Яблоневый дворик - Даути Луиза

Добравшись до конца коридора, я прикончила свой первый бокал вина. На пороге уже почти полного актового зала мы с Гарри расстались. Несмотря на то что вечер только начался, атмосфера была раскрепощенной, гости успели выпить не по одному бокалу, отовсюду доносились смех и болтовня. Мероприятие напоминало корпоративную рождественскую вечеринку, когда все напиваются и сбрасывают привычные оковы стеснительности. Ученые расслабляются нечасто, это правда, но если уж дают себе волю, то делают это в энной степени.

Я заметила группу знакомых сотрудников из института, где когда-то работал Гай, но не стала к ним подходить, а остановилась, осматриваясь. Они начали бы расспрашивать меня, почему я без Гая — он делал доклад в Ньюкасле, — как продвигается моя работа и так далее. Мне не хотелось застревать возле них.

Я неторопливо обошла зал, по дороге избавившись от пустого бокала и обзаведясь полным, оказалась рядом со знаменитым профессором Рочестером, но его со всех сторон окружали поклонники, с одним из которых он вел глубокомысленную беседу. Я отошла, для безопасности подняв бокал повыше и боком пробираясь через толпу.

— Ивонн!

Это оказалась Фрэнсис, сотрудница лаборатории в Бофортовском институте. Она мне очень нравилась. Ей за шестьдесят, и ее уже ничем не удивишь.

Мы коротко обнялись. Наклонившись, она громко прошипела мне на ухо:

— Как ты думаешь, во сколько ему это обошлось?

Таким же громким шепотом я ответила:

— Не в одну тысячу… — В нынешних условиях декан не посмел бы использовать ни пенни университетских денег.

— Да ладно, — сказала она. — Давай пройдемся по залу, может, удастся ухватить парочку канапе.

Пока мы охотились за канапе, я прикончила еще два бокала вина. Должны же где-то быть студенты с закусками! Но ни один из них упорно не попадал в поле зрения, хотя, к нашей зависти, мы видели, как люди подносят ко рту что-то похожее на еду. После бутерброда в обеденный перерыв я ничего не ела, голова уже кружилась, но, черт возьми, похоже, что и все остальные поставили себе целью наклюкаться. Вот так вечеринка! В крайнем случае вернусь домой на такси, выброшу сорок фунтов, решила я. На завтрашнее утро не намечалось ничего срочного, так что я без сожаления приготовилась расстаться с внушительной суммой денег ради возможности как следует повеселиться.

— Ты слышала? Потом будут танцы… — перекрикивая толпу, сказала Фрэнсис.

Мы обходили группу шведских бактериологов, на повышенных тонах обсуждавших эксперимент Мезельсона-Сталя. Эксперимент был поставлен в 1958 году, но споры вокруг него до сих пор не утихают. Возможно, мелькнуло у меня, среди них тот самый тип, с которым я пару лет назад вела короткую, но острую дискуссию на страницах журнала «Нейчур».

— Шутишь?.. — изумилась я, но Фрэнсис меня не услышала. Мои слова потонули в визге усилителей.

Скривившись, мы отошли подальше. Раздалось громкое «тук-тук»: кто-то на возвышении постучал по микрофону. Боже мой, речи, подумала я, осушая бокал и спеша, пока не началась торжественная часть, раздобыть следующий. Декан редко обходится одним словом там, где можно использовать двадцать восемь.

* * *

После десяти вечера все заволокло туманом. Надо позвонить Гаю, бросив взгляд на часы, подумала я, сказать, что задерживаюсь, но потом вспомнила, что он в Ньюкасле. В приглашении было сказано «до полуночи», и вначале я не собиралась оставаться до конца, однако теперь дело шло к тому, что я уйду последней. Я чувствовала себя пьяной — слишком пьяной, чтобы пить дальше, и слишком пьяной, чтобы остановиться. Сто лет я так не напивалась. Вечность. Братаясь с коллегами-учеными, я где-то по пути потеряла Фрэнсис, умудрилась перекинуться несколькими словами с Эли Рочестером, который, к моему удивлению, вспомнил нашу шестилетней давности встречу в Чикаго на симпозиуме по биоинформатике. Тут мне втемяшилось в голову, что каблуки у меня гораздо выше, чем я привыкла, и мне надо немедленно выйти на воздух. С бокалом вина. Прямо сейчас.

