Нина Воронель - Глазами Лолиты
Габи глубоко втянула воздух и сказала, как плюнула:
«Ебля не повод для знакомства!».
Сначала мы оба — и я, и Эрни, — не сообразили, что она имеет в виду, потому что она сказала это на иврите. Но я вспомнила анекдот, который Габи недавно рассказывала Инес, — по-русски, конечно, — думая, что я сплю, а Эрни напряг свой убогий англо-ивритский словарь и догадался: «Это смотря какая ебля, — кротко сообщил он. — Такая, как была тогда у нас, вполне повод».
«И потому ты улетел наутро, даже не предупредив меня, что улетаешь?».
Похоже, Габи уже начала сдавать позиции — слишком быстро, по-моему. Инес называла это «женский гранит».
«А зачем? — отозвался Эрни. — Чтобы омрачить то, что так прекрасно началось?».
«Затем, например, чтобы я могла сообщить тебе о гибели Зары! Ты знаешь, что Зару убили?».
Это был уже не простой роман, а детективный! Я, наверно, громко всхлипнула от восторга, потому что Габи вдруг, не оборачиваясь, сказала по-русски:
«Светка, уйди немедленно!».
Как же, так я ее и послушалась! Я чуть-чуть попятилась и осталась стоять, прижавшись к стене.
«Кто убил? Почему убили?», — забормотал Эрни.
«Ты помнишь, как она испугалась тогда в Яффо, в ночном клубе, когда узнала меня?», — начала было Габи, но опять почувствовала спиной, что я никуда не ушла. Она прервала сама себя и крикнула самым дурным голосом, какой у нее был, — пару раз она кричала таким голосом на Инес, и это никогда не кончалось добром:
«Светка, если ты немедленно не уберешься, ты об этом пожалеешь!».
Я еще немного попятилась и попыталась спрятаться за шкаф, но Габи резко развернулась и пошла прямо на меня. Лицо у нее было страшное, так что пришлось уйти, не дослушав детективный рассказ про дивную ночь и убитую Зару. А ведь было еще что-то непонятное про ночной клуб в Яффо, и все-все пропало из-за того, что я, когда увлекаюсь, начинаю громко сопеть.
Когда я вернулась в зал, там еще орали и топали, но уже тише, чем раньше, а Инес, вся раскрасневшись, одной рукой прижимала к себе арфу, а другой — букет белых роз в целлофане. Рядом с ней стоял Юджин и пытался поцеловать ей руку, но, не найдя свободной, приложился к той, что держала арфу. Невидящие глаза Инес обратились сначала к нему, потом к руке, державшей арфу, потом к букету, и она заплакала, повторяя:
«Это было так прекрасно! Так прекрасно!».
Тут подошел тракторист, вынул из-под руки Инес арфу и потащил к двери, а Юджин твердо взял Инес под локоть и объявил: «А теперь мы идем смотреть мою коллекцию. Надеюсь, сегодня вы уже не будете репетировать?».
Плачущую Инес он мог бы сейчас унести хоть на луну, но по дороге к двери она все же спохватилась: «Стойте! А где Габи?».
Тут наступил мой счастливый момент — я остановилась посреди зала, чтобы они слушали меня внимательно, а не в пол-уха, как обычно слушают детей, и объяснила:
«Она за кулисами. Выясняет отношения с Эрни».
«С каким еще Эрни?», — не поняла Инес.
«С тем, что играл на рояле».
«Она что, с ним знакома?».
И тут я решила показать им, что я уже не ребенок:
«Может, и не знакома. Она с ним когда-то раньше трахалась, но теперь утверждает, что это не повод для знакомства!».
Все-таки то слово я сказать не решилась, — кто их знает, этих взрослых! Они могут засмеяться моей смелости, а могут наказать и не взять смотреть коллекцию поддельных икон. То есть Юджин как раз засмеялся, но Инес застыла на месте, будто не зная, как правильно прореагировать. Она ведь ужасная притворщица — сама обожает слушать похабные анекдоты, которые Габи приносит из своей киношколы, но при этом не разрешает мне смотреть самые невинные фильмы, где возлюбленные даже не трахаются, а только обжимаются. Вот и сейчас она решила выступить в своей лучшей педагогической роли:
«Я не поняла, что именно не повод для знакомства?».
Я разозлилась:
«А ты спроси у Габи, она тебе объяснит!».
Ссориться со мной с недавнего времени стало любимым занятием Инес, поэтому она не могла остановиться, даже рискуя потерять интерес Юджина. А может, ей тоже показалось, что он запал на меня, а не на нее — он так хорошо, так весело засмеялся на мое заявление! Во всяком случае она вцепилась в меня, как бульдог, и не могла разжать челюсти:
«Интересно, на каком языке она это сказала?».
«На иврите, конечно!».
«А ты так удачно перевела? Откуда у тебя эти познания?».
