Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей
Мы смешались с толпой. На первый взгляд она казалась однородной, но мы скоро разобрались, что торгующие делятся на две основные группы. Одни – профессионалы – торговали в ларьках и киосках. Эти люди вели себя уверенно, охотно вступали в пререкания и заводили ссоры; здесь они верховодили. Другая группа – значительно малочисленнее – состояла из дилетантов, продававших, видимо, свой собственный скарб. Эти держались в сторонке, цену называли еле слышно, смущаясь. Они явно чувствовали себя здесь не на месте.
Вещей продавалась тьма-тьмущая, самых разных по качеству, так что даже у людей с крепкими нервами голова шла кругом, и они делали самые невероятные покупки.
Это было царство редкого случая. Толпа бурлила, клокотала, как кипящая вода в котле. Человек с деньгами моментально находил то, о чем, казалось, мечтал всю жизнь.
Я чувствовала, что у меня от возбуждения горит лицо. Мне хотелось увидеть все самое интересное, и в то же время я старалась не упустить из виду Люцину. Я боялась, что мы потеряемся в этой толкучке.
– Самые веселые фокстроты, самые грустные танго – только у меня! Налетай, разбирай. Венские вальсы, марши-мелодии на любой вкус. Вам что, барышня? Пожалуйста, в миг выбираем, в миг покупаем! – безуспешно взывал к любителям музыки обладатель хриплого пропитого голоса.
Ванны. Хрусталь. Кровати. Груды жалких старых ботинок. Газовые плиты. Перины. Фарфор. Мундиры чуть ли не всех армий мира.
– Люцина! Посмотри, какой прелестный железный фонарь! Совсем целый, исправный. Я его беру. Сколько вы за него хотите?
– Триста злотых. Просто даром. Сейчас уже нет таких кузнечных дел мастеров. Исторический фонарь.
И я решила купить фонарь. Вокруг нас тотчас же собралась кучка зевак. Любая сенсация чего-нибудь да стоит.
– Брось! Что ты с ним будешь делать? – энергично вмешалась Люцина. – Лучше в Одру выбросить триста злотых, по крайней мере не придется тащить домой железный лом. Зачем тебе такой хлам?
– Хлам? Это такой же хлам, как я ченстоховский епископ. Прекрасная вещь. Куда же вы, барышни? Подождите. Я уступлю. Ну, пусть будет сто пятьдесят злотых. Лучше уж себе в убыток, шла бы торговля.
Когда мы уже выбрались с площади, Люцина сказала:
– Фонарь и в самом деле хорош, можешь смело повесить его в передней. Будет красиво. Он мне сразу понравился, но я нарочно так сказала, потому что ты совсем не торговалась.
Мы возвращались пешком через Одру по шаткому деревянному настилу, укрепленному на уцелевших конструкциях разрушенного железного моста. Нам очень понравился другой мост, слева. К сожалению, проход по нему был закрыт – ремонт.
– На этот мост надо бы посмотреть вблизи. Да ты погляди, он же висит! Какой оригинальный!
– Завтра придем и посмотрим, мне пора домой. Надо же фонарь отнести, – ответила я. Мне уже порядком надоело тащить эту тяжесть, к тому же фонарь был такой формы, что я никак не могла удобно за него ухватиться и все время царапала себе руку.
– Подожди! Поставь фонарь. Отдохни немного, я его понесу, – предложила Люцина. Я согласилась. А Люцина, показав рукой на берег, спросила: – Какие странные белые птицы, чайки, что ли?
– Это крачки. Наверно, возвращаются к морю, – догадалась я.
– Романтичные птицы. Они напоминают, что пришла весна. Я где-то читала, что не для всех весна начинается в один и тот же день. Пожалуй, это верно. Март прошел, а я вот только сейчас поняла, что уже весна.
– Это ты хорошо сказала, – согласилась я. – Я все жалею, что ты не хочешь перебраться ко мне.
– Я же тебе объясняла. Придет время, и меня потянет обзавестись собственным домом. Я этого жду. Если же я поселюсь у тебя, боюсь, ждать придется дольше.
Я была в Свебодзицах у Виси на свадьбе. Сыграли ее на второй день пасхи; гремел оркестр, плакали матери, всех обливали водой. К сожалению, из старой гвардии никого, кроме меня, не было. Мариан перебрался в Остров. Остальные тоже разъехались кто куда.
Свадьба удалась на славу. Мне понравилось. А матери жениха и невесты меня просто растрогали – они так волновались, так хлопотали! Следили, чтобы на столах всего было вдоволь, то и дело приносили новые лакомства, разрумянившись от возбуждения, угощали гостей.
Несколько дней перед поездкой на свадьбу я ломала себе голову над тем, какой подарок мажет обрадовать невесту. Как всегда, выручила меня пани Мира.
– Купи ей воротник из чернобурки. Это мечта каждой женщины.
Чернобурка попалась отличная. Вися пришла в восторг и заявила, что лучшего подарка ей никто не сделал.
