Александр Покровский - Бортовой журнал 2
Сашка ловил рыбу для этой цапли целыми днями. Остальных людей она близко к себе не подпускала, а с ним стояла бок о бок. Вместе они напряженно смотрели через воду на рыбу и на бутылку.
А потом прилетела еще одна цапля. Как только наша цапля увидела пришелицу, с ней случилась истерика. Она с диким криком стала носиться по берегу, по воде, по воздуху за этой незваной гостьей. Она вопила, орала, задыхалась от бешенства.
И всем было понятно, что она орала: «Мне здесь принадлежит все! И земля, и песок, и вода, и люди вокруг! Пошла вон отсюда!»
Особенно она защищала Сашку.
Она прогнала эту новую цаплю.
На следующий день они с Сашкой – бок о бок – уже напряженно смотрели в воду маленькой лагуны, на дне которой покоилась пластиковая бутылка.
* * *Нет, нет, диоксины никто не отменял. Они появляются в воздухе при гниении пластиковой упаковки. «Ди» – означает два, а «окси» – это кислород. То есть еще в мусорном ящике, на солнышке, происходит разложение пластика. Особенно если его мешают с пищевыми отходами. Они гниют быстро, и пластик начинает окисляться, в том числе и от взаимодействия с продуктами их гниения.
А если мусорный ящик поджечь, то в воздух будет поступать полихлорбифинил.
Кроме того, с дождичком в почву начинают поступать и соли тяжелых металлов, а они-то в нашем мусоре есть всегда.
Потом почва подсыхает, образуется пыль, и уже эта пыль, содержащая эти соли, поступает в легкие. Причем токсичные вещества могут годами находиться в местах складирования бытовых отходов в неизменном состоянии.
А еще они уносятся за десятки километров ветром, перемещаются с подземными водами.
А потом их едят коровы вместе с травой, и они попадают в молоко или масло. Они отлично растворяются в жирах, в том числе и в подкожном жире человека. Там они и ждут своего часа.
И никто не застрахован (не носят же противогазы двадцать четыре часа в сутки). Ни Законодательное Собрание, ни Смольный, и Кремль не застрахован, и Охотный ряд.
Так что думайте, господа. Вы заняты нашим огромным экономическим развитием, а помрете-то вы все от гниющего мусора.
* * *– Что это?
Сашка приготовил мясо. Я его купил, а он, пока нас с работы ждал, его приготовил. Раньше Сашка консультировался с тетей Ниной насчет готовки – все звонил ей по телефону – а теперь не с кем ему консультироваться, нет с нами тети Нины, вот он и изобретает сам. Мясо пересушил – оно как подошва.
Ната на него набрасывается с порога:
– Что это? Зачем? Лучше б ты учился! А плита в каком состоянии? Грязь везде! Кто же кладет столько масла? Все же горит! В воде надо сначала отварить немного!
Сашка слушает – глаза в пол, потом говорит: «На хер!» – и убегает к себе в комнату. Я воспламеняюсь немедленно:
– Зачем это, Ната? Зачем это все? Не умеешь разговаривать – не говори! По-другому нельзя сказать? А? Зачем мне твоя еда? Зачем все?..
Ната идет за Сашкой, и вот они уже через какое-то время возвращаются. Все извинились, Сашка простил, уже: «Сыночка, давай добавим воды, а потом – лука», уже все сели: «А вкусно, правда?»
Я погладил Саньку по голове – маленький он еще у нас:
– Это ты у тети Нины все спрашивал, и она тебе говорила, как готовить? Так, Санька? Он кивает.
– Ну ничего, ничего. Нет теперь тети Нины. Теперь будем привыкать все делать сами. Да, Саня?
Он опять кивает.
Все успокаиваются, ужин, хорошо, тепло…
* * *– Раз! Два! Осторожно! Ты когда ногу ставишь, то смотри, чтоб не зацепилась! – это мы с дедом гуляем. После инсульта левую ногу он волочет, да и левая рука плохо восстанавливается.
– Ты, дядя Саша, руку-то тоже поднимай!
– А я поднимаю.
Рука у деда идет только до плеча, выше – он уже кривится. Ну ничего, он упорный. Вон как бежит – не удержать.
– Ты под ноги-то смотри!
Теперь каждая выбоина на дороге для него серьезное препятствие. Дед ее перескакивает.
– Осторожно!
Куда там осторожно – уже перескочил. Ну дед! Он ходит дома, а потом отжимается, упираясь в подоконник. Как-то он лег и хотел отжаться на руках от пола, да так и не встал. Лежал и плакал. Потом кое-как поднялся. Теперь – только от подоконника.
Дед хочет удрать на работу.
– Я пошел в сберкассу, но мне проездной не дали. Говорят: давай паспорт.
А паспорт у него Ната отобрала, чтоб он на работу не улизнул.
– Дед, а зачем тебе на работу?
– Надо посмотреть, как там, а то Васька все мои инструменты утащит.