Юджин пялился на нас во все глаза, и я осмелилась нанести ответный удар:
«От тебя, откуда еще?».
«Что значит — от меня?».
«Вы с Габи так хохотали, когда она рассказывала тебе этот анекдот по-русски, что не только меня, но даже мертвеца могли бы разбудить».
Инес прямо позеленела и обратилась к Юджину за помощью:
«Вы видите, как я с нею мучаюсь? Ее язык не знает контроля!».
По-моему, Юджину мой язык как раз пришелся по вкусу, и он выступил, как миротворец ООН в Ливане:
«Дело юности — дерзить, а наше дело — ей прощать».
И взял Инес под руку: «Пошли, а то уже поздно».
От его прикосновения она мгновенно смягчилась:
«Ладно, пошли! Но что же, мы так и пойдем без Габи?».
Юджин подмигнул мне:
«Боюсь, нам придется долго ждать, пока она выяснит с Эрни, есть ли у них повод для знакомства».
Инес вздохнула и согласилась:
«Пожалуй, вы правы. В конце концов, вы можете показать ей свою коллекцию в другой раз».
Идти до выставки Юджина было не так уж далеко. Там еще горел свет, но народу было немного, в основном влюбленные пары, которые интересовались не столько иконами, сколько друг другом. Вежливый охранник спросил Юджина, может ли он уйти, Юджин отпустил его, а вскоре вслед за ним ушли бродившие по залу влюбленные пары, и мы остались одни. Юджин запер дверь, усадил Инес на длинный диван, стоящий в центре зала, и вынул из шкафчика бутылку вина:
«А теперь давайте выпьем за ваш успех! И я расскажу вам драматическую историю моей коллекции».
Мне выпить не предложили, так что, пока они выпивали, я ходила вдоль стен и рассматривала иконы. Во-первых, это были не картинки в золотых рамках, а деревянные доски безо всяких рам, а во-вторых, все они были белые. То есть все сказочные девушки в платках, толстые младенцы с пухлыми складчатыми ногами, все розовощекие старички в длинных платьях и крылатые всадники в остроконечных шлемах были нарисованы яркими красками на белом фоне. Они были очень красивые, гораздо красивее тех картинок в иерусалимской церкви, и мне стало жаль, что те настоящие, а эти поддельные. Лучше бы было наоборот.
Я так и объявила, когда мне надоело рассматривать иконы и тоже захотелось сесть на диван. Сначала я хотела сесть рядом с Инес, но она всем телом повернулась к Юджину, как цветок к солнцу, так что я оказалась у нее за спиной. Тогда я попробовала перебраться на сторону Юджина, но оказалась у него за спиной.
Выходило, что куда я ни пристроюсь, я буду торчать там одна, и никто в мою сторону даже не посмотрит. Снова устраивать слезный скандал мне не хотелось, не было сил. Оставалось только одно — втиснуться между ними, тем более, что они поставили между собой бутылку и два стакана. Два, а не три!
За это я переставила стаканы и бутылку на пол и уселась на диван там, где они раньше стояли. Усесться там было нелегко: хоть попка у меня совсем тощая, но все же она занимает больше места, чем одна бутылка и два стакана — два, а не три! Я бы ни за что там не поместилась, если бы Юджин не отодвинулся немного вправо. Зато Инес и не подумала отодвинуться влево, она, наоборот, слегка придвинулась вправо, чтобы меня выставить, и сердито спросила, зачем я сюда влезла.
Но вытеснить меня было не так легко, я уперлась двумя ногами в пол и не менее сердито объяснила:
«А затем, что вы говорите о чем-то интересном, а мне из-за ваших спин ничего не слышно». Ноздри у Инес раздулись и глаза засверкали: «А тебе слышать это ни к чему, у нас взрослый разговор, не для детских ушей».
«Для детских нет, а для моих да! Ты сама много раз жаловалась, что я не ребенок, а исчадье ада!». Юджину надоела наша перепалка:
«Ну что вы, Инна! — пропел он нежно: он же не знал, что она не Инна, а Инес. — Пусть девочка слушает, никаких тайн от нее у меня нет!».
Я громко заржала, намекая на то, что вот у нас с ним есть кой-какие тайны от нее. Он понял мой намек и слегка ущипнул меня левой рукой, затиснутой между его боком и моей попкой, так что Инес не заметила, и стал рассказывать:
«Как я уже сказал, я — оценщик живописи, особенно икон. Меня часто приглашают на аукционы, чтобы я подтвердил подлинность той или иной картины или иконы, и довольно хорошо платят. Но в прошлом году произошел исключительный случай, последствия которого все еще тянутся за мной».
Наверно, я опять громко засопела от восторга, потому что Инес больно ущипнула меня за левую попку и прошипела:
«Если уж тебе позволили слушать, так слушай и не мешай!».
