Кристофер Мур - Самый глупый ангел
— Она и есть бисквитик, — ответил Тео и тут же: — Послушайте…
— Да нет, все в порядке, — заверил его Так. — Вы были счастливый человек.
Из-за спины высунулся Гейб Фентон и пожал Тео другое предплечье.
— Это правда, — сказал он. — Когда Молли не слетает с катушек, она и впрямь бисквитик. Хотя на самом деле, даже когда…
— Эй, хватит называть мою жену бисквитиком! Я даже не знаю, что это значит.
— Так мы говорили на островах, — объяснил Такер. — Я всего лишь в том смысле, что вам нечего стыдиться. Вы же долго были вместе. Ведь нельзя ожидать, что здравый смысл к ней больше не вернется. Поскольку время от времени, Тео, и Голова-Ластик сходится с феей Динь-Динь, а «Выкидной Нож» Карл женится на Ларе Крофт. Такие штуки и вселяют в нас надежду, только рассчитывать на это нельзя. И ставить на такое не стоит. Парни, как мы, навсегда остаются одиночками, если только у кого-нибудь из женщин не проснется тяга к саморазрушению. Разве не так, профессор?
— Истинная правда, — подтвердил Гейб и даже возложил ладонь на воображаемую Библию. Тео метнул в него свирепый взгляд.
— Всякая женщина умнеет со временем, — продолжал Так.
— Это она перестает принимать медикаменты.
— Можно по-всякому назвать, — не унимался Такер. — Я лишь к тому, что сейчас Рождество, и вы должны спасибо сказать уже за то, что удалось кого-то одурачить и этот кто-то в вас влюбился.
— Я сейчас ей позвоню, — сказал Тео, выудил сотовый телефон из кармана полицейской рубашки и нажал кнопку автонабора, запрограммированного на дом.
— А Вэл в жемчужных сережках? — спросил Гейб. — Их я покупал.
— Гвоздики с брильянтами, — ответил Так, обернувшись и проверив.
— Ч-черт.
— Гляньте, а Лена — в колпаке Санты, а? У этой женщины талант к мишуре, вы же меня понимаете?
— Ни в малейшей степени, — ответил Гейб.
— Вообще-то я и сам не понял. Просто звучит извращенно, — сказал Так.
Тео захлопнул телефон.
— Я вас обоих ненавижу, парни.
— Не стоит, — сказал Так.
— Нет связи? — спросил Гейб.
— Пойду проверю, работает ли рация в машине.
Дождь заливал все кладбище за церковью, и покойникам пришлось вытаскивать друг друга из жидкой грязи.
— В кино это выглядело полегче, — произнес Джимми Антальво, стоя по пояс в луже. Ему помогали выбраться Марти Поутру и новый мужик в красном костюме. Джимми немного шепелявил и причмокивал — мешали грязь и структура лица, состоявшая преимущественно из воска и проволоки гримера похоронной конторы. — Я думал, так и не выберусь из этого гроба.
— Парнишка, да ты просто красавчик по сравнению с той парочкой, которую мы только что выволокли, — сказал Марти Поутру, кивнув на немощную и почти совсем разложившуюся горку ожившего мяса, которая некогда была электриком.
В ответ каша плоти слабо застонала.
— Кто это? — спросил Джимми. Ливень вымыл грязь у него из глаз.
— Это Алвин, — ответил Марти. — А больше мы ничего не поняли.
— Я же с ним все время разговаривал, — сказал Джимми.
— Теперь все изменилось, — вмешался парень в красном костюме. — Сейчас вы говорите по-настоящему, а не просто думаете друг другу. А у его разговорного оборудования вся гарантия истекла.
Марти, при жизни бывший человеком дородным, но после смерти значительно исхудавший, нагнулся и хорошенько ухватился за руку Джимми, зацепил его локоть своим и поднатужился, чтобы вытянуть паренька из могилы. Раздался громкий треск, и Марти рухнул спиной в грязь. Джимми Антальво замахал пустым рукавом кожаной куртки.
— Рука! Моя рука! — завопил он.
— Господи, могли бы и крепче пришить, — сказал Марти, держа его руку на весу. Та дергалась, будто приветствовала войска на параде.
— Весь этот вздор с недомертвыми — отвратителен, — изрекла школьная учительница Эстер, отступившая вбок с группой тех, кого уже откопали; по лохмотьям ее лучшего черного воскресного платья, ставшего от времени миткалевым кружевом, текли потоки воды. — Я не желаю иметь с этим ничего общего.
— Так вы не голодны? — спросил новенький. Из его бороды Санта-Клауса тоже лилась грязная вода. На поверхность он вылез первым — ему не нужно было выбираться из гроба. — Отлично, как только выдернем паренька, затолкаем тебя в дыру снова.
