Джеймс Олдридж - Морской орел
И лондонец, и старик солдат, и лейтенант — все ожидали, что скажет шотландец. Майор остался в стороне.
— Что же нам еще делать? — сказал шотландец. Он сказал это мирно, как человек, готовый подчиниться неизбежному.
— Идти, и идти сейчас же, — сказал Нис.
— Надо бы взглянуть на эти минометы, — сказал кокни. Он шепелявил, потому что у него спереди не хватало двух зубов.
— Минометы. Вот еще напасть, — сказал старик.
И все было кончено. Шотландец в сущности почти ничего не сказал. Он только принял решение и ждал, когда его спросят. Так представлялось Нису. Шотландец нравился ему своей неторопливой рассудительностью.
Тогда майор сказал, с яростью отчеканивая слова:
— Вы все — стадо болванов.
— Бросьте, Тилли, — сказал лейтенант. — У нас нет выбора.
— Дело не в этом. Дело в принципе. Этот паршивый грек внизу станет указывать нам, что делать.
— Я думал, что вы, как офицер, первый дадите согласие, — сказал Нис.
— Мало того, что мы тут воюем за вас, — майор был вне себя от бешенства, — вы еще заставляете нас спасать каких-то сумасшедших греков, которых за что-то засадили в тюрьму.
— За то, что они против Метаксаса, — стараясь сдерживать себя, сказал Нис.
— Наплевать мне на это, — сказал майор.
— Вот что, — сказал Нис, обращаясь непосредственно к нему. — Хотите — идите, не хотите — оставайтесь. Обойдемся и без вас. Но помните: если вы останетесь, то в лодке, которая пойдет в Египет, для вас места не будет. Мы уходим без вас. А вы устраивайтесь как знаете.
— Уходите вон отсюда, — сказал майор.
— Сами вы убирайтесь вон, — заорал Нис. — Вон там Ливийское море. Видите? Можете пуститься через него вплавь, инглези. Вплавь, черт вас возьми.
Это было настоящее исступление. Нис оборвал почти на крике, высоком и надсадном. Потом повернулся и быстрым шагом пошел по тропе вниз, часто и тяжело дыша. Он ничего не слышал кругом. Только стук двухсотсорокасильного мотора внутри. Тук, тук, тук.
Наверху на какое-то мгновение все замерло.
Потом один за другим люди двинулись в хижину одеться и уложить пожитки.
Майор остался один.
Нис ничего этого не видел. Он бежал вниз по тропе, и внутри у него все звенело и билось.
Но потом это прошло.
Спуск по кручам был трудный, и, преодолевая его, он постепенно остыл. Тогда он представил себе то сопротивление, с которым пришлось столкнуться майору. Это почти развеселило его и сразу успокоило. Он уловил главное: все они, кроме майора, спорили только против частности, против использования минометов. Никто не отказывался помочь освобождению антиметаксистов из лагеря на Гавдосе. Им только представлялось трудным и неосуществимым пустить в дело минометы.
Все, кроме майора.
Нис думал о нем без злости. Но он больше думал о маленьком шотландце, о его решительной повадке и о том, как прислушивались к нему остальные.
Но что бы ни думал Нис, а майор в это время стоял и смотрел, как остальные спускаются с горы. Они на ходу застегивались, поправляли туго набитые ранцы. Немного спустя майор вошел в хижину, взял свою аккуратную офицерскую сумку и стал спускаться вслед за остальными.
20
Хаджи Михали дома не оказалось. Какая-то старуха сказала Нису, что он на берегу, где лодки. Там он и нашел его вместе с Сарандаки. С десяток голых ребятишек барахтались в воде у отмели. Они с любопытством смотрели на Ниса, когда он шел вдоль ряда рыбачьих лодок к тому месту, где Хаджи Михали разговаривал с Сарандаки.
— Саида, — сказал он Нису.
Это слово было арабское.
— Саида, — повторил Нис.
— Будьте знакомы, — сказал Хаджи Михали ему и Сарандаки.
— Мы уже познакомились, — прогудел Сарандаки.
Сарандаки смотрел на растрепанного, обросшего Ниса и на его глаза, красные от усталости, но сохранившие свой прямой, напористый взгляд. Он оценивал силу, чувствовавшуюся в этом невысоком человеке, и готов был простить его напористость, как бы она ни была утомительна. Но он думал о том, что, глядя на Хаджи Михали, Нис мог бы поучиться уменью быстро отходить после вспышки. Что в нем нет ничего похожего на Михали. Что он слишком уж неуступчив, слишком напорист всегда. Но вместе с тем великан признавал силу этого человека и, как все вообще, был осторожен в разговоре с Нисом. Сейчас он прислушивался к греческой речи Ниса, звучавшей по-иностранному, но чисто.
— Они готовы помочь, — сказал Нис.
