KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Макар Троичанин, "Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

- Тебя, что, не тронуло это поражение? Совсем? – удивился Вилли.

Герман поправился:

- Ну, не сказать, чтобы совсем, но не так, как других. Во всяком случае, перекошенного лица я не носил и в пьянство не впал. Я всё ещё продолжал больше играть в войну, чем по-настоящему воевал, всё ещё поднимался в воздух с удовольствием и азартом. Другие уже скисли.

Вернулся к обещанному случаю:

- Так вот, четверо наших молодчиков вскоре, упившись и объевшись и разомлев от всего этого, сначала орали песни и издевались над русскими, а потом, совсем осоловев, и не находя, чем бы ещё заняться, всё чаще останавливали свои пьяные глаза на хозяйке, уже пожилой измождённой женщине. Сговорившись, посадили хозяев тоже за стол, хорошенько накачали спиртом, а тем и не надо было много, чтобы разом окосеть, особенно женщине, дольше доводили до кондиции мужика, а когда он упал лицом на стол, пошли по очереди к женщине, почти уползшей раньше в соседнюю комнату. Вряд ли она что соображала, когда её насиловали, может, только тяжесть потных мужских тел. Потом снова пили, снова подпаивали бабу и снова лезли на неё. Противно даже подумать, не то, что сделать. Не представляю себе, как можно было докатиться до такой мерзости.

Герман передёрнул плечами, сморщил нос от брезгливости.

- Но всё кончается. Так и тут. Ранним утром, ещё до света, мужик очнулся первым от тяжкого сна уже под столом под мощный храп наших жеребцов и услышал стоны своей жены. Собравшись с силами, он нашёл на столе и зажёг лампу и пошёл к ней. Она сидела в разорванной одежде в углу постели, привалившись к стене, и, закрывшись одеялом, с тоской глядела на приближающегося мужа. Не знаю, о чём они там говорили, только русский оделся, помог одеться жене, и они вышли из дома. Дошли до дороги из городка, где он развернул жену лицом из города и спиной к дому, дал ей хорошего пинка и, не слушая воплей повалившейся женщины, ушёл снова к дому. Не заходя внутрь, разыскал в сарае керосин, принёс сухие дрова, обложил ими дом, добавив массу стружек и сена, облил, где надо, керосином и, наверное, благословясь, поджёг, предварительно тщательно заперев ставни и подперев дверь. Я думаю, что заполыхало быстро и разом, во всяком случае, наши герои не шумели и не рвались изнутри. Они задохлись от дыма раньше, чем проснулись, чем сообразили, что надо спасаться. Аэродромная пожарная команда, приехавшая на всякий случай, не торопясь со сборами, только через полчаса, нашла на месте дома уже затухающий костёр из хорошо просушенных за долгую жизнь брёвен и досок, слепленных, как обычно у русских, как-нибудь. Испуганно глядели в окна жильцы соседних домов, но никто не выходил, памятуя о слышанных накануне немецких песнях и видя наших друзей сквозь освещённые окна далеко за полночь.

Герман, казалось, с удовлетворением подробно рассказывал о трагической гибели техников.

- Хватились наших пьяниц уже после остывшего пожарища, когда им пора было быть на работе. Стали искать. Кто-то из соседей решился рассказать о гульбище в сгоревшем доме, порылись на пепелище, нашли оружие, останки амуниции. Потом и хозяина, который лежал на сеновале своего родственника, пьяный до бессознательности. И выдал его тот же родственник, испугавшийся, очевидно, за свою жизнь. Поджигателя привели в чувство, допросили, он и рассказал всё, что ты слышал. Допрашивающий чин из гестапо допытывался у него, между прочим, что мне больше всего врезалось в память, зачем он сжёг собственный дом и имущество, когда мог бы спокойно зайти в дом и застрелить или зарезать сонных немцев. А тот ответил, что так надо было, потому что жилище осквернено, и жить там больше нельзя. А зачем жену выгнал? Она тоже осквернена, и жить с ней тоже нельзя. Вот и всё объяснение. Просто и непонятно. Как тебе это нравится?

Вилли не знал, что ответить. Он тоже сочувствовал русскому мужику, но дикая расправа с техниками и с женой претила, не укладывалась в уме.

- Мне совсем не нравится. Техников, конечно, жаль, но они сами всё это затеяли. А мужик? Наверное, у него был сильный характер, раз не пожалел для мести всего, что имел.

- Но это была не месть! Я ж тебе говорил, что он ссылался на скверну. Тут не только физическая месть, сколько какое-то духовное очищение через огонь. Может, так?

Вилли полуспросил-полуответил:

- Что-то связанное с религией, культом? В твоих случаях все русские склонны к каким-то чересчур сложным и необычным поступкам. Ты специально вспоминаешь такие?

