Стивен Чбоски - Хорошо быть тихоней
Брэду и мне назначили в течение месяца оставаться после уроков начиная с того самого дня.
Пока мы отсиживали положенные часы, мистер Харрис нисколько нас не третировал. Разрешал читать, делать домашнее задание, переговариваться. Не такое уж суровое наказание, особенно если у тебя нет привычки усаживаться перед телевизором сразу после уроков или переживать насчет дисциплинарных взысканий с занесением в личное дело. Я тут подумал, может, это туфта. Насчет занесения в личное дело.
В первый же день Брэд подошел и сел рядом со мной. Вид у него был унылый. Понятное дело, на него столько всего обрушилось, когда он опомнился после драки.
— Чарли.
— Ну?
— Спасибо тебе. Спасибо, что успел их разнять.
— На здоровье.
Вот и поговорили. Больше я ему не сказал ни слова. А сегодня он уже ко мне не подсаживался. Вначале я от его слов как-то опешил. А потом до меня, кажется, дошло. Я бы тоже не захотел, чтобы мои друзья проучили Сэм, если мне не дозволено ее любить.
Когда я в первый день вышел на улицу после отбытия наказания, меня поджидала Сэм. Как только я ее заметил, она улыбнулась. Я остолбенел. Не поверил своим глазам. Затем она перевела взгляд на Брэда и облила его холодным презрением. Брэд попросил:
— Скажи ему, что я виноват.
А она ему:
— Сам скажи.
Брэд отвел глаза и поплелся к своей машине.
Сэм подошла и взъерошила мне волосы:
— А ты, я слышала, настоящий ниндзя.
Кажется, я кивнул.
Она подбросила меня до дому в своем пикапе. А по дороге высказала все, что обо мне думает после моей выходки. Объяснила, что они с Мэри-Элизабет — закадычные подруги с незапамятных времен. Даже напомнила, что Мэри-Элизабет ее поддерживала в самую тяжелую пору, когда Сэм пережила то, о чем рассказала мне на рождественской тусовке, подарив пишущую машинку. Не хочу повторять ее слова.
Короче, Сэм сказала, что я, поцеловав ее вместо Мэри-Элизабет, на какое-то время поставил под удар их дружбу. Потому что Мэри-Элизабет, как я понял, всерьез на меня запала. Я расстроился: кто ж мог знать, что я ее так зацепил? Мне казалось, она просто хотела приобщить меня к шедеврам. И тут Сэм сказала:
— Чарли, ты иногда бываешь таким идиотом, что просто ужас. Тебе это известно?
— Да. Известно. Я и без тебя знаю. Честное слово.
Потом она сказала, что они с Мэри-Элизабет помирились, и поблагодарила меня за то, что я прислушался к совету Патрика и, насколько было возможно, залег на дно, что, конечно, упростило дело. Тогда я спросил:
— Значит, мы снова можем дружить?
— Можем, — только и сказала она.
— И с Патриком?
— И с Патриком.
— И со всей тусовкой?
— И со всей тусовкой.
Тут я захлюпал. Но Сэм на меня цыкнула:
— Ты помнишь, что я ответила Брэду?
— Помню. Чтобы он сам сказал Патрику, что виноват.
— К тебе и Мэри-Элизабет это тоже относится.
— Да я пытался, а она…
— Я знаю. Попытайся еще раз.
— Ладно.
Сэм высадила меня у дома. Когда она отъехала на достаточное расстояние, у меня опять потекли слезы. Оттого что мы с ней снова друзья. А больше мне ничего не нужно. Короче, я дал себе слово больше не делать таких глупостей. И сдержу его. Вот увидишь.
Сегодня вечером на показе «Рокки Хоррора» чувствовался какой-то напряг. Не потому, что я столкнулся с Мэри-Элизабет, нет. С ней как раз все прошло нормально. Я признал, что очень виноват, и спросил, не хочет ли она что-нибудь мне сказать. Задал простой вопрос и, как всегда, получил нескончаемый ответ. Я выслушал (реально выслушал) и еще раз повторил, что очень виноват. Тут она меня поблагодарила за то, что я не рассыпаюсь в извинениях и не обесцениваю тем самым признание своей вины. И все встало на свои места, за исключением того, что мы остались просто друзьями.
Если честно, мне кажется, я потому так легко отделался, что Мэри-Элизабет уже начала встречаться с приятелем Крейга. Зовут его Питер, он студент колледжа, и Мэри-Элизабет в полном счастье. На вечеринке в квартире у Крейга я случайно услышал, как Мэри-Элизабет говорила Элис, что с Питером ей гораздо интереснее, потому что он «упертый» и способен вести полноценные дискуссии. А я, по ее словам, очень милый и чуткий, но отношения наши были однобокими. Ей нужен человек, который открыт для обмена мнениями и не спрашивает разрешения высказаться.