— С радостью принимаю такую весть, — сказал Хаджи Михали и весело засмеялся.
— Талос ведет их сюда.
— А как англичане?
— Я про англичан и говорю, — сказал Нис. — Австралос, его само собою.
— Ха! — Восклицание, изображавшее восторг. Они были в полном восторге оба, Хаджи Михали отложил кусок двухдюймового каната, который он держал в руках, и встал.
— Ты, видно, мастер говорить по-английски, — сказал он.
— Должно быть, — сказал Сарандаки. — Уж ты на них нагнал страху. — И он захохотал, точно лавина обрушилась.
— Нет, — сказал Нис. — Они все хорошие люди. — Он не склонен был размякать, но ему было приятно их одобрение.
— Значит, начинаем.
— Где у вас минометы? — спросил Нис.
— В хижине, где был твой австралос.
— Идем туда, — сказал Нис.
— Ну, за этим и тебе не угнаться, — сказал Сарандаки, опуская на плечо Хаджи Михали свой кулак.
— В нем мое нетерпение, — любезно ответил Хаджи Михали.
Нис в самом деле испытывал нетерпение. Уже протянулись вечерние тени, а Нис хотел, чтобы австралос осмотрели минометы, пока светло. И сам он тоже хотел взглянуть на них. Он вдруг вообразил, что никогда не видел миномета. Он чувствовал свое техническое невежество и превосходство этих австралос, а теперь еще и англичан. Это было ему неприятно. Человеку умелому всегда неприятно чувствовать себя невеждой, даже в чужой области.
Он встретил Талоса и остальных на дороге, которая вела к лодкам.
— Передай англичанам, что я ценю их согласие, — сказал Хаджи Михали Нису, когда они поравнялись.
Нис повернулся к причудливой группе, авангард которой составляли Стоун и Талос. Рядом с Нисом стоял Сарандаки. Оба великана инстинктивно смерили друг друга взглядом, по привычке всех рослых людей.
Один — с клочкастой рыжей бородой, с глазами, взгляд которых был добродушным и кротким; торс словно гора, а рыжие волосы — лес.
Другой — грек, джинн из сказки, весь черный, с лоснящейся загорелой кожей, с квадратными белыми зубами и огромным выпуклым лбом, венчавшим его, точно купол, под которым весело топорщились густые брови.
— Этого я принимаю как брата. — Сарандаки снова оглушительно захохотал.
— Он говорит, что вы его брат, — сказал Нис Стоуну.
Стоуну это показалось похоже на разговор индейцев в кинофильмах.
— Скажите, что я его младший брат. — Стоун потихоньку улыбнулся, оглядывая могучую фигуру Сарандаки. Первая встреча, когда Сарандаки усомнился в них, была не в счет. Сейчас Сарандаки казался исполином, вышедшим из кратера вулкана. Он всех готов был принять как братьев. Но Стоун особенно привлекал его. Стоун, с рыжими волосами и клочкастой бородой, которая уже успела отрасти, и с квадратным спокойным лицом. Они, смеясь, пошли рядом по уличке, посреди которой стояла лужа, натекавшая из давилен.
Дойдя до хижины. Хаджи Михали сказал:
— Они спрятаны под губками.
— Надежное ли тут место? — спросил Нис.
— Нужно, чтобы оружие было под рукой, — терпеливо ответил Хаджи Михали. — Что пользы хранить оружие в безопасном месте, если до него нельзя добраться?
Нис подумал: как это ему самому не пришла в голову такая мысль. Но в Хаджи Михали многое было так просто, что именно поэтому казалось замечательным.
— Смотрите, сколько песка, — проревел Сарандаки, захватив целую охапку губок из кучи, наваленной на каменном полу.
— Сарандаки, огонь мой, пламя мое, — сказал ему Хаджи Михали. — Пора бы тебе уже успокоиться.
— Успокоиться, — рычал джинн. — Ты смотри, какая тяжесть от этого песка. Хоть бы еще был тонкий морской песок. Продаешь губки проклятым скупщикам чистенькими, как собственная ладонь. А они засыпают их песком.
И Сарандаки с омерзением принялся расшвыривать губки во все стороны, пока из-под них не показалось оружие.
Оно было сложено прямо на полу, у самой стены хижины. Три миномета, — два восьмисантиметровые и один пятисантиметровый; все были на двуногих сошках. Длинные ящики с боеприпасами, из дерева, окованного сталью. Один ручной пулемет солотерна и один немецкий пистолет-пулемет эрма. Два люгера в деревянных футлярах. Запасные обоймы. И аккуратно сложенные пирамидкой старые немецкие маузеровские винтовки с оборванными, висящими ремнями. Эти винтовки принадлежали к партии оружия, полученной из Кувейта. Все оружие было покрыто пятнами от приставших к нему губок и засыпано мелким песком.
