Амритрай - Современная индийская новелла
— Да вы бы посмотрели, что здесь было раньше! — заметили твои друзья.
— А вы-то куда же смотрите?
— А что мы можем поделать? Люди приходят, живут здесь, едят, спят, опять уходят! Когда строительство только начиналось, никаких общежитий и в помине не было. А людей понаехала уйма. Куда же им было деваться? Они так и располагались на обочинах дорог. А прослышав о гостеприимстве нашего Пореша, люди целыми группами стали являться к нему. Каждый, когда хотел, готовил еду, поставив на пол керосинку. Если бы вы все это только видели! Чад стоял такой, что глаза щипало. Порешу хоть бы что. Ну как мы могли помешать этому?
Пореш! Твои друзья рассказали мне, что в первые дни месяца после получки ты ходишь в столовую и ешь там, а если встречаешь друзей, то угощаешь и их. Когда кто-нибудь просит у тебя взаймы, ты даешь щедрой рукой, и никто не возвращает тебе долга, потому что ты не требуешь денег назад. Твоя философия проста. Люди берут в долг, потому что у них нет денег и в их дворе не растет дерево с рупиями вместо листьев, тряхнув которое, можно было бы рассчитаться со всеми долгами.
Потом ты ошеломил меня, сказав:
— Я собрал три тысячи слов, значения которых во многих языках совпадают. Я предполагаю, что некогда люди общались посредством одного языка, и хочу доказать, что в будущем они будут говорить тоже на одном языке.
— Разве ты знаешь много языков?
— Мне ведь приходилось переезжать из страны в страну, встречаться с разными людьми. Волей-неволей пришлось постичь те языки, на которых говорили вокруг. Сейчас вопрос сравнительного изучения языков очень занимает меня. Не можете ли вы посоветовать мне, с чего лучше начать?
— Могу. Иди к дьяволу. Ты будешь в адском пекле сочинять стихи, раздавать деньги направо и налево и неделями сидеть полуголодным, превратишь свой дом в хлев и займешься сравнительным изучением языков. Если так будет продолжаться и дальше, надолго ли тебя хватит? Нужно подумать и о здоровье.
— Я никогда не болею, — сказал ты.
Я даже не сразу сообразил, что тебе ответить. Тогда ты, чтобы успокоить меня, пообещал:
— Я буду писать. Даю слово.
Потом ты достал из кармана листок бумаги и сунул мне в руки.
— Это маленький рассказ, сегодня написал…
Я увидел, что твой рассказ краток, как японские стихотворения, похожие на крошечные ракушки. Рассказ назывался «Параллели». Повозка и возница. В упряжке два вола. Много ли у них сил? Возница погоняет их кнутом. Повозка медленно исчезает на горизонте среди рисовых полей. Позади остаются только две колеи. Они никогда не пересекутся.
Я вернулся в Калькутту.
Написал тебе письмо. Ответа не получил. Снова написал, и опять ты не ответил. Мне подумалось, что мы с тобой тоже словно две параллельные линии.
В конце концов я написал, что если не получу ответа, то сниму со стены твою иранскую чашу.
Тогда ты ответил:
«Вы хотите снять со стены „Чашу“? Ну что же! Но сможете ли Вы изгнать ее из своего сердца? Ведь память о чем-то дорогом нет-нет да оживает в душе человека. Свое обещание стараюсь выполнить, но времени почти не остается. Условия тоже неподходящие. Скоро вышлю Вам то немногое, что мне удалось сделать».
В конце была приписка: «Вопрос с женитьбой еще не решен. Но отчаиваться рано».
Пореш, ты получил ответ без промедления. Но сам написал мне через несколько месяцев:
«Я не ответил на два Ваших письма. Надеюсь, Вы не очень рассердились и простите меня.
В последнее время у меня было много всяких дел. Нельзя сказать, что дела эти большие, но ведь и их надо делать. Мне приходилось решать разные проблемы быта, принимать участие в разрешении конфликтов, возникающих между рабочими и администрацией. Например, рабочим не увеличивают жалованья, не заботятся о жилье и не делают даже того, что без труда можно было бы сделать. Единственное, что рабочие легко получают, это замечания за малейшую провинность! И мне приходится хлопотать за них.
Отпуск — тоже проблема. Его дают с неохотой. Почти каждый день ко мне кто-нибудь обращается с просьбой написать заявление об отпуске. Когда рабочие просят отпуск, они, как правило, ссылаются на нездоровье родителей. Расскажу одну забавную историю. Один рабочий взял отпуск по случаю смерти матери. В следующий раз он указал ту же причину.
— Но ведь ты уже хоронил свою мать, — возразил чиновник.
