Артуро Перес-Реверте - Учитель фехтования
Юноши уныло кивнули в знак согласия: они уважали маэстро, но не его убеждения. Дон Хайме, подняв руку, изобразил в воздухе движения рапиры, словно он и вправду держал ее в руке.
— Разумеется, мы не должны отказываться от полезных нововведений, — произнес он небрежно, словно делая вынужденную уступку. — Но прежде всего надо помнить: самое прекрасное таится именно в том, что остальные считают устаревшим… Не кажется ли вам, что сохранить верность свергнутому монарху достойнее, чем присягнуть взошедшему на трон? Поэтому наше искусство должно оставаться чистым, не зараженным модными веяниями, классическим. Да, господа: именно классическим. Остается искренне посочувствовать тем, кто заботится лишь о совершенстве техники. У вас, мои юные друзья, есть редкая возможность постичь истинное искусство. И это, поверьте мне, не купишь ни за какие деньги. Это живет здесь, в сердце.
Он умолк, глядя на лица, обращенные к нему с вежливым вниманием, и кивнул старшему Касорла.
— Ладно, хватит болтовни. Вы, дон Фернандо, отработаете сейчас со мной парирование второй зашитой. Учтите: этот прием требует большой тщательности исполнения, и ни в коем случае не прибегайте к нему, если физически противник значительно вас превосходит… Вы помните теорию?
Юноша с достоинством кивнул головой в знак согласия.
— Да, маэстро, — ответил он бойко, как примерный школьник — Если я, парируя второй защитой с вольтом, не настигаю рапиры соперника, я закрываюсь и наношу укол в четвертый сектор сверху.
— Отлично. — Дон Хайме снял со стены рапиру. Дон Фернандо уже надел маску, — Готовы? Тогда за дело. Сначала поприветствуем друг друга. Для этого медленно выпрямляется рука и приподнимается кисть. Вот так Представьте себе, что у вас на голове шляпа. Вы изящно снимаете ее левой рукой. Отлично. — Дон Хайме повернулся к остальным ученикам. — Имейте в виду, что движения руки служат лишь для того, чтобы приветствовать секундантов и свидетелей. Не забывайте, что фехтование — привилегия благородных людей. Вполне допустимо, что люди убивают друг друга, если этого требует закон чести, не так ли?.. И единственное, что можно от них потребовать, — это убивать друг друга достойно и по всем правилам.
Они начали поединок. Фернандо Касорла поигрывал рапирой, ожидая атаки дона Хайме. Они отражались во множестве зеркал, и казалось, что зал был полон фехтовальщиков. Голос дона Хайме был спокоен и невозмутим:
— Так, великолепно. На меня. Хорошо. Будьте внимательны. Укол… Нет, повторите, пожалуйста… Вот так. Вперед!.. Не теряйте внимания. Уколите вниз, защищайтесь… Еще раз, будьте любезны… Выше… На меня. Стоп… Вот так Вперед! Хорошо… Еще раз. Отлично… Четвертый вверх. Замечательно. — В его голосе звучало торжество мастера, довольного своим творением. — Давайте еще раз, но будьте осторожны. Сейчас я уколю сильнее… Сверху. На меня. Хорошо… Стоп. Хорошо. Вперед!.. Нет. Вы парировали слишком вяло, дон Фернандо, поэтому я вас уколол. Начнем еще раз.
С улицы донесся шум толпы. Послышался стук копыт, по мостовой проехал экипаж. Альварито Саланова и младший Касорла выглянули в окно.
— Ух ты! Здесь какая-то потасовка, маэстро!
Дон Хайме прервал поединок и тоже подошел к окну. Внизу сверкали сабли. Конные гвардейцы преследовали каких-то людей, убегающих от них по улице. Со стороны Королевского театра донеслись звуки выстрелов. Юные фехтовальщики не отрываясь смотрели в окно, зачарованные спектаклем, который разыгрывался у них на глазах.
— Смотрите, как они бегут!
— Вот это да!
— Интересно, что произошло?
— Похоже, революция!
— Как бы не так! — Альварито Саланова, носивший свою знатную фамилию с гордостью, презрительно поморщился. — Ты что, не видишь, их жалкая горстка. Сейчас полиция им задаст!
Зазевавшийся прохожий поспешно юркнул в подъезд. Две старухи в черном, словно зловещие птицы, осторожно выглядывали из-за угла, с любопытством взирая на происходящее. Горожане высыпали на балконы; одни подбадривали бунтовщиков, другие — гвардейцев.
— Да здравствует Прим! — кричали три неряшливо одетые женщины; принадлежа к слабому полу и к тому же стоя на балконе четвертого этажа, они чувствовали себя в полной безопасности. — Марфори на виселицу!
— Кто такой Марфори? — обернулся Пакито Касорла.
— Министр, — объяснил ему брат. — Поговаривают, что он и королева…
Дон Хайме прервал их беседу и захлопнул ставни, не обращая внимания на недовольный ропот учеников.
