Патрик Несс - Жена журавля
А сама Аманда просто продолжала любоваться этим пейзажем, и все.
За эти же несколько недель (еще до того как заметила у Аманды табличку) Рэйчел стала до странного дружелюбной.
— Не хочешь с нами пообедать? — предложила она однажды, подходя к ней и таща за собой Мэй, как заправский буксир.
У Мэй отвисла челюсть.
— Серьезно?
— Серьезно? — эхом отозвалась и Аманда.
— Девушки в офисе, — заявила Рэйчел, — должны держаться друг за дружку? Чтобы обезопасить себя от всяких глупостей?
— Так ты серьезно? — повторила Мэй.
— Серьезней некуда, — отозвалась Рэйчел. — Мы все здесь взрослые люди?
— Спасибо, — сказала Аманда. — Но у меня свои планы.
— Ну, как хочешь, — бросила Рэйчел, и они обе ушли.
Но и это было еще не все.
— Мы завтра собираемся в кино, — объявила Рэйчел в пятницу утром. — Поржем над акцентом Энн Хэтэуэй? А потом опрокинем по паре коктейлей?
Аманда взглянула на нее с подозрением:
— Это что, приглашение?
На лице Рэйчел появилась злая, с издевкой, гримаса, но тут же исчезла.
— Слушай, — сказала она. — Ну, сколько раз я должна тебе говорить, что прошу прощения?
Аманда открыла рот, потом закрыла — и открыла снова.
— Один?
— Ну, так как? Пойдешь?
— Но у меня Джей-Пи…
— Ладно, расслабься. — И Рэйчел снова ушла.
Все было странно — в каком-то смысле еще хуже, чем в период их дружбы на почве взаимной ненависти. По работе Рэйчел муштровала ее, как и всегда, но странные приглашения от нее так и сыпались, и однажды Аманда сдалась, и все трое наконец отправились обедать в недавно открытую модную бургерную.
— Думаете, это настоящий эмменталь? — спросила Аманда, поднося к глазам бургер.
— Поверить не могу! Чтобы клали такой шикарный сыр на какой-то гамбургер?
— «Шикарный»? — фыркнула Рэйчел. — Кто сказал «шикарный»?
Мэй чуть заметно смутилась:
— Кажется, я…
— Как у тебя с Уолли? — спросила Аманда, надкусывая бургер.
— Уолли — большой сосунок, — ответила Рэйчел, разрезая свою порцию надвое.
— У него — большой сосунок? — уточнила Аманда. — Или он сам такой?
Рэйчел шваркнула вилкой и ножом о столешницу — с такой силой, что вздрогнули даже за соседними столиками.
— Знаете что?! — почти заорала она. — Я, между прочим, порядочная!
Звенящая тишина повисла над их секцией ресторана. Мэй посмотрела на Аманду, потом снова на Рэйчел.
— Ну да, — сказала Мэй. — Ну, то есть ты в порядке…
— А кто говорит, что ты непорядочная? — спросила Аманда с явным интересом, хотя и не забывая откусить очередной кусок мяса.
— Я знаю, что со мной нелегко? Понятно? Но как еще по-другому? Если ты женщина и хочешь преуспеть? Да при этом и личную жизнь устроить… и не стать… не стать…
— Мымрой? — подсказала Мэй, потягивая через соломинку фисташковый милкшейк.
— Да, не стать мымрой! Вот я о чем?
— К чему ты клонишь? — поинтересовалась Аманда.
Рэйчел тяжело вздохнула, и в глазах ее вроде даже блеснули настоящие слезы.
— А ты еще не устала всех вокруг ненавидеть?
— Да с чего бы я всех ненавидела? — спросила Аманда.
— Еще как ненавидишь! — воскликнула Рэйчел. — Только и делаешь, что жалуешься на всё и на всех! Постоянно?
— Ну… — Аманда откинулась в кресле. — Не на всех…
— А кого ты любишь? Ну, скажи мне.
Рэйчел наседала на нее с такой неприкрытой яростью, что Аманда уже не столько отвечала, сколько дралась за свою жизнь.
— Я люблю своего сына так, что тоскую по нему, даже когда он сидит со мной рядом.
— О, вот и я тоже! — прониклась Мэй. — Моя дочка…
— Ребенок, — резко возразила Рэйчел, — не в счет.
— Отца люблю.
— Джорджа, — кивнула Рэйчел.
— Любила Генри.
— Серьезно? — вытаращилась Мэй.
Аманда уставилась на свой бургер, уже почти без аппетита, вспоминая тот вечер, когда Генри заехал к ней, вечер, о котором он никогда не упоминал впоследствии, когда бы ни позвонил поболтать с Джеем-Пи.
— Да. — Она подняла на них взгляд. — И даже сильнее, чем думала.