Рабочий сердито ответил:
— Вы лучше спросите у моего отца, зачем он взял себе трех жен?!
Если раньше мой дом был караван-сараем, то теперь он превратился в приют для сирот. Но я ведь не Иисус Христос, который мог накормить одним караваем тысячу человек. Был бы я Кришной, горшок Драупади не пустовал бы. Но я простой смертный, и терпение мое небеспредельно.
Гляжу я на свои заплатанные ботинки, штопаные штаны и чиненую-перечиненую рубашку и думаю — моя прежняя жизнь была куда лучше. Иногда мне хочется бросить все и уйти, стать, скажем, факиром, но и это не выход.
Богатство наживешь, все равно рано или поздно ухватят за бороду. Люди скажут: „Разбогател, спекулирует на черном рынке, позор ему, позор!“ А сделаешь карьеру, начнут говорить: „Взяточник, бей негодяя!“ А если и не зайдут так далеко, то уж обязательно посмотрят на тебя с презрением, как на клопа, и скажут: „Кровосос!“
А теперь на меня свалилось еще одно несчастье. Я стал профсоюзным лидером. На этом поприще можно продвинуться далеко, если обманывать людей. Почет и уважение обеспечены. Однако этот путь не для меня. Очень уж он скользкий. На каждом шагу торчат шипы и колючки, острые, как тигриные когти. Но если делать дело с умом, можно регулярно класть денежки в банк, и пусть себе потихоньку растут проценты. А умрешь, общество объявит тебя святым и воздвигнет памятник. В день твоего рождения его украсят венками. Почитатели будут произносить хвалебные речи. Совсем как лотошники на вокзале — столько шума из-за каких-то двух грошей.
Но я не хочу быть лидером. Я хочу читать, писать, рисовать, вырезать из бумаги. Хочу думать о своем. Хочу покоя…
Я продолжаю писать, как и обещал Вам. Дело движется, хотя и ужасно медленно. Я не сказал Вам еще об одном: мне пришлось около месяца провести в больнице. Раскаленный кусочек металла попал мне в глаз. Правда, сейчас уже дело пошло на поправку. Но врачи запрещают мне читать. После лечения придется носить очки.
Надеюсь, Вы здоровы. Прошу Вас ответить мне без промедления. Это просьба любящего вас младшего брата».
Пореш, это было твое последнее письмо. Я тут же ответил. Потом еще не раз писал тебе — и целый год не получал ответа.
Дорогой брат, не молчи, откликнись, где бы ты ни был, что бы с тобой ни случилось.
Пореш, живи, будь счастлив, даже если «бутон души» опалит пламя. Я знаю, наше общество — могила многих талантов. Но все-таки надеюсь, что ты преодолеешь все препятствия на своем пути.
Перевод С. ЦыринаПЕНДЖАБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Аджит Каур
«Продано»*
Она не пришла на выставку картин Ашима в день открытия — не любила толпы. Она пришла на следующий день…
Сколько времени проводила она перед каждой картиной! Краски и линии сливались в могучий поток, который обрушивался на нее и уносил вместе с собой. А потом?.. Что было потом? Ее душа никак не могла насытиться, а картины все рассказывали и рассказывали… Чувство необычайной легкости охватывало ее. Казалось, всем своим существом погружалась она в это царство цвета и растворялась в нем.
Ашим тоже обратил на нее внимание. Полуоткрытый рот… Глаза, полные безмолвного восхищения… В них птицами проносятся какие-то неуловимые мечты…
«Может ли быть столько волшебства в том, к чему прикоснулась рука человека? Столько магической силы?» — думала она.
В произведении художника словно слились воедино его душа, время и бесконечность. От прикосновения его кисти заговорили краски света и тени — тихие ночи, молчаливая красота песков и скал, весна и осень, величие человека, его искания, радости и печали.
Назавтра девушка пришла опять. Потом она стала ходить каждый день.
Она осторожно бродила по залу, словно ступала по полу священного храма. Останавливалась перед каждой картиной, подолгу смотрела, забывая обо всем на свете.
Особенно нравилась ей одна картина. Если бы только можно было ее приобрести… Но как обратиться к художнику? Что ему сказать? Предложить, чтобы он продал ее? Спросить, сколько она стоит?
Нет, это невозможно. Картина — и деньги!
Нет, ни за что! К тому же, где она возьмет деньги? Скромная должность, которую она занимала, давала ей возможность еле-еле зарабатывать на пропитание, на скудный гардероб и комнату в общежитии. Правда, у нее есть еще кольцо, с которым связаны кое-какие воспоминания. Но разве воспоминания не могут существовать сами по себе?
