Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры
— Вы могли бы померить что-нибудь вроде этого, — предложил он, с сомнением глядя на парик, который крутил на кончике пальца, — но я его не рекомендую.
Я все еще молчала, однако от его предположения по моей коже побежали мурашки от смущения. Я вернулась к медовому парику, погладила блестящие волосы и наконец проговорила:
— У меня нет рака, и я не собираюсь проходить химиотерапию.
У продавца опустились углы губ, я видела, как с его лица уходит сочувствие, словно вода в раковине, из которой вынули пробку.
— Вот как? — сказал он. — Выходит, я ошибся.
Он дотронулся до моих волос и объявил:
— Если вы хотите носить парик, вам придется так или иначе избавиться от собственных волос. Вы не можете надеть парик на куст.
— Я не собираюсь стричь волосы, — сказала я.
— Тогда парик вам не нужен, — ответил продавец. — По крайней мере, — добавил он, надевая парик Луизы Брукс на лысый манекен, — здесь вы его не купите.
Он отвернулся и пошел прочь. Сочувствия больше не было. Меня отвергли.
Я вышла из магазина и стала думать, что делать дальше. Я могла пойти в маленькую забегаловку на Западной Четырнадцатой улице, куда за париками ходили трансвеститы. Китайской паре, владельцам тесного магазина, было наплевать, что ты примеряешь, если ты прежде купила шапочку под парик. У них были волосы всех цветов и оттенков, причем настолько дешево, что я боялась: а вдруг купленный мною парик развалится прямо в ресторане, и в супе будут плавать волосы.
А потом я вспомнила, что говорила мне женщина-корреспондент о новой моде. Эми Спиндлер остановилась возле моего стола и сказала, что мне очень пошли бы платья от Ромео Гигли. Когда я сказала, что не могу позволить себе вещи от дизайнера, она предложила пойти с ней в от дел товаров со скидкой Всемирного торгового центра. Пока мы разговаривали, она рассеянно гладила лежавший на моем столе парик Молли.
— Вы можете найти лучше, чем это, — сказала она. — Вы заходили в магазины париков в районе Тридцатых улиц?
Что ж, возможно, это был мой шанс.
На Тридцатых улицах полно магазинов: в одних торгуют одеждой, в других — париками. Неудачный опыт сделал меня робкой. Я прошла один квартал, потом — другой, заглядывая в давно не мытые витрины: на головах из пенополистирола сидели пыльные парики, причем все они были так похожи один на другой, что невозможно было сделать выбор. Дойдя до Тридцать седьмой улицы, я глубоко вдохнула и вошла в первый же магазин.
Дверь застонала, тут же откликнулся старомодный колокольчик. Помещение выглядело невзрачно, от старых деревянных полов, не покрытых мастикой, пахло пылью. Справа от двери был прилавок, а за ним сидела большая дружелюбная женщина. Одного стула ей было мало, и она занимала сразу два. Она широко улыбнулась, обнаружив щербину между передними зубами.
— Хотите купить парик, детка? — спросила она.
Улыбка делала ее похожей на огромную лягушку. Она посмотрела на меня с сочувствием, шумно щелкнула языком и сказала:
— Вот смотрю на вашу голову и расстраиваюсь. Как жалко терять такие кудри!
Сказать ли правду? Очень не хотелось терять ее расположение. С другой стороны, неразумно искушать судьбу.
— У меня нет рака, — сказала я, думая, что ее улыбка тут же исчезнет.
Напротив, она улыбнулась еще шире.
— Как я рада, — сказала женщина. — Простите меня. Последнее время, когда я вижу новую покупательницу, то думаю, что она пришла от онколога. Они обычно рекомендуют нас. Я очень рада, что вы пришли сюда по другой причине. Может, скажете, что вас сюда привело?
Ее улыбка была такой теплой, такой благожелательной, что я выпалила:
— Я хочу стать блондинкой.
— А кто из нас этого не хочет, дорогуша? Какой оттенок вам больше нравится?
— Шампанского… — сказала я нерешительно. — Хотя вы, может быть, предложите что-то получше?
Она с трудом поднялась и пошла к шкафу, что стоял за ее спиной.
— Начнем примерять все подряд и посмотрим, что подойдет, — ответила она и выдвинула ящик. — Меня зовут Ширли. Надеюсь, вы не торопитесь? Вероятно, мы не скоро найдем подходящий парик. Но будьте уверены, мы его отыщем.
Ширли набрала полную охапку светлых волос, представлявших дюжину разных оттенков. Казалось, она держит на руках странного вида собачку.
— Спокойно все примеряйте, — посоветовала она. — Вы сразу поймете, когда найдете то, что нужно. Начните с этого.
Она протянула мне парик, который напомнил мне волосы Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячей».