Через высокие окна в конце зала я выглянула во внутренний двор. Он был полон курильщиков. Я стояла и думала о том, чтобы к ним присоединиться, как вдруг кто-то взял меня сзади за локоть. Обернувшись, я увидела улыбающегося Джорджа Крэддока.

— О, привет, — обрадовалась я, увидев знакомое лицо. — А Сандра здесь? — Почему-то я решила, что они должны быть вдвоем, может, просто потому, что вместе работают.

— Она уже ушла, — ответил Джордж. Рукой с бокалом он сделал движение в сторону окна. — Я уже давно вас заметил, но не мог добраться. Выйдем подышать?

Больше всего на свете мне хотелось сесть.

— Отличная идея, — сказала я и пошла впереди.

Выйдя во двор, мы присели на невысокий кирпичный забор. Джордж был в дизайнерской рубашке с длинными рукавами из ткани в мелкий цветочек. Рубашка ему шла. В руке он держал пачку сигарет. Достав одну, он протянул ее мне, и я, пьяная идиотка, тупо поднесла ее к губам и наклонилась к зажигалке, которую он поднес к моему лицу. Вспыхнуло пламя. Я затянулась и отпрянула, пока огонь не опалил брови. И, разумеется, зашлась в приступе кашля.

— Я знал, что вы тайная курильщица! — заявил Джордж.

Усмехнувшись, я покачала головой.

— Нет, честное слово!

— Не «нет», а «да», — продолжал он. Вы одна из тех, кто думает, что раком заболевают не от курения, а от чтения газет, где об этом пишут.

Безусловно, Джордж становится гораздо остроумнее, когда немного выпьет, подумала я.

— Господи, до чего ужасны все эти речи… — вздохнул он.

Мы дружно осудили администрацию университета и тех, кто ее субсидирует, начиная с декана и заканчивая нынешним министром образования.

Мне всегда казалось, что Джордж придерживается скорее консервативных взглядов, поэтому меня удивило, что он разделяет мою точку зрения на проблемы финансирования образования.

Но сколько бы преподаватели ни стонали, следует признать, что наука все-таки финансируется гораздо лучше искусства. Взять хоть моих детей. Насколько легче дочери строить карьеру, чем сыну. Мы обсудили декана и пришли к единому мнению, что, меняя сферу деятельности, он, по-видимому, находится в плену романтических иллюзий. Да, денег в мире бизнеса вращается намного больше, но он намного жестче. Денежные воротилы требуют конкретного результата.

Мы долго там просидели. Я была без пальто, но холода не чувствовала. В какой-то момент к нам прибилась еще одна компания, мы немного поболтали, потом они исчезли. На улице вино не разносили. Джордж несколько раз уходил и возвращался с полными бокалами.

Внутри здания приглушили свет, послышалась музыка. Но даже в полумраке было видно, как отрываются шведские бактериологи. Когда Джордж в очередной раз отправился за вином, ко мне подошла Фрэнсис:

— Дорогая, я отчаливаю. До чего же я нализалась…

— Я тоже скоро пойду, — сказала я.

— Увидимся на будущей неделе, — сказала она. — Не останешься потанцевать?

— Ни в коем случае.

Вернулся Джордж и протянул мне бокал. Я, немного пошатываясь, встала и сказала:

— По-моему, мне уже хватит.

— Вероятно, вы правы, — согласился он. — Пойдемте? Провожу вас до метро.

— Да, конечно… — согласилась я, открывая сумочку и понимая, что шансы найти номерок на пальто равны нулю.

Дальше в моей памяти сплошные белые пятна. Помню, как мы шли по коридору. Помню, как боролась с вешалкой, снимая с нее пальто. Помню, как Джордж держал мою сумку, как я надела пальто, но застегивать его не стала. Помню, как стучали мои каблуки, когда мы пересекали холл, и как Джордж сказал:

— Мне надо забежать в кабинет за портфелем.

Помню, как я стояла в лифте, прислонившись к стене и закрыв глаза.

Потом мы с Джорджем шли по темному коридору. «Доусон-комплекс» выстроили в шестидесятых. Над его высоким первым этажом располагается муравейник небольших и плохо освещенных кабинетов. В какой-то момент я споткнулась, и Джордж поддержал меня за руку.