— Ну что ж, тебе повезло, — сказала Рэйчел. — У тебя, по крайней мере, кто-то есть. А я так устала ненавидеть всех, и себя, и обеих вас…
— Эй! — сказала Мэй.
— Да ладно тебе! — фыркнула Рэйчел. — Я вообще не понимаю, что здесь делаю. А вы? Не знаю даже, зачем я вам все это…
Она замолчала, и ее лицо сморщилось в безобразной, по-настоящему уродливой плаксивой гримасе. Затем она вдруг вскочила — так резко, что кресло за ней упало. Беспомощно оглянувшись на него, Рэйчел рванула из ресторана наутек. Именно наутек, подумала Аманда. Так, словно за ней гнались.
— Во дает! — сказала Мэй, поворачиваясь обратно к Аманде. — Думаешь, тебе стоит ее догнать?
— Не мне, — покачала головой Аманда. — Тебе.
Мэй признала, что так оно, видимо, и есть, сграбастала свою сумку и сгинула, не попрощавшись. А также не оплатив ни свой, ни чей-либо еще счет.
Аманда осталась одна и, прокручивая в голове их беседу, прикончила свой гамбургер. А потом — да пошло все к чертям! — и половину гамбургера Мэй.
На работе Рэйчел не только притворилась, что никакого срыва у нее не было, что неудивительно, но еще и продолжила свою кампанию по излучению вселенского дружелюбия, что несказанно поразило Аманду. И это было еще одно предупреждение, еще одна пауза, еще один повод, чтобы Аманда одумалась и перестала носить на работу свою заветную табличку.
И вот оно — происходит прямо здесь и сейчас: Рэйчел стоит перед нею, и ее глаза, точно лазеры, ощупывают наспех захлопнутый ящик стола.
— Ведь это была… — начала Рэйчел.
— Не твое собачье дело, что это было, — отрезала Аманда.
— Я еще ни одной в руках не держала.
— Не понимаю, о чем ты.
— Аманда…
— Чем я могу помочь тебе, Рэйчел?!
И тут он повторился снова, этот странный момент. Глаза Рэйчел вдруг словно вспыхнули, и она заколебалась. Затем опустила подавленный взгляд на документы в руках и медленно двинулась восвояси.
Кто ты такая, пронеслось в голове у Аманды, и что ты сделала с Рэйчел?!
Но глядя, как Рэйчел уходит прочь, опускаясь, наверное, на самое дно своего поражения, Аманда поймала себя на чувстве, определить которое ей удалось далеко не сразу. Это была жалость. Еще хуже — сопереживание. Она вдруг увидела в Рэйчел попутчика, пробирающегося через этот ужасный, враждебный ландшафт, который сама Аманда уже слишком хорошо изучила: весь этот свод правил, который существует для того, чтобы ты никогда их не выучил до конца, а значит, был обречен на вечное изгнание, сколько бы ни притворялся, что это тебе до лампочки.
При этом для Рэйчел, возможно, все было еще хуже, поскольку она действительно зубрила эти чертовы правила долгие годы, она продвинулась благодаря им, чтобы теперь — если ее срыв в ресторане не случайность — обнаружить, как они бессмысленны и пусты. Что же в таком случае должно было произойти с человеком? Если она изо всех сил пыталась подружиться с Амандой (кто бы мог подумать?) и делала это так ужасающе неуклюже, что это могло означать? Ответ на это Аманде был хорошо известен. Она действительно не любила Рэйчел — все-таки их разделяли бескрайние океаны, — однако ей удалось различить у себя в душе мостик душераздирающего сочувствия, убегающий на ту сторону.
Рэйчел была одинока. Но если Аманда знала о собственном одиночестве чуть ли не с детства, то Рэйчел, похоже, лишь теперь очнулась от спячки и впервые осознала, что всю жизнь оставалась одна.
— Рэйч? — услышала она собственный голос.
Рэйчел обернулась — глаза на мокром месте, но все еще готовая защищаться.
— Что?
Голова Аманды зависла над ящиком стола — но нет, этого она не сможет. Как ни жалко ей Рэйчел, жалости недостаточно, чтобы делиться с ней этим, не сейчас, да и вряд ли когда-либо, только не тем, что принадлежит только ей одной.
И тогда она нашла лучший выход. Зачем она это делает, Аманда не смогла бы объяснить даже самой себе, и жалела о каждом слове, срывавшемся с ее губ.
— Мой отец устраивает вечеринку, на которой познакомит всех с Кумико. Там, скорее всего, будет много ее произведений. — Она судорожно сглотнула, будто желая остановиться, но ее речь странным образом продолжилась. — Не желаешь ли заглянуть?
В одобрительной улыбке Рэйчел было много чего. Хватало там и благодарности, и радостного облегчения. Но все-таки больше всего (у Аманды упало сердце, когда она поняла это) там было торжества победительницы.
13 из 32— Ты изменился, — говорит она.
— И да, — вроде бы соглашается вулкан. — И нет.
