Ференц Шанта - Пятая печать
— Да.
Она посмотрела на него:
— По-правдышнему говоришь?
— По-правдашнему! Ну, иди же ко мне…
Девочка слезла со стула и подошла, прижимая к себе мишку. Дюрица взял ее на руки.
— Все тут будут очень тебя любить!
— А ты не обманываешь?
— Как ты можешь такое говорить? Хорошие дяди никого не обманывают…
Девочка уложила мишку на стол и накрыла краем скатерти.
— Мой папа тоже был хороший, а обманул меня…
— Разве можно так говорить? Папы и мамы никогда не обманывают детей. И твой папа, конечно же, тебя не обманывал…
Девочка поправила на мишке скатерть.
— А вот и нет!.. Обманул! Всегда говорил, что очень меня любит, только для того и живет на свете, чтобы беречь меня. Говорил, что всегда будет со мной, всегда-всегда, пока я не вырасту большая, и всегда будет мне помогать, заботиться обо мне, а еще говорил, что никогда меня не оставит. И мама говорила, а теперь и ее со мной нет…
— Твои мама и папа, — сказал Дюрица, — доверили тебя мне, чтобы я о тебе заботился, пока они не вернутся. А до тех пор я буду тебе во всем помогать. Мы будем учиться, как и остальные дети. Здесь у каждого малыша есть книжки и тетрадки. Ты тоже получишь от меня карандаш, ластик, пенал, выучишься писать и читать. Я думаю, ты будешь очень хорошей ученицей…
Девочка зажмурилась и спросила:
— А сколько человеку нужно расти, чтоб его можно было убить?
Дюрица повернул малышку к себе лицом:
— Как можно задавать такой глупый вопрос?
— Сколько мне еще расти, чтоб меня тоже можно было убить?
— Ани, ты задаешь мне очень глупый вопрос!
— Почему глупый? Разве не всякого убивают, кто вырос? А может, только тех, у кого нет ружья?
Дюрица взял детское личико в ладони:
— Послушай, Ани!..
— Я не хочу, чтобы меня тоже убили. Моего мишку ведь тоже убили, а он был такой хороший, никогда никого не обижал! А почему мой папа сказал, что всегда будет со мной, а потом взял и обманул?
— Твой папа тебя не обманул! И мама тоже не обманула…
— Тогда почему же их нет со мной?
— Теперь с тобой я, и я буду о тебе заботиться. Тебе будет здесь очень хорошо, вот увидишь. Ты будешь играть в разные игры, и у тебя будет много маленьких друзей и подружек. Ты умеешь шить куклам платье?
— Да! Только у меня больше нет куклы… Нет папы, нет мамы, и мишки нет, и куклы нет… А чем людей убивают?
— Вот увидишь, какую красивую куклу я тебе подарю! И раз ты умеешь шить, то сама сошьешь ей платьице, Ева даст тебе иголку, нитку и будет помогать…
— Кто это — Ева? Мою подружку тоже звали Евой, ее у меня тоже нет… А в людей так же стреляют, как охотники в зверей, — из ружья?
— Ева уже большая девочка, — сказал Дюрица, принимаясь расшнуровывать на ней ботинки. — А мы пока что будем раздеваться, хорошо? Она уже совсем большая девочка. И о ней теперь тоже я забочусь… Но она уже такая большая, что будет тебе во многом помогать. Такие красивые платья умеет шить, вот мы вдвоем и будем учить тебя читать и писать? Правда, здорово?
— А я уже умею свое имя писать. Папа научил меня, как надо его писать…
— Вот и прекрасно! Я знал, что ты очень умная и способная девочка… Поэтому-то и хотел тебя кое о чем попросить. Хорошо? Это очень просто… — Он понизил голос и продолжал: — С этой минуты попробуй говорить так же, как и я. Так же тихо, ладно? И все время разговаривай тихо, негромко. Хорошо?
Девочка пожала плечами:
— А мне не нравится говорить тихо! Мне все всегда говорят, чтоб я тихо говорила, тихим голосом… А я хочу говорить так, чтоб всякий мог понять, что я сказала. Вот так… таким громким голосом!
Дюрица бросил взгляд на окно:
— А если бы я тебя очень попросил?
Девочка перешла на шепот, подражая Дюрице:
— …тогда никто… не… поймет… что… я… говорю.
— Как не поймет! Смотри, я же понял. Все остальные дети тоже тихо разговаривают и всегда друг друга понимают. Я ведь тебя ни о чем другом и не прошу, только чтоб негромко говорила…
Девочка задумчиво на него посмотрела. Наморщила лобик и заглянула ему в глаза:
— А почему ты хочешь, чтоб я так говорила?
— Да так — можешь сделать мне приятное?
— И тогда меня не убьют?
Дюрица сжал губы. Потом сказал:
— Да… а если будешь разговаривать громко, то злые дяди узнают, что ты здесь, придут за тобой и убьют! Ты теперь всегда будешь разговаривать тихим голосом, как я… Хорошо?