Васька – это его напарник. Дед его все время в воровстве подозревает.
– Только оставишь – уже утащил!
– Ты же одной рукой не сможешь за станком.
– Как не сможешь? Сможешь!
Врач сказала деду, что он теперь всю жизнь будет ногу волочить. Что у нас за врачи? Почему так? Дед теперь это все время вспоминает.
– Врачиха сказала, что я теперь все! Не буду ходить!
– Дура она, твоя врачиха! Ты уже вон как ходишь! Ты только под ноги смотри! А то несешься, не разбирая дороги!
– Приду и посмотрю, как там!
Это дед все о работе. Столько лет работал, теперь вот никак. Тяжко ему.
– А давай я тебе куплю станок. Будешь точить чего-нибудь.
Дед улыбается. Ему нравится эта идея.
– Все равно надо пойти посмотреть.
– Ты же не сможешь за станком стоять!
– А я сяду. Там они все сидят. Пять минут работают – полчаса чай пьют. Я так тоже смогу. Раньше я работал, а они чай пили. Теперь и я так буду.
На втором круге дед устает.
– Поясница болит.
– Тогда пойдем домой.
Дома Ната перебирала вещи, оставшиеся после тети Нины.
Мы вошли возбужденные с прогулки. Дед сразу стал рассказывать ей про станок.
Потом все утихли по углам, и вдруг я слышу рыдания. Ната рыдает над вещами тещи. Уже скоро год как тети Нины нет, а вот прихватывает иногда. Я обнял ее и сказал:
– Тише, тише. Ну чего ты? Ну ладно, ладно… Еще дед услышит. Ну ничего, ничего… Пройдет. Сейчас пройдет. Отпустит. Все пройдет. Тихо. Не надо. Ты же не одна, у тебя я есть…
* * *У нас на крыше живут три вороны. Две – полные дуры, а одна умная. Первая из дур все время хочет сесть на телевизионный провод от антенны. Она на него садится и тут же падает, висит какое-то время вниз головой, уцепившись за него лапами, и хлопает крыльями. Это ей не помогает, и она шлепается на крышу, потом она думает полминуты и опять вспрыгивает на провод – прыг! – и опять повисла.
Другая дура все время пытается развязать какой-то узел на этой антенне.
Третья, умная ворона, на них даже не смотрит, но по ее команде: «Карррр!» – они срываются с места и улетают.
* * *Люблю я русские народные сказки. Работает там только Серый Волк, а Иван Царевич – это полный идиот. Даже Сивка-Бурка гораздо умнее его. Ему говорят: не трогай клетки, так он обязательно тронет. Ему говорят: не целуй спящую царевну – он ее целует, та просыпается, и начинается тарарам. А потом Серый Волк идет к царю Берендею и все за этого придурка улаживает, после чего царь Берендей дает ему молодильных яблок.
А Василиса Прекрасная там просто для мебели – ее в ходе сказки куда-то все время передвигают.
* * *Трудно видеть, как стареют друзья. Они прежде всего перестают умнеть. Это все равно как видеть, что рядом с тобой взрослеет твоя любимая собака.
А потом она дряхлеет, и ты уже ничего не можешь сделать.
* * *Видел сон, как мы с Натой едем в Мадрид. Мы бежим по бесконечным переходам к поезду. Почему-то надо бежать, а я тащу огромный чемодан. Потом Ната убегает вперед, а ее место рядом со мной занимает какой-то мужик, который непрерывно говорит, и я понимаю, что я опаздываю на поезд. Значит, надо ехать на такси и догонять.
«На Мадрид! На Мадрид!» – бьется у меня в голове.
Я проснулся совершенно счастливым.
* * *Мы во французском Диснейленде. Сашка, Ната и я. Там много чего, в том числе и домашние животные. За забором стоит печальная корова. Она прислонена к ограде. Она поставлена тут специально – дети ее гладят. У нее от этого вся шерсть на боку стерта.
Сашка ее тоже погладил, а потом достал кусок хлеба (он заставил нас купить ему черный хлеб, всюду ходил и его жевал) и угостил им корову. С коровой что-то немедленно произошло. Корова раскрыла свои сонные глаза, повернулась к нему и быстро схрумкала протянутый хлеб.
Потом она облизала Сашке лицо. Как собака.
* * *Прочитал: «Дождь шел сильно, лило не по-детски». Интересно, как это? Я правильно понял, что по-детски – только одинокой, хлипкой струйкой?
* * *У детей нет национальности. Дети не различают друг друга по цвету кожи. Если они уже различают, то они уже не дети.
* * *Это было лет семь назад. Мы встречали Эрика в морском порту. Мы – я и мой брат Сережа на своих белых «Жигулях» самой модной лет двадцать назад модели.
Эрик– шведский издатель философской литературы, огромного роста, большой любитель виски и Достоевского. Как раз к Достоевскому мы его и повезем. Там нас будет ждать Коля, который все знает про Раскольникова, старушку и топор.
