Тацухико Такимото - Добро пожаловать в NHK!
Похлопав ладошками, чтобы стряхнуть песчинки, Мисаки обошла вокруг горы. Она выжидающе глянула на меня.
— Красивая гора, — сказал я.
— Кииия! — воскликнула с лёгкой улыбкой на лице Мисаки, и дала горе сокрушительного пинка, — Всё, что имеет форму, однажды рассыплется.
— Угу, — кивнул я.
* * *Каждый вечер, день за днём, Мисаки вытаскивала из своего рюкзака книги самого разного толка. Судя по всему, она в огромном количестве брала их в библиотеке каждую неделю. Романы, сборники стихов, практические руководства и справочники попадали в её руки. Мисаки читала книги всевозможных форм и размеров, а затем зачитывала их мне.
— Итак, сегодняшняя книга — «Последние слова знаменитых людей». Как следует из названия, имеются в виду фразы, которые были произнесены выдающимися людьми перед смертью.
«Имеются в виду?..»
— Давай задумаемся, что же такое жизнь! — воскликнула она.
Фраза была театральной, и меня «убивал» талант Мисаки делать такие громкие заявления с совершенно невозмутимым видом. Но, с другой стороны, по сравнению со вчерашним «давай подумаем, в чём состоит смысл жизни!», нынешнее предложение не слишком пугало.
Сохраняя спокойствие, я предложил ей продолжать, и Мисаки немедленно принялась читать вслух.
В книге были собраны последние слова знаменитых людей со всего света, с древнейших времён до наших дней. Я слушал молча и с уважением. Читая фразы из книги, однако, Мисаки, похоже, заскучала и на полпути сменила тему.
— «Больше света…». Итак, чьи это были последние слова?
«Что?! Викторина?!»
— Три… Два… Один… Время вышло! Правильный ответ — Гёте. Слишком впечатляющая фраза, не находишь? По-моему, мистер Гёте выдумал её задолго до своей смерти.
— М-может быть.
— Ладно, следующий вопрос. «Микка Тороро[44] был вкусным».
Тут я знал ответ.
— Предсмертная записка марафонца Кокичи Цубурая.
— Пинг-понг, пинг-понг![45] В яблочко! Удивительно, что ты это знаешь.
Я не могу похвастаться знанием последних слов знаменитостей, но Мисаки всё равно меня похвалила. Её, похоже, странно заинтересовало содержимое предсмертной записки.
— Микка тороро… словно какая-то шутка, как думаешь?
— Возможно, как раз поэтому людей и поражает эта записка.
— Ясно. Да, теперь мне всё понятно, — сказала она, кивая, — Тут говорится, что Цубурая, этот бегун, прямо перед смертью отправился в родную деревню. Там, с матерью и отцом, он ел растёртый батат.
— Хм.
— Наверное, всё-таки, каждому хочется вернуться в родной городок перед смертью.
— Да, кстати, Мисаки, а из какого ты города — не из этого?
— Нет, не из этого. Северная звезда там… значит, я примерно оттуда, — Мисаки показала на северо-северо-запад.
Она произнесла название города, которое я никогда не слышал, и рассказала, что это маленький городок на берегу Японского моря с населением в пять тысяч человек. По её словам, там должен был быть очень красивый мыс, который почему-то стал довольно популярным местом для совершения самоубийств.
— С тех самых пор, как какой-то именитый человек спрыгнул с утёса в эпоху Мейдзи, мыс стал Меккой для самоубийц. Говорят, каждый год оттуда намеренно прыгало или случайно падало, поскользнувшись, столько людей, что пришлось построить барьер для предотвращения новых трагедий. В детстве я ничего не знала об этом и часто играла на том откосе. Однажды я увидела там странную девушку.
Мисаки продолжала:
— Она стояла на краю обрыва, на самом верху мыса. Был прекрасный ранний вечер, небо было ярко красным. Женщина тоже была очень красива.
— И?
— Я отвела от неё взгляд на секунду, и она исчезла. Даже сейчас она мне иногда снится. Хотя возможно всё это с самого начала мне лишь померещилось. Ну то есть, у неё была такая радостная улыбка на здоровом лице. Совсем одна, она смотрела в океан на заходящее солнце. А затем, в одно короткое мгновение, я отвернулась и она исчезла. Странная история, да?
Да, странная история.
— Что же с ней могло случиться? Мне кажется, она должна была оставить хотя бы предсмертную записку, может, о тёртых бататах, или чём-то таком, — пошутил я, стараясь развеять обстановку.
— Я бы сейчас не отказалась от тёртых бататов.
— От них чесотка.
— Ага, — кивнула она.
— Но зато вкусно, да?
