Мемуары белого медведя - Тавада Ёко

— Комбинируя подобные сценки, можно составить номер.

— Я и не знала, что вы проделываете такие трюки!

— Политики используют кнут и пряник, чтобы манипулировать народом. Мы используем свой мозг, чтобы управлять действиями зверей.

Профессор изогнул верхнюю губу в точности как его питомец и рассмеялся.

— Из одного только труда не родится искусство. Делай то, чего можно добиться без усилия и естественным образом. Если твое искусство кажется публике колдовством, а не тяжелым физическим трудом, значит, ты все делаешь верно.

Мне почудилось, будто Платеро кивнул, но то был лишь отблеск озорного солнечного луча.

Глаза ослика, прикрытые длинными ресницами, светились так мягко, что я даже поежилась. Неужели вегетарианцы никогда не приходят в ярость? Не пытаются разодрать друг друга на части? Меняется ли характер человека, если он становится вегетарианцем?

Близилась премьера, и мы старались изо всех сил. Мы никогда не останавливались и всегда смотрели вперед, мы продолжали работу, не давая себе ни дня отдыха. Платеро уже владел необходимой техникой, а вот мне предстояло еще многому научиться. Я как могла пыталась подражать профессору, и все же до него мне было еще очень далеко.

Мы ставили в ряд большие картонки с написанными на них числами. Я спрашивала Платеро: «Сколько будет дважды два?» Он подходил к картонке с изображением четверки. Эта картонка была намазана морковным экстрактом, другие — нет. При всей простоте этого трюка мне еле-еле удалось добиться от ослика, чтобы он каждый раз приближался к одной и той же картонке.

— Может статься, что осел предпочтет другую картонку, даже зная, какая из них пахнет морковью. Человек иногда тоже намеренно делает что-то в ущерб себе и отказывается от вознаграждения. Поэтому, сколько бы вы ни тренировались, номер все равно может провалиться. Примерно каждый десятый раз что-то идет не так. Следовательно, нужно найти ответ на вопрос — как добиться того, чтобы эти десять процентов неудачи происходили не на арене. Знаешь как?

Я покачала головой, отчего собственные волосы погладили меня по щекам.

— Тебе необходимо достичь определенного состояния души, в котором не существует отказа. Ты расслаблена, будто дремлешь весенним днем на берегу озера, но голова у тебя ясная. Ты беззаботна, но внимательна. Тело работает как сенсор, воспринимает все, что совершается вокруг тебя, но это нисколько не отвлекает тебя. Ты реагируешь на все автоматически, поскольку ты — часть происходящего. Ты действуешь без какого-либо намерения, но всегда правильным способом. На арене ты должна сама приводить себя в это состояние. Тогда у тебя все будет получаться.

Каждый раз, когда я давала Платеро задание умножить два на два, он подходил к картонке с четверкой. Однажды, увидев, что в зал вошел директор, я решила продемонстрировать результаты своей работы. Я ласково погладила ухо Платеро и спросила, сколько будет дважды два. Ослик не двинулся с места. Профессор с безучастным лицом сидел на деревянном ящике в углу репетиционного зала, не желая помогать мне. Я повторила вопрос, еще раз потрепала ослика по уху, но Платеро не сделал и шагу в сторону карточек. Директор разочарованно вздохнул и ушел. Мне хотелось зареветь во весь голос. Чуть позже профессор заметил как бы между прочим:

— Ты погладила ухо Платеро. Обычно ты этого не делаешь. Он хотел, чтобы ты продолжала гладить его, поэтому стоял рядом с тобой. Он выбрал тебя и отказался от моркови.

— Почему вы мне сразу не сказали?

— А я что, обязан? Я здесь ради удовольствия. Приятно смотреть, как молодежь мучается.

— Как вам только не стыдно!

— На арене не гладят животных просто так. В цирке каждый жест несет в себе какой-то смысл. Например, во время представления нельзя сморкаться или чихать.

У меня не было времени впадать в отчаяние или радоваться каждому маленькому открытию. Следующим шагом мне предстояло обучить ослика «решать» арифметические задачи, предлагаемые зрителями, — подходить к соответствующей картонке и замирать перед ней. Платеро имел обыкновение останавливаться, если видел, что перед ним кто-то стоит. Если я вставала слева от него, он делал шаг влево. Если я вставала справа, он шагал вправо. Мне следовало пользоваться этим правилом, чтобы подводить его к цели.

