Мемуары белого медведя - Тавада Ёко

— Вот девушка, о которой я вам только что рассказывал. Сейчас у нее затрапезный вид, потому что она наводит чистоту в стойле, но, сами видите, она хорошенькая и спортивная. Сейчас мы нарядим ее в сценический костюм. Вы будете так любезны немного подождать? А пока мы готовимся, вы можете снаружи пропустить по глоточку.

— По глоточку, — повторил Ян и ловкой клоунской рукой сделал жест, будто опрокинул в себя рюмку водки.

Мужчины громко рассмеялись. Глаза Яна оставались холодными.

Чуть позже я наконец узнала подоплеку этого фарса: цензурное ведомство сочло нашу афишу подозрительной и теперь мучило директора каверзными вопросами. Один из них звучал так:

— Почему на афише изображена эта декадентская девица? Ведь типичный дрессировщик — это худой седоволосый мужчина…

Директор замешкался с ответом, но тут Ян быстро протянул свой спасительный язык:

— Что ж, пришло время рассказать вам кое о чем. Впрочем, мы только рады. Пожалуйста, сохраните в тайне то, о чем сейчас узнаете. У нас в цирке есть талантливая девушка, которая украсит следующий сезон неожиданным дебютом в качестве дрессировщицы хищников. В данный момент она параллельно занимается уходом за цирковыми зверями, чтобы лучше изучить их повадки, но, если все пойдет хорошо, в будущем сезоне станет выступать на арене. Вот это изображение в углу афиши и есть завуалированный намек на ее номер. Разумеется, мы пока не знаем, как у нее пойдет дело. С хищниками ведь никогда нельзя быть ни в чем уверенными на сто процентов.

Ян спас ситуацию ложью, которая была настолько высокого качества, что реальности пришлось волей-неволей подстроиться под нее. Вероятно, он заранее все это придумал и посоветовал директору, тот изложил версию Яна людям из управления, ну а те пожелали воочию убедиться, что талантливая молодая циркачка действительно существует.

Ян привел меня в фургон-гардеробную, облачил в розовый костюм бывшей любовницы директора, уложил мои волосы так, что они встали византийским куполом, затем приклеил мне искусственные ресницы, которые порхали как бабочки, намазал губы лососево-розовой помадой и привел в зал, где меня дожидались повеселевшие от водки чиновники. Они тотчас увидели во мне многообещающего зародыша великой цирковой звезды и одарили аплодисментами.

Наконец проверяющие покинули территорию цирка. Я хотела переодеться, но коллеги остановили меня.

Не спеши, дай наглядеться. Полное ощущение, будто у нас появилась новенькая!

— Честно признаться, я фантазировал о тебе в подобном наряде…

— А я просто поражена! Комплимент женщины женщине!

— Ты была гадким утенком, который на самом деле оказался прекрасным лебедем.

— Что ты несешь? Разве прежде она выглядела гадкой?

— Ну, так или иначе, все равно она была неприметной, разве нет?

Одни кивали мне, другие закатывали глаза и выдавливали из себя фразы, которые не позволяли мне понять, хвалят меня или пытаются уколоть из зависти. Ян предложил директору поручить мне номер минут на пять, потому что ложь — лучшая мать правды. В присутствии коллег Ян обращался к директору вежливо и соблюдал субординацию. Тому ничего не оставалось, как спросить у старшего дрессировщика хищников, готов ли он тренировать меня. Я заметила, что директор робеет перед этим человеком. Услышав просьбу начальства, дрессировщик как ни в чем не бывало ответил:

— Она начинающая, так что предлагаю начать с осла.

Эти слова прозвучали так, словно он был моим дедом и добродушно рассуждал о моей будущей профессии. Коллеги ошарашенно уставились на него, затем на меня. Прежде дрессировщик никому не разрешал выходить на сцену со своими животными.

Стараниями Яна афишу приняли и быстро отправили в типографию. Неделю спустя в цирк на репетицию явились полицейские в штатском. Я встала рядом со своим наставником и делала вид, что усердно разучиваю с ним номер. Полицейские не удостоили меня взглядом и осведомились, где сейчас Ян. Едва тот появился, они подхватили его под руки и увели.