— Синтетика, — сказала она и сильно его встряхнула. — Недорогой. Давайте посмотрим.
Другой рукой она подала мне шапочку под парик.
Я уже научилась разделять свои волосы на сегменты и плоско их закалывать, чтобы голова влезла в тесный чулок телесного цвета. Ширли смотрела, как я все это проделываю, и я ждала, что она выскажется насчет объема моей шевелюры. Но она безучастно наблюдала за подготовительным процессом, молча расправляла парик обеими руками. Когда шапочка заняла свое место, я наклонилась вперед, и она надела Мэрилин на мою голову. Я встряхнула волосами и посмотрела в зеркало.
Парик сделал черты моего лица невыразительными и плоскими. Наверное, блондинки из меня не получится.
— Снимайте, скорее снимайте, — воскликнула Ширли, взмахнув руками. — Поверьте мне, мы найдем то, что нужно. Этот определенно не годится.
Она рассмеялась, и смех преобразил ее простецкое лицо с широким носом и большим ртом, сделал его почти красивым.
— Не расстраивайтесь, — утешала она и взяла в руки модель с длинными желтыми волосами, завитыми в большие плоские кудри. — Попробуем Фару.[34]
Этот был еще хуже. Я стала похожа на брошенного пуделя, а в светлом парике по имени Меня меня можно было принять за тюремную надзирательницу.
— Нет, нет, нет, — сказала Ширли.
Она все больше одушевлялась. Ее уверенность в том, что я найду то, что нужно, обнадеживала, но я перемерила и золотые, и белые, и желтые, и медные, и соломенные, и почти что розовые парики и начала приходить в отчаяние. Парик а ля Ширли Темпл**, Алиса в Стране чудес, Фэй Данэвэй…[35] Все они выглядели на мне ужасно.
— У вас есть особая причина купить светлый парик? — спросила меня Ширли. — Возможно, если я узнаю, это поможет.
— Я ресторанный критик, — начала я.
— Да, такого у меня еще не было, — сказала она, когда я закончила свой рассказ. — И сейчас вы работаете в каком-то особенном месте?
— В «Леспинасс», — сказала я. — Шеф-повар изумительный. Я ходила туда неоднократно, и каждый раз он меня разоблачает. Я подумывала дать ему четыре звезды, но необходимо проявить осторожность. Я не первый раз присваиваю ресторану четыре звезды, но ресторан при отеле впервые может заслужить такую награду от «Нью-Йорк таймс». Я не имею права сделать ошибку. Загвоздка в том, что, как мне кажется, они узнают меня даже тогда, когда я прихожу в чужой личине. Не может быть, чтобы в ресторане все было так прекрасно. Поэтому я и пытаюсь создать новый образ, чтобы не быть обманутой.
— Поняла, — сказала Ширли, отвернулась и выдвинула глубокий ящик. — Есть идея.
Ее широкая фигура заслонила обзор. Ширли повернулась покрутила рукой, и я увидела струящийся каскад волос цвета шампанского «Дом Периньон». Свет падал на парик, и волосы меняли окраску: на место жемчужного оттенка приходил другой, напоминавший цвет лютиков.
— Примерьте этот, — сказала Ширли.
Мои руки тотчас ощутили разницу — парик был легче, прохладнее. Когда я его надела, щеки ощутили нежное, шелковистое прикосновение. Я зажмурила глаза: лучше не смотреть, пока парик не сядет плотно по голове. Затаила дыхание, мне очень хотелось, чтобы это было то, что нужно. И вот он сел на место, мягкие пряди защекотали плечи.
— Подождите! — воскликнула Ширли, заметив, что я открываю глаза.
Она оправила парик, перекинула налево прядь волос, заправила их за ухо, а с правой стороны потянула локон вперед, чтобы он упал мне на глаз, после чего отпустила волосы.
— Порядок, — сказала она, — можете теперь открыть глаза.
В зеркале отразилась блондинка с волосами цвета шампанского. Казалось, она не носила парик. Волосы выглядели настоящими, моими. Даже темные брови выглядели естественно. Самоуверенная дама плевать хотела на то, что она красит волосы и об этом все догадываются. Я непроизвольно открыла рот.
— Ой! — глупо изумилась я. — Неужели это я?
Ширли поймала в зеркале мой взгляд.
— Я же говорила вам, что у меня найдется парик для каждого! — сказала она.
Выражение ее лица противоречило спокойному тону.
— Вы выглядите просто потрясающе! — сказала она.
Ее потрясение не вызывало сомнений.
Не думаю, что я узнала бы себя, если бы повстречалась собой на улице, а ведь я еще не наложила макияж. Каким-то неведомым образом эта прическа, этот цвет волос сделали мои щеки румяными, а глаза почти синими. Губы казались краснее» чем когда-либо.
