щек, замерзших ушей. Теплое, возбуждающее дуновение отзывается дрожью ниже. Стэп приближается к розовому краю губ. Баби прерывисто вздыхает. Приоткрывает губы, готовая принять его поцелуи. И тут Стэп останавливается. Баби секунду стоит так же, с открытым ртом и мечтательно прикрытыми глазами. Затем открывает глаза. Стэп стоит перед нею, скрестив руки на груди. Улыбается. Качает головой.
— Ах, Баби, Баби. Так не пойдет. Я же козел, животное, зверь и насильник. Говоришь-говоришь, а потом сдаешься... и позволяешь себя даже целовать. Видишь? Ты нелогична.