- Да нет. Просто пришли на память эти, я уж тебе говорил, лучше почему-то запомнились они.

Помолчали, переваривая каждый свои впечатления, один - от воспоминаний, другой - от услышанного.

- Ты, наверное, так ничего и не узнал о русских из моих рассказов? – спросил Герман. – Не знаю, право, чем ещё дополнить.


- 13 –

Спустя некоторое время Вилли задал себе и другу ещё один, постоянно мучивший его в последние дни войны, вопрос:

- Почему же мы всё-таки прокакали войну? Кто виноват? В чём? Не зная этого - не жить нормально: вечно будут грызть эти «кто» и «как».

Герман задумался, застыв без движения, потом, очнувшись от оцепенения, начал:

- Теперь-то задним умом я понимаю, что вся эта война – авантюра нашего дорогого и любимого фюрера и нацистов. Россия – слишком большой кус для Германии. Пока мы имели много техники и хорошие летние дороги, пёрли безостановочно на вдохновении силы и успехов. Всё и задумывалось на одно лето. Но такой большой орех оказался не по зубам даже нашим великолепным панцырьдивизиям и авиаполкам. С осенним бездорожьем, зимней стужей и весенней распутицей наше преимущество и самонадеянность не только растаяли, но мы, застыв на достигнутом, причём с большими потерями, я говорил об этом, дали возможность русским собрать резервы, а они у такой большой страны собираются, конечно, легче и быстрей, чем у маленькой Германии. И летом у нас почти не было никакого преимущества, я это почувствовал по новым русским самолётам и по их количеству. Наша внезапность затухла, и вступили в войну факторы потенциальных возможностей, которых явно больше у русских с их огромными пространствами и людскими резервами. Я так понимаю.

- Ты всё же опять склоняешься к мысли, что войну больше проиграли мы, - поддел его Вилли.

- Да, - решительно ответил Герман. – Надо было кончать сразу, как обнаружилась наша пробуксовка под Москвой. Если бы не гонор вождя нации да не тупость и плебейская угодливость его генералитета, не сидел бы я здесь рядом с тобой, не ломал бы голову над сдохшими проблемами, на которые мне, в сущности, начхать, а радовался бы солнышку, чистому голубому небу и зелёной земле, помахивая крылышками своего мессера.

- И помешали тебе в этом - как ни говори, ни думай - не только наши партийные и военные бонзы, но и русские солдаты. Ты никак не хочешь согласиться, что на ринге встречаются двое, и оба определяют результат боя.

Герман улыбнулся, миролюбиво отвёл упрёк в сторону их поединка:

- Ладно, ладно. Признаю: ты тоже виноват в том нокауте.

Потом посерьёзнел, предложил:

- Ну, что ж. Давай, попробуем подытожить, что нам стало известно о победителях. Помогай. Во-первых, они отличаются от нас своей большей эмоциональностью и меньшей рациональностью.

- Ты рисуешь свой портрет, - съязвил Вилли.

- Подожди, не сбивай с мысли, я и сам собьюсь скоро. Во-вторых, им присущи нелогичные отчаянные решения и поступки, особенно в экстремальных ситуациях. В-третьих, они безжалостны и к врагам, и к себе. Никогда не действуют прямолинейно, храбры не в меру. Любят нападать навалом и по импровизации. Пьют много водки. Нечистоплотны.

Вилли перебил:

- Начал хорошо, а потом поплыл мелко, зачастил на мелководье.

Герман возмутился:

- Да пошёл ты к дьяволу вместе со своими русскими свиньями. Разбирайся с ними сам, если тебе так хочется.

Но быстро успокоился:

- Я ихних солдат и видел-то только пленными.

Вилли примирительно попросил:

- Тогда расскажи, какие они в плену?

Герман, в какой уже раз, перевернулся на спину и улёгся в своей излюбленной позе, подложив руки под голову и положив ногу на ногу.

- Так ведь опять ничего путного не расскажу. Я проходил мимо них, как мимо привычных аэродромных механизмов. Помню, что использовались они для расчистки лётного поля и для других грязных работ, что-то копали, что-то строили. Меня они, повторяю, интересовали не больше, чем бродячие собаки и кошки. – Подумал и добавил в том же духе:

- Однородная масса тупых физиономий и еле передвигающихся грязных тел в лохмотьях – вот и все впечатления. В первые годы войны лагери охранялись плохо, особенно ночью, больше полагались на собак, чем на часовых, которые безбожно спали, и удрать из лагеря, который представлял собой просто огороженное колючкой пространство, было плёвое дело, мне кажется. А они даже не стремились к этому. Валялись там как скоты, худые, ободранные, похожие на анатомических манекенов, чего-то ждали и терпели. По-моему, главное в них и было: ожидание и терпение, даже сверхтерпение, потому что нормальному человеку так существовать было нельзя.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*