Иосиф Гольман - Счастье бывает разным
— Какой же он огромный! — восхитился Чистов.
— Это так кажется, — охладила Татьяна. — Он не выше голубого. А что крепкий — так, слава богу, сухих кормов в жизни не знал, все на натуралке.
Марина ничего не сказала, но видно было, что восхищена.
— Сколько ж у вас денег уходит на мясо? — изумился Владимир.
Вопрос был воспринят неправильно.
— Если хотите сэкономить, то лучше не на моих щенках, — ответила Татьяна.
Сказано было на грани грубости. А может, и за гранью. Но обижаться почему-то не хотелось. Может, потому, что очень понравились собаки. И потому, что был понятен гигантский труд, стоящий за этими красавцами.
— А они не опасны для других людей? — спросил Чистов.
— Если обучены, как мои, то не опасны. А если невоспитанны, то любая дворняга порвать может. Особенно когда в стае.
— А как он отличит, когда надо защищать, а когда еще рано?
— Отличит, — уверила хозяйка. — К тому же он не только защищает. Он в прошлом году девочку семилетнюю из пруда вытащил. Зимой.
— Из проруби? — ужаснулся Чистов, в котором на секунду проснулся безумный папаша.
— Да, — подтвердила Татьяна. — А сам в гипсе был.
— Как в гипсе?
— Прыгнул неудачно, лапу сломал. В Москве эндопротез ставить отказались, пришлось в Питер ехать.
— А его — на руках? — поразился Владимир.
— Куда же деваться? Пока на лапу становиться не разрешили — таскали на руках.
Татьяна вышла на минуту за документами, и Чистов тихо спросил Марину:
— Ну как?
— Здесь на собаках точно не зарабатывают, — улыбнулась Марина.
— А собаки как? — не терпелось Чистову.
— Да вы сами все видите, — ответила его консультант.
А тем временем Татьяна вернулась с метриками и свидетельствами.
— Вы точно решили брать собаку? — спросила она. — Вы понимаете, что это не игрушка?
— Без щенка не уедем, — весело ответил Чистов, уже разобравшийся в психологических сложностях Татьяниного поведения.
Та вновь сердито поджала губы.
«Да ей просто жаль расставаться со щенками», — улыбнулся про себя Чистов. Но в данном случае хозяйке нечего опасаться: покупатели точно будут любить своего пса. Он передержал на руках всех четверых. Все черные, теплые, с удивительно мягкой шерсткой и толстенными лапами. У двоих мордочка чуть длиннее, у двоих — короче.
Если бы не бирки на ошейниках, их было бы легко спутать. Но только пока они на руках. На воле каждый демонстрировал свой характер: кто-то озорничал и наскакивал на братьев, кто-то держал нейтралитет, а один вообще норовил вздремнуть, даже на руках у Чистова.
— А их было пять в помете? — спросила Марина.
— Шесть, — после странной паузы ответила Татьяна.
— Шестого продали?
— Нет.
— А что с ним?
— Ничего. Он не продается.
— Почему?
— Прикус неправильный. Буду убирать дефект.
— А можно на него посмотреть? — вдруг неожиданно для себя попросил Чистов. И в самом деле, зачем ему шестой с дефектом, если пятеро — нормальных?
В глазах Татьяны читалась прямо-таки борьба. Наконец решилась.
— Ладно, покажу.
Сходила в большой дом, принесла на руках черное чудо, ничем не отличающееся от первых двух братьев: мощнейшие грудь и лапы, купированные, уже поджившие уши и хвост.
И хитрющие, веселющие глаза.
Чистов взял его на руки, тот немедленно попробовал на зуб его нос.
— Но-но, парень, — предупредил Владимир. В его доме будет только один хозяин. Правда, и собака только одна.
«Парень» сразу все понял, переключился на чистовские пальцы.
Потом по просьбе Марины его спустили на пол посмотреть в движении.
Это было лишнее — Чистов уже принял решение, невзирая ни на какие прикусы, но смотреть на шустрого щенка было приятно. Тот тут же навел порядок в стае, и тихое до того помещение огласилось щенячьими воплями и криками.
Потом герой дня лихо подлетел к Чистову и, преданно глядя ему в глаза, слегка присев, написал на его ботинок.
— Все, берем, — сказал Чистов.
Татьяна явно колебалась.
— Назовите цену, я заплачу, — настаивал покупатель.
— Он так похож на дедушку… — Она чуть не плакала.
— Ну вот, у вас останется дедушка, у меня — внук.
— Дедушку сбила машина, — выдохнула Татьяна.
— Соболезную, — искренне сказал Чистов.
Татьяна, конечно, была чуть сумасшедшая. Но Чистову всегда нравились такие сумасшедшие.
— А у вас есть условия его содержать? — спросила она. Впрочем, это была последняя — и слабая к тому же — попытка не отдать пса.
Уже в машине, выслушав от Татьяны кучу наставлений и получив даже письменные инструкции, Чистов спросил Марину:
— А как мы будем лечить ему прикус?
Она засмеялась в ответ:
— У него правильный прикус.
И как же он сам этого не понял!
Кое-что из не высказанного вслух Марина Ли Джу, официальная жена Басаргина. Город МоскваПапа всегда мне напоминал: «Помни, дочка, у сильного человека в душе — пламень, на лице — лед».
Думаю, я его не подвела.
Когда Иван сообщил мне, что жить теперь будет с этой министерской чиновницей, я лишь улыбнулась в ответ — как скажешь, милый.
А что я могла еще ответить? Он ведь и в самом деле просто сообщил о своем решении. Предоставив мне уже без него принимать свое.
Нет, конечно, можно было разбить что-нибудь из коллекционного фарфора и сказать: ни за что!
И что дальше?
Иван ведь все равно сделает по-своему, а я навсегда потеряю возможность его вернуть. Еще хуже было бы давить на логику и папины ресурсы. Результат был бы тот же, что и в первом варианте, только быстрее.
Так что выступила я хоть и незачетно, как говорит нынешняя молодежь, но, пожалуй, единственно верно. Разумеется, это не значит, что я удержу Басаргина, но это значит, что — попытаюсь.
Поплакала я уже дома, оставшись в одиночестве. Никогда так еще не плакала, аж до икоты. Выходила из непотребного состояния, сама себе надавав ладонями по щекам. Было и больно, и — одновременно — успокоительно: безусловные рефлексы всегда сильнее условных.
Придя в себя, почувствовала то, что сопровождает меня теперь постоянно: гнетущее ощущение беды. Нет, не постоянно, конечно. Отвлекаюсь на вкусную еду — опять безусловные рефлексы. На разговоры с умными людьми. На решение каких-то бытовых проблем. Но стоит остаться без забот — как вот оно. Особенно это неприятно ощущать по утрам. Я и с Иваном привыкла просыпаться в одиночестве — он слишком редко ночевал дома, да и само слово «дом» было для нас понятием условным. Но раньше его утреннее отсутствие означало лишь то, что наша встреча обязательно состоится.