Юрий Азаров - Подозреваемый
— Это я, что ли, напишу? — рассмеялся Шурик.
— Именно ты! Больше того, я убежден, что именно твое произведение будет самым оригинальным и неповторимым…
Вообще этот диалог с молодыми людьми что-то взорвал в этих ребятах, они на моих глазах преображались, точно на ощупь стали осязать свою гениальность. Костя, правда, старался скрыть свое волнение, но какая-то, может быть даже значительная, часть его "я" уже пришла к убеждению: "Я талант, я это всегда знал, но никто мне об этом не говорил раньше…".
А Шурик вел себя так, будто у него изъяли прежнее его нутро — и сердце, и душу, и мозги, и он ерзал на стуле, желая поскорее обрести, освоить то новое и светлое, что ему предлагалось. Приобрести задаром, за так, без всяких там особых усилий.
— И когда вы проделаете с нами этот фокус? — пытаясь сохранить небрежно-независимый вид, спросил Костя у Попова.
— Во-первых, никаких фокусов. Во-вторых, давайте договоримся, что вы к самим себе отнесетесь предельно серьезно. Больше того, надо открыто, щедро полюбить себя, свои достоинства, свое будущее развернутое дарование. Причем, я подчеркиваю, не просто полюбить как некое обновленное существо, а полюбить, как Бога! Вы понимаете, что это значит?!
Попов встал. Вид его был суров. Плечи расправлены, мускулы напряжены. Он наступал, и мои молодые знакомцы как-то сразу присмирели. Сжалился над ними Попов и сказал:
— Я вам расскажу, как в прошлом веке замечательная русская поэтесса Зинаида Гиппиус написала одно прекрасное стихотворение, которое ошеломило многих. Там была такая строчка: "Люблю я себя, как Бога". Потом она пояснила свою мысль. Послушайте и задумайтесь над ее словами:
"Истинная священная свобода начинается с любви к себе — через усилие воскресить в себе божественный образ, реализовать абсолютное значение своей личности. Только из такой, выдержавшей все испытания, любви к себе рождается действительно свободное "я", способное сказать другому достойное ТЫ, и в этом "ты" открыть подлинное равенство "я" и "ты". Лишь через опыт такого равенства личность (отдельное "я") может осуществить правду любви и свободы как в символическом "ты", так и в общественном "мы". Таким образом, не утрачивая своей индивидуальности, человек открывает ценность другого и начинает жить в другом, освобождаясь от изолированности, эгоизма, инстинктов обладания, погружающих его душу еще при жизни в ледяное озеро ада".
Я поясню: моя истинность или моя божественная любовь к себе в данном случае начинается с любви к каждому из вас. И я должен рассчитывать на ответное чувство. Если этого чувства нет, никакого развития таланта не получится. Ясно?
— Не совсем, — сказал Костя.
— Все или многое начинается с абсолютного признания того, что Божественное не только вне нас, но и в нас самих. В каждом из нас. Поэтому вы, Костя, если захотите реализовать свой дар, должны признать такое же право и за мною, и за Шуриком, и за всеми, с кем вы намерены общаться.
— Ну а если тот, с кем я намерен общаться, как вы говорите, подлец, которого надо просто уничтожить…
— А вот такая установка ведет, к сожалению, к уничтожению таланта, дарования, но об этом мы в следующий раз поговорим…
Общее и профессиональное
Мы с Поповым рассказали Косте Рубцову и Шурику Скудеву о нашем разговоре с ректором Университета права.
Геннадий Михайлович Шилов говорил нам о том, что сегодня милиция дискредитирована как очень коррумпированный орган, поэтому и Косте, и Шурику лучше стремиться не в милицейские школы, а в один из ведущих негосударственных правовых вузов, возможно в Европейский университет права, который готовит юристов широкого профиля…
Я наблюдал за ребятами. Костя даже вздрогнул, когда рядом с ним Попов поставил и Шурика. Сам факт, что его, Костю Рубцова, уравняли со Скудевым, которого он ни во что не ставил, который, по его мнению, за похлебку готов вылизывать сильным мира сего любые места (так он однажды и заявил, когда мы анализировали участие Шурика в "театральных представлениях" Касторского), так вот сам факт такой уравниловки глубоко задел Рубцова: как же так, он, Рубцов, уже почти сложившийся детектив, и будет в одной упряжке с полудебилом Скудевым. Вместе с тем Шурик, поставленный в один ряд со своим знаменитым приятелем, прямо-таки воспрянул духом: дескать, и я не лыком шит — мы еще покажем себя. Он даже обеспокоенно заметил: "У меня же нет среднего, всего девять классов", на что я ему сказал, что Шурик при его прекрасных данных сможет за один год подготовиться и сдать экстерном за среднюю школу: было бы желание. Ученики Попова, вышибленные из восьмого класса, заканчивали экстерном среднюю школу за полгода.