— Я этого не сказала, — опомнилась Эстер. — Перекусить я бы не прочь. Чего-нибудь полегче. Может, Мэвис Сэнд. У этой женщины мозгов даже на крекер наверняка не хватит.
— Значит, заткнитесь и помогайте.
Неподалеку Малькольм Каули с неодобрением наблюдал, как из могилы вытягивают какого-то недомертвого побессловеснее — из мяса у него тут и там проглядывали кости. Почивший книготорговец выжимал свой твидовый пиджак и от каждого замечания, доносившегося до него, качал головой.
— Мы вдруг все обжорами стали, а? Что ж, я всегда любил мебель «датского модерна» за функциональность, однако элегантность дизайна, поэтому, как только мы потребим мозги этих гуляк, я буду принужден разыскать один из тех мебельных бутиков, о которых только и твердят в церкви новобрачные. Сначала пир, потом «ИКЕА».
— «ИКЕА», — хором подхватили мертвые. — Сначала пир, потом «ИКЕА». Сначала пир, потом «ИКЕА».
— А можно мне съесть мозг жены констебля? — спросил Артур Таннбо. — Судя по голосу, она с перчиком…
— Сначала извлечем всех из земли, есть будем после, — распорядился новый парень: он привык командовать людьми.
— Это кто же умер и сделал вас боссом? — поинтересовалась Бесс Линдер.
— Все вы, — ответил Дейл Пирсон.
— Мужик дело говорит, — сказал Марти Поутру.
— Пока вы, мальчики, тут заканчиваете, я, пожалуй, прогуляюсь вокруг стоянки. Батюшки, да я и ходить, кажется, разучилась, — сказала Эстер, волоча за собой одну ногу так, что в грязи оставалась глубокая борозда. — Но «ИКЕА» — и впрямь восхитительное приключение после ужина.
Никто не знает толком, почему вслед за поеданием мозгов живых людей мертвые так обожают недорогую сборную мебель.
А на другом краю стоянки Теофилус Кроу был занят: дождевая вода в его ушах вытеснялась собачьими слюнями.
— Отстань, Живодер.
Тео оттолкнул здоровенного пса и нажал на тангенту полицейской рации. Он регулировал бесшумную автонастройку и усиление сигнала так и эдак, но кроме далеких бестелесных голосов из белого шума прорывались только разрозненные слова. О корпус машины грохотал дождь, и Тео пришлось положить голову на приборную доску, чтобы слышать из крохотного динамика рации хоть что-то. Живодер, само собой, воспринял это как приглашение вылизать еще немного дождевой воды из ушей констебля.
— Фу! Живодер!
Тео схватил пса за морду и сунул ее между спинками сидений. Дело не в мокрости пса и не в вони из пасти — нешуточной, кстати сказать. Дело в шуме. Живодер слишком шумел. Тео залез в бардачок и в навсегда скомканной упаковке отыскал половинку «слим-джима». Живодер сказал крохотной мясной палочке «ням» и, смакуя жирную милость, причмокнул у самого уха констебля.
Тео щелчком выключил рацию. Одна из проблем жизни в Хвойной Бухте с ее вездесущими монтерейскими соснами в том, что через несколько лет эти новогодние елки перестают быть похожими на новогодние елки и начинают выглядеть как гигантские метелки для пыли, поставленные на попа. На верхушках у них — огромные паруса хвои и шишек, ниже — длинные худощавые стволы, а еще ниже — корневые системы, плоские, как блины. Такое дерево при сильном ветре приспособлено падать, как ничто другое. Поэтому когда по всему побережью рассекает эль-ниньо и тащит за собой подобные ураганы, обесточиваются сначала мобильные и кабельные сети, затем — весь город, и наконец сдаются телефонные компании. Вся связь с внешним миром эффективно обрывается. Подобное Тео наблюдал и раньше, и ему не нравилось, чем это грозит. Еще до рассвета затопит всю Кипарисовую улицу, а к полудню жители будут перемещаться по агентствам недвижимости и художественным галереям на байдарках.
В машину что-то ударилось. Тео зажег фары, но с неба лило так сильно, а стекла так запотели от собачьего дыхания, что констебль не увидел ничего. Наверное, ветка упала. Живодер гавкнул — оглушительно в замкнутом пространстве.
Можно поехать патрулировать центр города, подумал Тео, но Мэвис закрыла «Пену дна» на Рождество, поэтому сложно себе представить, что в салун кто-нибудь попрется. Поехать домой? Проверить, как там Молли? На самом деле ее маленькая полноприводная «хонда» лучше приспособлена для езды в такую погоду, а сама она достаточно сообразительна, чтобы из дому вообще никуда не выходить. Тео пытался не воспринимать лично, что она не появилась на вечеринке. И очень старался не брать близко к сердцу слова летчика: дескать, Тео недостоин такой женщины, как она.