Гости разъехались за полночь. Я осталась еще на день. Утром нам с Висей, наконец, удалось поговорить без помех.
– Агата в Свебодзицах, – рассказывала Вися. – С Марианом они порвали сразу же после твоего отъезда. Я это предвидела. У нее новый поклонник, много старше ее, зато прямо набит деньгами. Он разводит скаковых лошадей и ворочает крупными суммами. Агата с шиком разъезжает на его машине. Мне Мариана жалко было, а раз она от него отцепилась – остальное не имеет значения. А тебе как живется во Вроцлаве? Обратно вернуться не хочешь? Свободных мест здесь много.
– Нет, я останусь во Вроцлаве. Пока, правда, я там не чувствую себя дома. Со Свебодзицами нет никакого сравнения, здесь жизнь была куда проще. Но я должна выдержать.
– Знаешь, я вчера попыталась прибить почтовый ящик. Мне казалось, ничего нет проще. Вбила два гвоздя, и готово. К сожалению, вместо второго гвоздя я хватила себя по пальцу, ящик висит криво. А сегодня гляжу – в нем письмо.
– Письмо! – удивилась Люцина. – И ты спокойно сидишь на месте? Чего ты ждешь? Откуда бы оно могло быть? Я б уж давным-давно прочитала, прямо на площадке. Ну и нервы у тебя!
– Мне тоже интересно, – попыталась я оправдаться, – да жаль ящик портить. Когда я поранила палец, то вернулась в квартиру и забросила куда-то ключик. Теперь никак не могу его найти.
– А на подоконнике что за ключ лежит?
– Он самый! Бегу за письмом!
Я открыла дверь и вытащила из почтового ящика зеленый конверт. Повертела его в руках, потом закрыла дверь и закричала:
– Представь себе: это от моей мамы! – Быстро разорвав конверт, я вполголоса прочитала:
– «Дорогая дочка!
Две недели назад я вернулась в Польшу. Пробыла пять дней в Ченстохове у тети Михаси и только после этого поехала в Кальварию. В Ченстохове я задержалась, потому что мне хотелось разузнать, нельзя ли нам с тобой там обосноваться. Но из этого ничего не вышло, всюду теснота.
Я была поражена, когда мама сказала мне, что уже год, как ты у нее не живешь. Я бы такого безобразия не допустила. Ты должна вернуться в Кальварию. На что это похоже, когда такая молоденькая девушка уезжает из дому невесть куда!
Надеюсь, что ты меня послушаешься. От мамы и Виктории я узнала, что ты доставила им много хлопот.
Если ты ослушаешься и немедленно не вернешься, я поверю, что ты и в самом деле упрямица, как говорит мама. Я была возмущена, когда мне рассказали, что ты здесь вытворяла. Они не знали с тобой покоя.
Да будет тебе известно, что я приехала из Львова с пустыми руками, так что в финансовом отношении мы полностью зависим от бабушки. Помни об этом. Бедные люди должны быть покорными.
Я ищу работу. Увы, даже и это нелегко.
Одумайся! Меня так расстраивает твое поведение, что я ночей не сплю. Не забывай, что у меня осталась только ты. Вместе со мной к маме приехала тетя Михася. Она тоже считает: «дикий запад» не место для девушек. Туда, наверное, съехались одни воры, бандиты и проститутки.
Погубишь ты себя. А еще говорят, что вот-вот начнется новая война. Ты там погибнешь.
Напиши скорее, когда приедешь. Тетя Михася – по словам мамы – в первые же дни войны сказала, что ты себя еще покажешь. И была права.
Мама говорит, что если ты теперь не вернешься, можешь не возвращаться совсем.
Привет тебе от хозяйки, добрая она душа, только благодаря ей я еще не сошла с ума от горя.
Обнимаю тебя и целую,
мама».
В комнате воцарилась такая тишина, что слышно было, как в ванной из неплотно завернутого крана капает вода. Первой молчание нарушила Люцина.
– Да… Твоя мама думает, что ты тут путаешься с кем попало. В этом ее убедила твоя бабка. «Дикий запад». Верно, что здесь не так тихо, как в Кальварии, что сюда понаехало много спекулянтов, жулья, всякой сволочи, но разве можно всех стричь под одну гребенку? Я понимаю, они там люди «порядочные», а мы отверженные. Ищем приключений и губим себя.
– Прошу тебя, Люцина, напишем ответ вместе. Ты не представляешь, какие они страшные люди. Бабка моя – чистая ведьма, а тетка Виктория изображает из себя оскорбленную добродетель. Они бы сожрали меня заживо, если б только могли. Одно меня расстраивает, что мама так безоговорочно верит бабке. Нужно написать спокойное, вежливое письмо, но так, чтобы бабку как следует проняло.
– Сейчас они гнушаются «диким западом», а пройдет несколько лет – попомни мои слова! – здесь яблоку негде будет упасть. Многим места не хватит. Вот увидишь. Нам в управлении рассказывали. Вроцлав станет столицей Западных земель. Уже пущены в ход огромные заводы. Здесь такой город вырастет, что куда до него Кракову…