— Мы собрались здесь, господа, чтобы обучаться фехтованию, — заметил он сухо. — Ваши родители платят за то, чтобы вы изучали благородное искусство, а не предавались пустым забавам. Продолжим занятие. — Он взглянул на закрытые ставни с глубоким презрением и погладил рукоятку рапиры. — Суета на улице не имеет к нам ни малейшего отношения. Пусть ею занимаются политики и чернь.
Они вернулись на свои места, и в зале вновь раздался звон рапир.
Старинные доспехи на стенах, ржавые и громоздкие, были покрыты толстым слоем пыли: стоило закрыть ставни — и время в доме дона Хайме замирало.
О происшествии ему рассказала консьержка, с которой он столкнулся на лестнице.
— Добрый вечер, дон Хайме. Как вам последние новости?
— Какие новости?
Старуха перекрестилась. Это была толстая добродушная вдова. Она жила со своей незамужней дочерью, дважды в день посещала мессы в Сан-Хинес и всех революционеров считала еретиками.
— Только не говорите, что вы не знаете, что творится! Не может быть, чтобы вы совсем ничего не слышали!
Дон Хайме поднял брови, вежливо изображая любопытство.
— А что случилось, донья Роса?
Консьержка заговорила вполголоса, недоверчиво оглядываясь по сторонам, словно стены могли услышать ее слова:
— Негодник Хуан Прим причалил вчера в Кадисе, и, говорят, эскадра взбунтовалась… Так-то они отплатили нашей королеве за ее доброту!
Дон Хайме дошел по улице Майор до Пуэрта-дель-Соль, направляясь в сторону кафе «Прогресо». Даже без объяснений консьержки было понятно: что-то произошло. Прохожие собирались в группы и взволнованно обсуждали новости, зеваки рассматривали издалека вооруженный пикет, дежуривший на углу улицы Постас. Бородатый офицер свирепого вида командовал солдатами с киверами на бритых затылках и со штыками на ружейных стволах. Он прохаживался взад и вперед, положив руку на рукоятку сабли. Молоденькие новобранцы держались с достоинством: им было приятно покрасоваться на публике. Мимо дона Хайме прошел благообразного вида господин и приблизился к поручику.
— Не могли бы вы объяснить, что здесь происходит?
Военный прохаживался вразвалку, держась надменно и отвечая на вопросы свысока:
— Я лишь исполняю приказы начальства, сеньор. Не задерживайтесь, проходите.
Мальчишки со стопками газет в руках шныряли среди прохожих, выкрикивая последние новости, но гвардейцы в нарядной синей форме вылавливали их в толпе и отбирали товар: было объявлено военное положение, и любые сведения о восстании тщательно обрабатывала цензура. Некоторые продавцы, взволнованные уличным шумом, вешали на свои лавочки замок и присоединялись к толпам любопытных. На Карретас мелькали треуголки гражданской жандармерии. Поговаривали, что Гонсалес Браво послал королеве телеграмму об отставке, а войска, восставшие под предводительством Прима, упорно приближались к Мадриду.
В кафе «Прогресо» все уже были в сборе, и севшего за столик дона Хайме тут же ввели в курс дела. Прим высадился в Кадисе в ночь на восемнадцатое, а на другой день утром послышались крики: «Да здравствует национальный суверенитет!», и Средиземноморскую эскадру охватила революция. Адмирал Топете, которого все считали верным подданным королевы, примкнул к бунтовщикам. Южный и Левантийский гарнизоны один за другим встали на сторону восставших.
— Растерянность, — разглагольствовал Антонио Карреньо, — вот что чувствует сейчас королева. Если она не уступит, у нас начнется гражданская война; на этот раз, господа, это не просто шумиха. Мне все известно из достоверных источников. В Реусе стоит мощная армия, растущая день ото дня. И Серрано, представьте себе, уже на их стороне. Этот несчастный спекулянт дошел до того, что предложил видную должность дону Бальдомеро Эспартеро.
— Изабелла Вторая не уступит никогда, — вмешался дон Лукас Риосеко.
— Это мы еще посмотрим! — воскликнул Агапито Карселес, возбужденный происходящим. — В любом случае ей надо сделать все, чтобы удержаться.
Собеседники посмотрели на него с нескрываемым удивлением.
— Удержаться? — воскликнул Карреньо. — Это приведет страну к гражданской войне…
— Вот-вот, к настоящей кровавой бойне, — согласился Марселино Ромеро, с удовольствием вступая в разговор.
— Правильно, — ликовал журналист. — Разве вы не понимаете? Честное слово, мне все ясно как день. Если наша Изабелита выбросит белый флаг, или примкнет к оппозиции, или отречется от престола в пользу своего сына — результат будет одним и тем же: среди бунтарей полно монархистов, и в конце концов нам навяжут Пуйчмолтехо, или Монпансье, или дона Бальдомеро, или вообще черт знает кого. Все это нам совсем ни к чему. Ради чего мы тогда боролись столько времени?
