Чарльз Буковски - Макулатура
— Это омерзительно! Больше никогда так не делай! Я повернулся и посмотрел на Дежа.
— У него здесь есть комната?
— Да.
Я посмотрел на Берни.
— А теперь ступай в свою комнату и сиди там, пока не скажу тебе выйти!
Берни кивнул.
— Ну пошел, — приказал я.
Он встал на ноги и поплелся прочь, свернул за угол. Вскоре я услышал, как закрылась дверь. Дежа потушила сигару. Она уже не улыбалась.
— Так, малышка, — сказал я, — продолжим с того места, где мы остановились.
— Не хочу.
— Что? Почему? Твой язык уже был у меня в пищеводе.
— Я тебя боюсь, ты жестокий.
— Он же сказал, что убьет тебя, ты не слышала?
— Может, он просто так сказал.
— «Может» — слабая карта, когда на кону любовь и пистолеты. Дежа вздохнула.
— Я беспокоюсь за Берни. Он сидит там совсем один.
— Что, у него нет телевизора? Кроссвордов? Комиксов?
— Прошу вас, мистер Билейн, уйдите!
— Малышка, я должен докопаться до этого Красного Воробья.
— Не сегодня… не сегодня.
— А когда?
— Завтра вечером. В то же время.
— Отправь Берни в кино или еще куда-нибудь.
— Хорошо.
Я схватил мой стакан, прикончил его. Она сидела на кушетке, уставясь на ковер; я закрыл за собой дверь, прошел по коридору, вышел из подъезда и направился к моей машине. Влез, запустил мотор. Посидел, пока он прогревался. Стояла теплая лунная ночь. И у меня все еще стоял.
42
Я поехал к бару, где у меня еще не было ссор, — к Блинки. На первый взгляд место приятное: много кожаных сидений, дураков, полутьма, дым. Приятная мертвоватая атмосфера. Я нашел свободный отсек, сел. Появилась официантка в каком-то дурацком пляжном наряде — шорты с рубашкой. Грудь подперта ватой. Она улыбнулась жуткой улыбкой, оскалив золотой зуб. Ее глаза показывали ноль.
— Что будем пить, дорогой? — проскрипела она.
— Две бутылки пива. Без стакана.
— Две бутылки, дорогой?
— Да.
— Какого?
— Какого-нибудь китайского.
— Китайского?
— Две бутылки китайского пива. Без стакана.
— Можно у тебя спросить?
— Да.
— Ты оба пива выпьешь?
— Надеюсь.
— Тогда почему тебе не выпить одно, потом заказать другое? Холодненькое будет.
— Я так хочу. Наверно, есть причина.
— Когда найдешь причину, золотко, скажи мне…
— А зачем тебе говорить? Может, я хочу держать ее про себя.
— Сэр, вы знаете, мы не обязаны вас обслуживать. Мы сохраняем за собой право отказать в обслуживании кому угодно.
— Говоришь, ты не будешь обслуживать меня, потому что я заказываю два китайских пива и не говорю почему?
— Я не сказала, что мы вас не обслужим. Я сказала, мы сохраним за собой такое право.
— Слушай, причина — безопасность, подсознательная потребность в безопасности. У меня было тяжелое детство. Две бутылки разом заполняют вакуум, нуждающийся в заполнении. Возможно. Я не уверен.
— Я тебе вот что скажу, дорогой. Тебе нужен психиатр.
— Хорошо. Но пока его нет, могу я получить две бутылки китайского пива?
Подошел крупный мужик в грязном белом фартуке.
— Что за базар, Бетти?
— Он хочет две бутылки китайского пива. Без стакана.
— Бетти, может, он ждет друга.
— Блинки, у него нет друга.
Блинки посмотрел на меня. Очередной толстый мужик. Нет, он был как два толстых мужика.
— У тебя нет друга? — спросил он меня.
— Нет, — сказал я.
— Тогда зачем тебе две бутылки китайского пива?
— Я хочу их выпить.
— Так почему не закажешь одну — выпьешь ее, закажешь другую?
— Нет, я хочу так.
— Никогда о таком не слышал, — сказал Блинки.
— Почему мне нельзя? Это противозаконно?
— Нет, просто странно, больше ничего.
— Я сказала ему, что ему нужно к психиатру, — вмешалась Бетти. Они оба стояли и смотрели на меня. Я вынул сигару и закурил.
— Эта штука воняет, — сказал Блинки.
— Твои экскременты тоже, — сказал я.
— Что?
— Подай мне, — сказал я, — три бутылки китайского пива. Без стакана.
— Это психопат, — сказал Блинки.
Я посмотрел на него и рассмеялся. Потом сказал:
— Больше со мной не разговаривай. И ничего, ничего не делай такого, что могло бы меня раздражить. Иначе я размажу твои губы по всей твоей гнусной харе, дружок.
Блинки замер. Он глядел на меня так, как будто ему вдруг понадобилось опорожнить кишечник.
Бетти стояла рядом.
Прошла минута. Потом Бетти сказала:
— Что мне делать, Блинки?
— Подай ему три бутылки китайского пива. Без стакана. Бетти ушла за пивом.
— А ты, — сказал я Блинки, — садись-ка напротив меня. Будешь смотреть, как я пью три бутылки китайского пива.
— Сейчас. — Он протиснулся за мой столик и сел. Он потел. Все три его подбородка дрожали.
— Блинки, — спросил я, — ты видел Красного Воробья? Или нет?
— Красного Воробья?
— Да, Красного Воробья.
— Я его не видел, — сказал Блинки. Бетти принесла китайское пиво. Наконец.
43
На следующий вечер я стоял перед ее домом. Туфли у меня были начищены, и я успел принять всего три или четыре пива. Шел мелкий, немного зловещий дождь. «Бог сикает», — говорили мы в детстве, когда шел дождь. Я ощущал усталость и в теле, и в мыслях. Мне надоела эта игра. Хотелось на покой. Куда-нибудь вроде Лас-Вегаса. Бродить между игорных столов с умным видом. Смотреть, как дураки просаживают состояния. Вот что такое в моем представлении веселье. Расслабляться при ярком свете, когда могила раскрывает для тебя зев. Но черт возьми, у меня не было денег. И надо было найти Красного Воробья. Я нажал кнопку в квартиру 9. Подождал. Снова нажал. Ничего. Ой-ой-ой. Ой-ой-ой. Мне даже думать об этом не хотелось. Неужели смылись? Дежа и этот поганец. Надо было прижать их вчера. Неужели я дал им ускользнуть?
Одной рукой я зажег сигару, а другой нажал на фомку. Дверь отворилась, и я вступил в коридор. Дошел до номера 9. Прижал ухо к двери. Тишина. Даже мышь не шуршит. Ой-ой. Черт возьми. Я подковырнул дверь и вошел. Прошел прямо в спальню, открыл шкаф. Пусто. Одежда исчезла. Ничего, кроме голых вешалок. Какое жуткое зрелище! Моя первая ниточка к Красному Воробью превратилась в 32 пустых вешалки. Потерял след. Как сыщик я дурак. Мелькнула мысль о самоубийстве, я ее отогнал, залез в карман, достал бутылку водки, врезал, выплюнул сигару.
Потом я повернулся, вышел из квартиры в коридор и по коридору дошел до нужной двери. На ней значилось:
