Иван Сажин - Полигон
— Тогда я буду грести! — неожиданно заявила она. Парни недоуменно переглянулись, а девушка, сняв босоножки и зайдя в воду, забралась в лодку, потянулась к веслам. Поняв молчание друзей, проговорила:
— Думаете, если плаваю неважно, так и грести не умею? Меня папа учил. Один раз я даже на море гребла…
— Мы так не думаем, но зачем вам это? — возразил Евгений горячо. — С вами двое здоровых парней, а вы будете катать их.
— А мне хочется!
Расшалилась, право, как ребенок!.. Неохотно отступая, Евгений вопросительно глянул на товарища. Тот складывал свою одежду и туфли на корму, весело махнул рукой:
— Да пусть отведет душу!.. Держитесь!
Он сильно оттолкнул баркас от берега и ловко перевалился в него сам, заставив шаткую посудину глубоко осесть и накрениться. Лена долго опускала весла на воду, а баркас тем временем, поворачиваясь носом к берегу, почти замер на месте.
— Трое в лодке, не считая… чего? — пошутил Евгений.
— Явного неумения грести, — со смехом поддержал его Анатолий.
Евгений не видел покрасневшего, раздосадованного лица девушки, но чувствовал, что ее намерение поколебалось, и язвительно добавил:
— Может, совершим кругосветное путешествие? Мы так крутимся…
Он хотел, чтобы Лена отказалась от своего намерения, но тут опять вмешался Русинов:
— Давайте вместе попробуем! А то будем барахтаться у берега.
Сев рядом, он взялся за весла, и те уверенно и сильно ударили по воде. Баркас выправился, пошел вперед, набирая скорость. Евгений скучающе поглядывал по сторонам, и опять мучился сознанием обойденности. Гребцы изредка оглядывались на него. Лицо у Анатолия увлажнялось, работать ему было неудобно, зато у напарницы глаза сияли.
Выплыли на середину. Русинов удовлетворенно окинул взглядом гладь озера, залитую солнцем. От воды веяло освежающей прохладой. И все трое почувствовали себя легко, беспечно. Мимо то и дело скользили баркасы, плоскодонки, из них смотрели довольные лица подростков и важные, насмешливые — отцов семейств, Проплывали мечтательные, поющие парочки. Повсюду играла и веселилась соблазнительно обнаженная, горячая жизнь.
— Сушим весла! — сказал Анатолий и, оглянувшись, положил мокрые волокнистые лопасти на борта лодки.
Он снова перебрался на корму, заговорил с Леной:
— Вот видишь! Оказывается, мы с тобой умеем не только рыбку ловить, но и отлично управлять этим ковчегом.
— С тобой все идет отлично! — рассмеялась она. — Ты же умничка!
В семье актера, видать, любили это слово — уже который раз произносилось оно. Наверное, и самой себе, когда делала что-либо толковое, девушка говорила «умничка». От ее голоса, от жестов, от всего ее прелестного облика веяло мягкой, стыдливой негой.
Она устроилась несколько боком на скамейке, чтобы видеть обоих парней, и продолжала веселый разговор:
— Знаешь, Толя, о чем я вспомнила?.. Как ты тогда отвечал мне по телефону. — Она рассмеялась. — Удивляюсь, как ты мог решиться отвечать за папу?.. Не вяжется это с тобой.
— Со мной все вяжется, — хмыкнул парень, чем еще больше развеселил девушку.
— Однако артист ты, Русинов!.. Так бесподобно говорил «проказницы, па»… Нет, я не могу! — Она опять расхохоталась, заражая своим смехом лейтенантов. — Честное слово, если бы папа не сказал, я век бы не догадалась, что говорила с посторонним.
— Какой я посторонний!.. Я племяш Бориса Петровичу — отшучивался Анатолий. — А вообще из меня тоже получился бы актер. — Он повел плечами, словно собираясь изобразить нечто. — Я бы такое показал на сцене, что все плакали бы навзрыд.
— А зачем зрителям плакать? — живо возразила Лена. — Горевать охотников мало. Чаще хочется повеселиться, как нам сегодня…
— А Толе хочется, чтобы плакали, — вставил Евгений ровно бы в шутку, однако в голосе слышалось нечто уязвляющее: «Простачок ты все же!» И с веселой непринужденностью, стараясь сгладить впечатление от обидной многозначительной первой фразы, добавил: — Анатолий Михайлович такой человек.
Они и не заметили, как солнце скрылось за лесом.
— Что, отдыхающие, подадимся к берегу? — спросил Анатолий.
Он сел на весла, попросив Лену перейти на корму, и баркас рывком двинулся вперед. Вода за кормой забурлила.
— Нажми на правое! — командовал Евгений, направляя лодку на то самое место, где она стояла. — Чуть-чуть на левое… Табань!
Русинов сделал обратный гребок, гася скорость, поднимая брызги. Лодка плавно подошла к причалу, стукнулась о деревянную обшивку, и они сошли на берег.
— А знаете, ребята! Мы можем пройти к городу вот так, напрямую, — показала девушка. — Тут по лесу хорошая тропинка, так свежо! А в автобусе сейчас жарко и тесно.
— Мы согласны, — отвечал Евгений. — Вот только рассчитаюсь…
— Нет, теперь мой черед, — заявил Русинов. — Ты уже стоял у окошка.
Евгений понял: товарищ великодушно давал ему возможность побыть наедине с девушкой. Он был приятно взволнован вниманием друга, кивнул милой спутнице:
— Что ж, тогда пошли полегоньку! Толя догонит нас.
За пляжем, около низко изогнутых труб, брызгая жемчужной, манящей влагой, баловались две загоревшие девочки. Лена остановилась.
— Женя, не хотите воды напиться?
— Может, купить минералки или пива?
Торговые палатки находились неподалеку, за кленами. Можно было посидеть за столиком под матерчатым навесом. Людей уже мало осталось, расходятся.
— Нет, лучше здесь. Так пить захотелось… Здесь особенно вкусная вода — из скважины.
Она наклонилась, подставив ладонь под прохладную струю. Должно быть ей и самой было чудно, что она вот так утоляет жажду. Светлые, крупные, будто картечины, капли падали с ее руки и разбивались о доски под трубами, оставляли влажные пятна на пыльных босоножках.
— У-ух, — облегченно вздохнула девушка, выпрямляясь и смеясь. — Аж на душе легче стало.
Евгений тоже припал к живительной, прохладной струе. А потом влажной ладонью провел по лицу, по шее и груди под майкой. Сразу почувствовал себя бодрее, и они пошли дальше, разговаривая, обмениваясь шутками.
Лена еще не избавилась от наивности, мало знала жизнь. А некоторые ее замечания свидетельствовали о том, что сердечные бури пока не задевали ее серьезно. Но и простушкой ее не назовешь — в суждениях она независима. К тому же вполне развилась и расцвела. Тайная прелесть неизведанных еще наслаждений чудилась во всем ее жизнерадостном облике, в каждом взгляде, повороте головы.
Когда выбрались на лесную дорожку, Лена потянулась за веткой, при этом фигура ее обозначилась так женственно! Он даже затаил дыхание. И чтобы дать выход обуревавшим его чувствам, показал на деревья, что манили прохладой, сочной листвой.
— До чего милая рощица! Прямо-таки достойная кисти Куинджи. — Он повернулся к девушке. — Помните его березовую рощу?
Она, конечно, помнила. Чуть помолчав, начала рассказывать:
— Как-то папа повез нас в Москву, и мы три дня ходили в Третьяковку. Все казалось мало… Знаете, можно часто увидеть копии с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Так вот я не понимала, почему с таким усердием копируют ее. А тут дошла до оригинала и замерла, будто вкопанная: это же в самом деле изумительно! Картина вся пронизана светом, идущим как бы изнутри, из-за сосен.
— Да, это здорово! — подтвердил Евгений задумчиво. — Там рядом висят еще две его картины — «Рожь» и «Бор». Как будто две великолепные поэмы… А кто из русских художников понравился вам больше всего?
— Многие! И Репин, и Суриков, и Левитан…
— Левитан не может не нравиться! — подхватил он. — Какой глухой уголок изображен на картине «У омута»! Кладка, темная вода, лесок… Так и хочется посидеть там.
— В соседнем зале — Серов.
— Чудесный портрет Ермоловой.
— А мне почему-то он не понравился, какая-то парадность и надменность во взгляде знаменитой актрисы.
— Ее надо понять, вдуматься, и тогда перед вами откроется целая жизнь? Гордая осанка женщины, знающей, что такое успех, и в то же время тона сдержанные, приглушенные, я бы сказал, драматические. Жизнь прожита, впереди ничего светлого, обнадеживающего. На лице — воспоминание о неповторимом, прекрасном прошлом… Все так сильно передано, так волнует!
Лена с уважением посмотрела на Евгения.
— Я тоже запомнила этот портрет, и долго стояла перед ним, а вот оценить не сумела. — Помолчав, она добавила, — У вас, наверное, стойкая память.
— Память у меня абсолютная, — сказал он не без гордости. — Стихи, да еще добротные, схватываю с первого чтения.
Евгений собирался уже продекламировать что-либо, когда заметил, что его спутница вдруг стала задумчивой, грустной, несколько раз оглянулась.
«Ждет Русинова», — понял он.
— А вы давно знаете Толю? — спросила она. — Однажды вы сказали, что он может учить уставы даже в то время, когда все смотрят хоккейные матчи. Неужели он ничем не увлекается?