— И с мишкой тоже тихим голосом?
— И с мишкой.
Девочка расстегнула пуговички на платьишке:
— А людей убивают так же, как зверей, — прямо из ружья?
Он снял с девочки уже оба ботинка и теперь поставил ее на свой стул:
— Подожди… я принесу ночную рубашку…
Девочка стянула с себя платье:
— А они не всех убивают?
— Нет, — ответил Дюрица, — всех убить они не могут…
— Может быть, и меня тоже не смогут?
— Ну, давай посмотрим, какая у тебя ночная рубашка, — сказал Дюрица, кладя на стол портфель. В портфеле была юбка, две маленькие рубашонки, ночная сорочки и ничего больше. Это было все имущество малышки.
— Какая красивая рубашка! Подойди, я помогу тебе ее надеть. Вот увидишь, как хорошо тебе будет спать с твоим мишкой…
— А почему они убивают мишек? Ведь они еще не выросли. И почему это плохо, когда ты взрослый?
— Гоп-ля! Вот так… Платье твое положим сюда, на другой стул…
Когда девочка была уже переодета и стояла в ночной рубашке, доходившей до лодыжек, Дюрица взял ее на руки.
— Возьми с собой и мишку! — сказал он, нагибаясь вместе с девочкой, чтоб та могла дотянуться до стола, где он лежал.
— Он со мной будет спать?
— Конечно! Только ты присмотри, чтоб он всегда был хорошо укрыт…
— Ой, я не сложила как следует платье! — спохватилась девочка.
— Ничего, я сам сложу, — успокоил ее Дюрица и открыл дверь в комнату. — А уж с завтрашнего дня ты всегда будешь складывать его сама. Будешь приносить его сюда, здесь, на стульчике возле твоей кроватки, и будет его место. Ну, а теперь осторожно, чтобы нам никого не разбудить…
— Ой, сколько здесь малышей!..
— Вот увидишь, какие они славные… А это твоя кроватка!
Справа у стены пристроилась рядом с остальными кроватками узенькая раскладушка. Слева, на точно такой же раскладушке, мирно спала девочка лет десяти, положив руки поверх одеяла.
Дюрица положил малышку. Укрыл одеялом и помог пристроить на подушке мишку. Потом натянул одеяло на обоих и поцеловал девочку в лоб.
— Тебе удобно?
Малышка не ответила. Через неплотно закрытую дверь свет падал ей прямо в лицо. Щурясь, она смотрела на мужчину, как только что в кухне.
— Удобно лежать? — снова спросил Дюрица. Девочка не ответила, промолчала.
— Почему ты не отвечаешь, удобно тебе лежать или нет?
— А я и так знаю, хоть ты и не сказал, до каких лет надо дорасти, чтоб тебя убили.
— Глупая! — сказал Дюрица. — Если ты мне не веришь, я не буду тебя любить! Спи спокойно…
Хотя у него была еще куча дел, он встал, закрыл дверь и снова присел возле девочки. Пригладил на лбу волосики…
— Аника уже сладко спит…
Он продолжал гладить ее волосы. Девочка закрыла глаза. Потом со вздохом прошептала:
— О господи… господи.
Повернула голову набок, прижала к себе мишку… и вскоре Дюрица услышал ее ровное дыхание. «Спит, — подумал он, — и если не дольше, то хотя бы до утра ни о чем не будет думать».
В кухне на стене часы показывали час ночи. Дюрица сложил малышкины вещички, отнес их в комнату и положил на стул возле кроватки. Вернувшись на кухню, выдвинул ящик кухонного стола. Ящик был разделен куском картона на две части. В одной половине, аккуратно свернутые парами и скатанные в комочки лежал и черные, серые и бежевые чулки. По другую сторону от картонки лежали другие чулки, выстиранные и ожидавшие штопки. Там же лежала иголка с нитками. Дюрица вытащил их и подошел к печке. Огонь в ней уже погас. Он набросил на плечи пальто и, усевшись на низенький стульчик, разложил чулки у себя на коленях. Потом сложил их парами. Натянул один из них на штопальный грибок, продел в иголку нитку и, повернувшись к свету, ткнул иглой в чулок.
7
Вечером на следующий день — как обычно — коллега Бела вынес вино и водрузил на середину стола. Вытер руки о фартук и сел на привычное место. Ковач, столяр, спросил:
— А что с нашим дорогим Швунгом?
— Наверное, перегрузился вечером грудинкой, вот теперь желудок и лечит. А может быть, за новой грудинкой бегает, если у него вообще остались книги, которые можно загнать. Я могу еще понять, что можно раздобыть за книги мясо — коли находятся болваны, отдающие мясо за книги, — но откуда он достает столько книг, чтоб их на мясо менять, — вот это мне понять уже труднее. Где здесь торговый кругооборот? То есть, за товар — деньги, за деньги — снова товар, даже больше товару?..