— Конечно же, надо будет отказаться от всех развлечений и всецело сосредоточиться на учебе, — сказал я. — А мы с Владимиром Петровичем поможем.
Что меня поразило, так это то, что я резко изменил свою позицию по отношению к Шурику. Я его не то чтобы стал любить, я просто стал заинтересованным его партнером, будто от его успехов зависела и моя судьба.
Попов также рассказал и о том, что Шилов намерен организовать широкий эксперимент по вопросам общего и профессионального развития личности будущего юриста, для этого ребята уже на втором курсе смогут заниматься практикой, вести исследовательскую работу…
— Это мое, это то, что надо, — не выдержал и выразил свое восхищение Костя. И добавил: — А зачем юристу музыка и живопись, хореография и театр?
— Затем, чтобы не быть неандертальцем, — рассмеялся Попов. — Успех таких великих юристов, как Кони и Плевако, зависел от того, что они были людьми большой культуры. К сожалению, сегодня большинство юристов отчуждены от культуры, а потому многие становятся профессиональными идиотами.
В заключение я заметил:
— Хочу раскрыть в Косте что-то очень важное. В Косте живет большой педагог. Я видел, как он общается с детьми, как работает с подростками. Они в нем души не чают. И в этом факте я вижу, не побоюсь громких слов, возрождение России. Вспомните Достоевского. Он говорил: "Либо дети создадут Империю Зла, либо Царство Божье". Так вот, нашему отечеству нужны такие правоведы, которые были бы одновременно и воспитателями общества, как Кони или Ильин, Вышеславцев или Бердяев. Поэтому я хотел бы, чтобы, читая эти заповеди, вы ставили знак равенства между словами "педагог" и "правовед".
Если расшифровать слова Ильина "Любовь, Свобода, Созидание", то они могут прозвучать и как "Право, Духовность, Культура".
Ты согласен со мной, Костя?
— Я сам об этом все время думаю.
Просветленность вместо злобности
По договоренности с Поповым, Скляровым и Шиловым мне удалось организовать "Школу юного юриста", куда стали приходить учащиеся моей студии. Нашим девизом стали слова — "Право, Духовность, Культура". Проводить занятия мне помогали и Попов, и Костя, и даже Шурик. Участковый Данилов и следователь Петров вроде бы одобрительно отнеслись к моим начинаниям, хотя, как рассказал мне Костя, участковый в мой адрес бросил некорректную реплику: "Латается…" Что означало это отвратительное словцо, я не знал. Впрочем, ничего хорошего я от Данилова и не ждал.
В присутствии Кости и Шурика я рассказывал детям о злобности, зависти и жестокости, которые махровым цветом процветает в Черных Грязях. Говорил о том, что зоологическая ненависть к богатству (предпринимателям, кооператорам, к тем, кто успешно занимается бизнесом) воспитывается и улицей, и семьей, и даже школой. Дети вслед за взрослыми нередко повторяют: "У них все — дачи, валюта, квартиры".
Между тем существует непреложная истина: чтобы создать богатство, надо его любить, а не ненавидеть, не подозревать в бесчестии всех богатых. Интересны в этой связи мысли замечательного мыслителя С. Л. Франка: "Русская интеллигенция не любит богатства… Интеллигенция любит только справедливое распределение, но не самое богатство: скорее она даже ненавидит и боится его. В ее душе любовь к бедным обращается в любовь к бедности. Она мечтает накормить всех бедных, но ее глубочайший неосознанный метафизический инстинкт противится насаждению в мире действительного богатства".
Конечно же, педагогика будущего поставит на первом месте проблемы справедливого устройства мира, проблемы добра и социальной защищенности прав человека. Но эти, я бы сказал, социалистические идеи будут утверждаться с позиций любви к богатству! С позиций любви к ближнему!
В конце занятия Костя сказал мне, когда мы остались втроем: я, он и Шурик:
— А я все-таки не согласен с вами. Таких, как Долинин и Касторский, надо ставить к стенке, а не разрешать им преумножать богатство. Я ненавижу их богатства. Они награблены.
— А я не согласен с Костей, — неожиданно для меня (это было впервые) заявил Шурик. — Таких, как Касторский, еще надо поискать. Он никого не обманывает, никогда никого не принуждает.
