Юлия Кова - Живой журнал
— Это в каком же смысле «вы меня знаете»? — прищуриваюсь я.
— В прямом, — безжалостно припечатал Дядьсаша. — Помнишь дело Ольги Романовой? Помнишь, как ты «расколол» её? Так вот, я тоже об этом очень хорошо помню. Тогда я тебя прикрыл. А сейчас прикрывать не буду… Повторяю, не смей трогать Иру. Потому что если ты воспользуешься ситуацией, то мой сын никогда мне этого не простит. А я не переживу, если я снова потеряю своего сына. — Пытаясь обуздать своё волнение, Фадеев смотрит на меня. А я? А я просто ему киваю.
— Хорошо. Я вас понял, — с убийственным спокойствием говорю я.
— Спасибо, Андрей… Мой мальчик — я знал, что ты поймёшь меня: ты всегда понимал меня!
— Тогда обсудим план действий? Мне нужен распорядок дня Самойловой, номера её телефонов, график её прихода в «НОРДСТРЭМ» и.. — и я начинаю перечислять Дядьсаше все наши азбучные истины.
— Сейчас, сейчас, — радостно торопится тот и включает компьютер. А я перевожу взгляд за окно. За один этот час я прожил все девять жизней. Это был жёсткий и жестокий поединок, но я почти выиграл его. И я до конца его выиграю, если только смогу продержаться ещё один час. Всего один час… Меня берёт в амок нечеловеческое напряжение. Но я не поддаюсь эмоциям. Я смотрю на оживлённого Дядьсашу. Я улыбаюсь ему. Я что-то говорю ему. Шучу, подробно отвечаю на все вопросы. Через час я выйду отсюда. Мне нужно продержаться всего один час.
— … ты же меня понимаешь? — снова спрашивает Дядьсаша.
— Да, я вас понимаю, — киваю я.
И я не вру. Да, я отлично его понимаю и разделяю все его благородные чувства. Я вообще безумно благодарен ему за этот день. Мать его, да я просто счастлив! Потому что я, наконец, понял, как именно я буду его убивать. Потому что Симбад — Фадеев.».
@
5 апреля, 2015 года, воскресенье, днём.
Ленинский проспект, дом 41/2, Москва.
Россия.
Андрей Исаев как раз устраивался на стуле напротив Александра Фадеева, когда Даниэль Кейд быстро преодолел мрачный туннель подземного пешеходного перехода, поднялся по ступеням в город и вышел на Ленинский проспект. Смесь ярких красок оживлённой московской улицы обрушилась на Даниэля вместе с яростным ароматом входящей в полную силу весны, но на лице мужчины не отражалось ничего, кроме раздражения. Подходя к «корветту», оставленному им на дублере проспекта ровно сорок минут назад, Даниэль огляделся. Его глаза блеснули, когда он заметил Макса Уоррена. Одетый в свитер из меланжевой пряжи и потёртые джинсы, Уоррен стоял, прислонившись спиной к стволу кривого тополя. Упираясь подошвой туфли в ажурную, окрашенную зелёным, решётку, Макс с мечтательной улыбкой смотрел на Еву, гуляющую по аллее с Деаком. «Моё последнее дело, а потом я, наконец, полечу к отцу», — сказал себе Даниэль. Он на мгновение прикрыл глаза, глубоко вздохнул, и через секунду его взгляд снова стал безмятежным.
— Привет, Макс. Что, нравится? — чуть насмешливо спросил Даниэль, подходя к Уоррену и кивая на чёрный, глянцевый, хищный «корветт».
— Привет, Кейд. Отвечу так: эта машина — очень. Ты — почти всегда. Этот ваш Деак — вообще никогда. А что касается Евы, то твоя приёмная дочь выросла и стала красавицей, — ответил Макс и пожал руку Даниэлю.
Действительно, Макс никогда не ладил с английской овчаркой Евы и не затруднялся это скрывать. Что касается Евы, то девочка искренне нравилась ему, хотя виделись они не часто — вернее, так же редко, как видятся взрослые люди со взрослыми детьми своих друзей: несколько раз в год, по случаю.
— Что-то жарко сегодня, — Макс подёргал себя за высокий ворот свитера от «Hackett». Эта престижная марка могла родиться только в Лондоне, на такой же престижной Savile Row Mayfair. — Ну, так зачем ты вытащил меня из дома, Кейд?
— Есть две темы, — безапелляционно заявил Даниэль. — Во-первых, — начал он, но запнулся, заметив, как узкие, чёрные брови Уоррена поползли вверх, а Макс с ироничным видом преувеличенно-медленно оглядел Даниэля.
— Прости, что перебиваю, но мне только сейчас в голову пришло, — насмешливо протянул Макс, — а ты знаешь, что ты — зануда? Всё-то у тебя по порядку, всё должно быть доведено до совершенства и до конца. Как русские говорят: «всё разложено по полочкам». Придирчивость к любым мелочам, копание в первопричинах… Даниэль, а тебе не хотелось хотя бы раз взять, да и наплевать на всё? Найти себе миленькую любовницу, уехать с ней в отпуск, оставить фирму на меня, а самому оторваться?
— Макс, я действительно спешу, — резко перебил Даниэль, неприятно поражённый меткой колкостью Макса. Довольный Уоррен усмехнулся, разглядывая мрачное лицо Кейда.
— Хорошо, Большой Босс, я тебя очень внимательно слушаю, — с невинной улыбкой кивнул Макс.
— Итак, есть две новости. Первая касается моей фирмы, вторая — моей родной дочери.
Теперь пришел черёд удивляться Уоррену:
— Какой «родной» дочери, Кейд? Я что-то не понял… Ведь Ева — это же твоя приёмная дочь? Или же где-то у тебя есть ещё одна дочь?
Даниэль смерил Макса неприязненным взглядом:
— Макс, у меня одна дочь, и это Ева. Ева — это моя родная кровь. К тому же она будущая наследница корпорации «Кейд Девелопмент». Так что повежливей.
Эффект, произведённый словами Даниэля, был ошеломляющим. Сначала Макс побледнел, потом перевёл ошарашенный взгляд на Еву.
— Знаешь, Даниэль, беру свои слова обратно, — медленно произнёс Макс и покачал головой, — нет, ты у нас не зануда. Ты — это сейф с секретом. За двадцать лет, что я знаю тебя, я привык ко многому, но то, что я услышал сейчас это — самое поразительное. Ты двадцать лет морочил мне и всем окружающим голову, рассказывая о том, что Ева — твоя приёмная дочь, названная в честь её крёстной… Мне даже страшно спрашивать, какие тайны ты ещё хранишь, — Макс усмехнулся. В голубых глазах Уоррена блеснул неприятный огонек. Даниэль сухо улыбнулся.
— Ну, продолжай, — поощрил он Макса, — договаривай до конца.
— А скажи мне, Даниэль, Эль — она как, в курсе, что Ева — твоя родная дочь? Прости за любопытство, но мне просто интересно, — с ехидцей спросил Уоррен. Даниэль сунул руки в карманы, обозревая Макса:
— Эль — в курс. Более того, она даже в курсе, что я женат на матери Евы.
— Ты женат? Ты? Ну, полный отпад… И как зовут эту женщину?
— Макс, а какая тебе, собственно говоря, разница? — Взгляд и тон Даниэля не предвещал ничего хорошего. Саркастичное выражение на лице Макса пропало, уступив место присущей ему спокойной отстранённости.