Той ночью и следующими ночами меня мучила бессонница. Однажды, не в силах дольше находиться в душном фургоне, я вышла за дверь и очутилась в полутьме. До моего слуха донеслись чьи-то всхлипывания. Подойдя на звук, я увидела рыжеволосую девушку, которая сидела под освещенным окном и плакала. Мне вспомнились слухи о том, что эта девушка — тайная возлюбленная Яна.

— Вы расстраиваетесь, потому что Ян до сих пор не возвратился?

Услышав мой робкий вопрос, она поморщилась и фыркнула:

— Говори как есть — он арестован. Я все знаю. И знаю, кто предал его.

— Директор?

— Нет, конечно. Кто же захочет посылать собственного сына в тюрьму?

— Что-что? Ян — сын директора?

— Да. Ты не знала?

Муж перебил меня:

— Так в чем состоял номер с ослом? Рассказываешь ты интересно, но никак не перейдешь к сути дела.

— Не торопи, пожалуйста. Это отличное подготовительное упражнение, которое поможет мне, если когда-нибудь я надумаю писать книгу. Деталями пренебрегать нельзя.

— Ты хочешь написать книгу? Автобиографию?

— Биографию, только не свою. Для этого я тренируюсь на собственной биографии. Будь внимателен, мы приступаем к главе о репетициях с ослом. Слушай каждое мое слово.

— Нам некогда рассиживаться, репетировать надо. До премьеры совсем мало времени. Итак, пробел, который возник вследствие исчезновения Яна, поручили заполнить тебе и ослу. Что было дальше?

В моей голове снова зазвучал громкий голос наставника. Я училась дрессировать осла, при этом моим учителем был не сам старший укротитель, а профессор Безерль, который приходил к нам со своим ослом. Слово «профессор» вовсе не было его кличкой. Прежде он преподавал в одном институте в Лейпциге и достиг серьезных успехов на поприще поведенческих исследований. Выйдя на пенсию, профессор стал выступать в цирке. Номер с осликом в одночасье сделал его знаменитым. Однако спустя несколько лет у профессора начались проблемы с коленными суставами, во время каждого выступления ему приходилось по несколько раз садиться и делать передышку, в течение которой он едва слышно разговаривал со своими коленями и гладил их. Врач, вероятно подкупленный директором цирка, вселил в старого профессора ложные надежды и хвалил его выдержку, так что номер с осликом не исчезал из программы. Но однажды колени бедного Безерля окончательно отказались работать, в знак чего единогласно скрипнули. Звук слышала вся публика. После этого профессор поселился в домике-развалюхе и жил скромно, но счастливо. Получив предложение о сотрудничестве, он обрадовался и согласился проделывать долгий путь до цирка, чтобы посвящать молодое поколение в тайны дрессировки осликов.

В день первой репетиции профессор сказал мне:

— Ты должна любить только растительноядных животных. Если переметнешься к кому-то из плотоядных, судьба будет играть с тобой в коварные игры. Посмотри, разве он не прелесть? Ослы очень разумны и ничего не боятся. Другими словами, они идеально подходят для дрессировки.

Профессорский ослик носил имя Платеро. Люди полагаются на зрение. При первой встрече они рассматривают фигуру, одежду или лицо нового знакомого. Ослы, напротив, внимательно относятся к тому, какой вкус может предложить им человек. Профессор объяснил, что при знакомстве я должна угостить ослика морковкой, и тогда при следующей встрече он первым делом вспомнит о морковке. Я поднесла морковку к морде Платеро. Он с аппетитом схрумкал угощение, затем поднял верхнюю губу и горделиво продемонстрировал мне зубы. Казалось, он беззвучно смеется. По этому смеху было не понять, веселится ослик или над кем-то потешается.

— Правда же, он смеется просто великолепно? Смеясь, осел удаляет с зубов остатки еды. Если угостить его чем-нибудь липким и заговорить с ним незадолго до того, как он закончит жевать, выйдет потешно. Сейчас покажу.

Профессор протянул Платеро морковку, обмазанную повидлом, и спросил:

— Ты ведь не насмехаешься надо мной, правда? Платеро осклабился и пошевелил губами, причем сделал это в самый правильный момент.