Тут впору было захохотать. Или взбеситься. Или пожать плечами оттого, что у людей бывают большие странности. В первую очередь — у меня самого. Но я тусовался с друзьями, а потому на ее словах не зацикливался. Кстати, я довольно много выпил, потому как прикинул, что с травкой нужно быть поаккуратней.
Обстановку нагнетало то, что Патрик официально заявил о своем отказе от роли Франк-н-Фуртера. Сказал, что у него пропало желание играть на сцене… и точка. Короче, сидел он рядом со мной и смотрел из зала и говорил такие вещи, от которых у меня сжималось сердце, потому что подавленность ему совершенно несвойственна.
— Тебе никогда не приходило в голову, Чарли, что эта наша компания как две капли воды похожа на любую другую команду, хотя бы футбольную? Разница лишь в том, как мы одеты и почему.
— То есть?
И тут повисла пауза.
— То есть, я считаю, это полная фигня.
Он не шутил. Я не мог поверить, что это говорилось на полном серьезе.
Франк-н-Фуртера играл какой-то незнакомый мне парень со стороны. Он долго был дублером Патрика и наконец получил свой шанс. С ролью он справился вполне прилично. Не так, конечно, как Патрик, но вполне прилично.
Счастливо.
Чарли
11 мая 1992 гДорогой друг!
Теперь я много времени провожу с Патриком. В основном помалкиваю. Больше слушаю и киваю, потому что Патрику надо выговориться. Но у него это получается совсем не так, как у Мэри-Элизабет. А совершенно по-другому.
Все началось в субботу, наутро после «Рокки Хоррора». Я еще валялся в постели и размышлял, почему иной раз проснешься — и тут же снова задрыхнешь, а бывает, что сна ни в одном глазу. В дверь постучала мама.
— Тебя к телефону — твой друг Патрик.
Я вскочил, сон как рукой сняло.
— Алло!
— Одевайся. Я подъезжаю. — Щелчок. И больше ничего.
У меня на самом деле было много чего намечено, потому что близился конец учебного года, но этот звонок предвещал какое-то приключение, а вставать и одеваться так или иначе нужно.
Патрик подрулил минут через десять. Он был в той же одежде, что и вчера вечером. Душ явно не принимал, ничего такого. По-моему, даже не ложился спать. Но сонливости у него не было: Патрик взбадривал себя кофеином, сигаретами и энергетическими пастилками «Mini Thins», которые продаются во всех придорожных киосках. Бодрят не по-детски! И законом не запрещены, только от них пить охота.
Короче, сел я к нему в машину, насквозь прокуренную. Патрик предложил мне сигарету, но я отказался — не смолить же прямо у дома.
— Неужели предки не знают, что ты куришь?
— Разве я должен им докладывать?
— Наверно, нет.
Полетели мы по трассе… на скоростях.
Сперва Патрик молчал. Просто включил магнитолу и слушал музыку. Когда заиграла вторая песня, я спросил, не тот ли это сборник «Тайного Санты»?
— Я его всю ночь слушал.
Патрик растянул рот в улыбке. Улыбка получилась жутковатая. Тусклая, неподвижная. Врубил он звук на полную мощность. И втопил педаль газа.
— Вот что я тебе скажу, Чарли. Мне сейчас клево. Ты меня понимаешь? По-настоящему клево. Как будто я полностью свободен, от всего. Как будто мне больше не нужно притворяться. Я уезжаю в колледж, да? Там все по-другому. Ты меня понимаешь?
— Конечно, — отвечаю.
— Всю ночь думал, какими постерами оклею стены у себя в общаге. И будет ли у меня в комнате голая кирпичная кладка, которую я смогу разрисовать. Ты меня понимаешь?
На этот раз я только кивнул, потому что он и не ждал моего «конечно».
— Там расклад будет совсем другой. Иначе и быть не может.
— Это точно, — поддакнул я.
— Ты в самом деле так считаешь?
— Конечно.
— Спасибо тебе, Чарли.
И так всю дорогу. Сходили мы в кино. Потом в пиццерию. И всякий раз, когда Патрик начинал уставать, он бросал в рот энергетическую пастилку и запивал кофе. Когда на улице стало смеркаться, он принялся показывать мне те места, где встречались они с Брэдом. При этом почти ничего не рассказывал. Просто смотрел перед собой.
Наша поездка завершилась на поле для гольфа.
Уселись мы на восемнадцатом грине, а это довольно высоко, и любовались закатом. По пути туда Патрик, помахав своим фальшивым удостоверением личности, купил бутылку красного вина, и мы по очереди пили из горлышка. Болтали о том о сем.
— Про Лили слышал? — спрашивает он.
— Кто такая?
— Лили Миллер. Не знаю, может, она и не Лили вовсе, но так ее все называли. Училась на класс старше меня.