Осел качал головой, если я касалась его уха. Кивал, если проводила ладонью по его грудной клетке. Мы тренировались отвечать «да» и «нет». Мы репетировали с утра до вечера, и когда я выбивалась из сил и ненадолго выходила подышать свежим воздухом, мне мерещилось, что у всех людей, которых я встречаю, ослиные морды. Увидев, как человек чешет себя за ухом, я уже собралась помочь ему в этом и только в последнюю секунду сообразила, что нельзя просто так трогать других людей.

Обычно профессор уходил домой сразу после репетиции, но однажды вечером он задержался, чтобы поговорить со мной.

— Платеро уже стар, и я тоже. Скоро нас не будет, и это надо учитывать.

Голос профессора звучал бодро, хотя он вел речь о временах, которые настанут после его кончины.

— Что ты будешь делать, если после нашей с Платеро смерти тебе придется работать с новым ослом? Знаешь, мне хотелось бы, чтобы ты подумала вот о чем. Когда ты попала в цирк, происхождение было твоим серьезным недостатком. Ты родилась не в цирковой семье и оттого нередко чувствовала себя белой вороной. Разве я не прав?

Я упрямо молчала.

— Ладно, ладно. Ты отказываешься считать себя неполноценной. У тебя сильная воля. У тебя все получится.

Мое дебютное выступление с осликом состоялось вскоре после моего двадцать шестого дня рождения и имело громадный успех, хотя это был всего лишь короткий малопримечательный номер с заурядным животным.

— Арифметические задачи, говоришь? Хм, а не попробовать ли нам этот трюк с Тоской? Вдруг у нее есть математические способности?

Вдохновленный моей историей про осла, Маркус смастерил большие демонстрационные щиты с цифрами. Картона у нас не было, так что муж использовал фанеру, которую без спросу утащил из подвала одного заброшенного здания. Маркус сделал щиты с цифрами от одного до семи. Во время репетиций мы мазали на одну из них немного меда. Тоска мигом подходила к «медовой» цифре и слизывала мед.

— Тоска обнюхивает ее и лакомится. Вряд ли зрители будут долго ломать головы над разгадкой этого трюка. К тому же людям трудно поверить, что медведи способны считать. А вот то, что это под силу ослику, их не удивляет. Почему так?

— Наверно, дело в том, что в сказках ослы умеют читать и считать. Помнишь осла из «Тиля Уленшпигеля»?

— Ну да. Кроме того, принято думать, что осел — существо недалекого ума. Поэтому считающий осел вызывает такой восторг. Вот от чего нам нужно отталкиваться — найти некий клишированный образ и явить на арене его противоположность.

— Какие клише связаны с белыми медведями?

— То, что они обитают во льдах.

— Что есть противоположность льда?

— Огонь.

Заставлять хищников прыгать через горящее кольцо. Обязательный номер в программе любого цирка. Мы с мужем понимали, что не сможем вечно избегать его. Но гонять Тоску через огненное кольцо было бы слишком банально. Требовалось как-то обыграть эти прыжки. К примеру, мы могли бы создать мюзикл по мотивам сказки «Белоснежка», и в этом мюзикле Тоска перепрыгивала бы через костер, подобно главной героине сказки. Я считала, что разводить дополнительный огонь в цирке ни к чему — красные цифры пламенели и без того ярко. Панков, не посоветовавшись с нами, велел секретарше доставить со склада кольцо, и на следующий день вся конструкция, свежевымытая и начищенная до блеска, уже красовалась в репетиционном зале. Я сделала вид, будто не заметила ее, и тренировалась с Тоской просто ходить друг рядом с другом и стоять друг напротив друга.

Солнце скрылось за горизонтом, я улеглась в постель и с приходом сна вновь перенеслась в ледяной мир. Оказываясь там, я угадывала ход некоей эволюции. Не было ни красных, ни черных цифр, а одно только движение вперед. Не было заводов, больниц, школ. Только слова, которыми обмениваются два живых создания. «Я начала писать твою биографию», — сказала я Тоске. Та пораженно уставилась на меня, а затем чихнула. «Тебе холодно?» — «Очень остроумно. У меня поллиноз. Здесь, на Северном полюсе, цветы не цветут, но в воздухе танцует пыль, и я постоянно чихаю». — «Я остановилась на твоем младенчестве. Твои глаза еще не открылись. Вы с матерью были не вдвоем, рядом с вами находилась чья-то третья тень». — «Отец хотел жить с нами, но мать не могла выносить его присутствие. Она шипела, если он появлялся». — «Это ненормально для медведицы?» — «Возможно, в прежние времена это было нормально, но природа тоже меняется».