Беседа понемногу уходила в сторону. Я, всё-таки, тоже выбился из сил. Но Мисаки смеялась:
— Как здорово, как весело. Тебе тоже весело, Сато?
— Конечно.
— Наши занятия подходят к концу. Приближается последний день проекта, — Мисаки убрала книгу обратно в сумку, — Я рассказала тебе столько всего полезного, Сато, что ты должен уже быть в состоянии стать образцовым взрослым. Так?
Поднявшись со скамейки, она произнесла:
— Теперь тебе ясно? Почему ты стал никчёмным человеком? Почему стал хикикомори? К этому моменту ты уже должен был понять.
Я не отвечал.
— Если ты хорошенько задумаешься, то обязательно поймёшь.
Всё ещё сидя на скамье, я взглянул на неё. В парке было так темно, что виден был лишь её силуэт. Я не мог разглядеть выражение её лица.
— Время почти вышло. Я не хочу доставлять лишние хлопоты тёте с дядей, так что мне придётся уехать из города.
Она говорила совершенно обыкновенным тоном, так что я спокойно слушал её.
— И куда ты едешь?
— В другой город… Туда, где много людей. Туда, где никто меня не знает. Туда, где я никого не знаю. Так что до тех пор, пока я не уехала, Сато… Я должна сделать из тебя выдающегося человека.
Я не понимал, к чему она ведёт; но опять же, просто такой она была девушкой — любила говорить совершенно неразумные вещи.
В изумлении я потряс головой из стороны в сторону.
— Это ничего не изменит, — сказала Мисаки.
— Ладно, я понял. Я уже излечился, — всё, что мне сейчас оставалось, это попытаться убедить её в успехе её предприятия, — Благодаря тебе, я просто родился заново. Можешь забыть обо мне и жить собственной жизнью в новом городе.
Кажется, она всё равно была чем-то недовольна.
Оптимистичным тоном я заявил:
— Спасибо! Я навеки у тебя в долгу! Да, точно: хочешь взять с собой мой магнитофон? Это предмет первой необходимости, если живёшь в одиночестве. Если хочешь, я могу тебе его подарить…
— Я не об этом.
— Не об этом?
Я терпеливо ждал, что она скажет дальше, но Мисаки отвернулась от меня, больше не сказав ни слова.
Тогда я тоже поднялся.
— Ну ладно, пока.
Я зашагал по направлению к своему дому, но тут Мисаки окликнула меня:
— Стой! Погоди секунду!
— Чего?
— Давай пойдём на свидание. Это будет твой выпускной экзамен. Проверка, что ты действительно превратился в полноценного члена общества, Сато. Встретимся у станции, в воскресенье в полдень. Идём обязательно, даже в дождь!
Сделав это не терпящее споров заявление, Мисаки ушла быстрым шагом.
* * *Тем временем Ямазаки действительно делал бомбу. Он раскопал в интернете инструкцию и на полном серьёзе собирал взрывное устройство.
Сначала ему понадобилось получить чёрный порох. История использования чёрного пороха уходила в далёкое прошлое. К примеру, его применяли в период Генко монгольских нашествий,[46] да и оружие тецушо,[47] потрясшее самураев, тоже работало на нём. Будучи простой смесью нитрата калия, серы и угля, чёрный порох обладал огромной разрушительной силой. Говорят, если его использовать в закрытом пространстве, взрыв чёрного пороха будет достаточно мощным, чтобы разбить вдребезги все окна в автомобиле и мгновенно убить всех пассажиров.
— Ну и зачем тебе бомба?
— Ясно, зачем! Чтобы что-нибудь взорвать!
Ну да, конечно. Это, разумеется, и так ясно. Зачем ещё может понадобиться бомба?
— Я про другое: что ты собираешься взорвать? Вот о чём я тебя спрашивал.
— Врагов.
— Кто у тебя враги?
— Злодеи. Я уничтожу злодеев своей Бомбой Революционера.
— Понятно. Так, а кто злодеи?
— Политики какие-нибудь, наверное.
— Слушай, ты хотя бы имя нынешнего премьер-министра знаешь?
Ямазаки замолчал и вернулся к работе. В скором времени он уже получил чёрный порох и изготовил герметичную металлическую трубку. Детонатор из простого электронного будильника тоже был завершён. Осталось только присоединить детонатор к трубке, и бомбу можно было взрывать в любой момент.
— Ура, готово! Я борец! Я революционер! — у Ямазаки было хорошее настроение, — Им всем крышка! Всех злодеев взорву!
Несмотря на воодушевление, он был полностью поглощён собой.
— Ах, было здорово, — подвёл он итог.
В конечном счёте, бомба так и не взорвала ни одного злодея.