Даниэль Пайснер - В темноте
В тишине, наступившей после окончания абсурдного бала в спортзале, «Ю-Лаг» за считаные минуты оказался в кольце из эсэсовцев, гестаповцев и украинских полицаев. Возможно, музыка сыграла отведенную ей роль, и многие евреи просто потеряли бдительность. По приказу оберштурмфюрера СС Гжимека в лагерь въехали колонны больших грузовиков, на которых пойманных евреев отвозили на место казни. Мы и раньше видели такие грузовики, но их никогда не было сразу так много. От рева двигателей нас буквально выворачивало наизнанку, но пугал не столько шум, сколько понимание того, что он предвещает. Все прежние «акции» были ужасны – эта была ужаснее в сто раз. Потому что не было надежды на спасение. Немцев было гораздо больше, чем нас, у них были автоматы, гранаты, хлысты, дубинки. Открытая демонстрация своего превосходства была жестокостью высшего порядка. Везде вокруг бегали, толкались, падали, рыдали люди. До сих пор не верится, что родители не только не потеряли нас с Павлом в этом хаосе, но и уберегли от ранений и увечий.
Я не понимала, куда мы идем. Я держала отца за руку, и он привел меня в подвал, в потайную комнатку, где они все это время что-то копали. На моих глазах он стал протискиваться через небольшую дырку в полу. Кто-то рядом держал керосиновую лампу, но света в каморке было все равно очень мало, и поэтому я узнала не всех собравшихся. Дядя Куба. Дедушка. Берестыцкий. Корсар. А где же Вайсс и его товарищи? Так или иначе, я уже давно решила, что они мне не нравятся. Больно уж они мрачные. Словом, я не помню, кого из людей, приходивших в подвал обсуждать планы побега, я видела той ночью, а кого нет. Там было так много народу! В подвале этого барака никогда еще не собиралось столько людей одновременно. Кого-то я вообще видела впервые. Там были жена, мать и дочь Вайсса. Очевидно, он с самого начала планировал бежать со всей своей семьей. А еще там были и совершенно незнакомые нам люди. Они не участвовали в строительстве бункера и просто надеялись спастись в канализации. Это был их единственный шанс на спасение.
Когда папа проскользнул в дырку в полу, я потерялась на несколько мгновений и не знала, что делать. Он скрылся в темноте – я крикнула ему вслед. Он ответил. Голос прозвучал совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но отца я не видела. Он сказал спускаться за ним, а я не могла! Я окаменела от страха. Рядом были мама и брат. Корсар легонько подталкивал меня ко входу в подземелье, но я упиралась – помнится, довольно-таки активно. Корсар даже больше уговаривал, чем подталкивал, но я сопротивлялась изо всех сил. Я не хотела туда! Мне не нравилось, что в кромешной темноте на дне тоннеля ничего не видно. Не нравилось, что все вокруг так шумят и суетятся. Не нравилось, что все напирают друг на друга и толкаются. Папа уговаривал меня спуститься, пытался меня успокоить, но вокруг меня в подвале толпилось столько людей, и все они так громко кричали, что я трачу время и задерживаю очередь, что я просто не могла двинуться с места.
Не одной мне не хотелось под землю. Жена и дочь Вайсса, поняв, куда ведет дырка в полу, и представив, в каких условиях там придется жить, наотрез отказались спускаться. Тогда Вайсс ушел один… Мысли о том, что Вайсс бросил свою семью, навсегда определили отношение папы к этому человеку.
Тем временем Корсар толкал меня к тоннелю, и с каждым разом все сильнее. Мама старалась вести себя спокойно, но и у нее вскоре лопнуло терпение. Всем было очень нелегко, и я своими капризами только усложняла ситуацию. Наконец меня заставили сесть на цементный пол и свесить ноги в дыру. Мне было всего семь, я была довольно худенькой, но, посмотрев в это небольшое отверстие с зазубренными краями, я поняла, что пробраться через него будет трудно даже мне.
Я пошла первой, следом за мной мама отправила Павла, а потом спустилась сама. Папа вытянул руки вверх, схватил меня за ноги, и я, выпав из отверстия в потолке тоннеля, попала в его объятья. Он поставил меня рядом с собой на грязный карниз, а потом снова поднял руки, чтобы поймать Павла. Кто-то держал в руках небольшой фонарик, но я все равно почти ничего не видела. Я крепко держалась за папино пальто, пока он помогал спуститься брату и маме. Я боялась потеряться… в суматохе сделать это было легче легкого. Я плакала. В голос кричал Павел. И вдруг я услышала где-то крики других детей. Я думала, что, кроме нас с Павлом, детей в гетто уже не осталось, потому что давным-давно не видела ни одного другого ребенка, но теперь явственно слышала детские голоса. Они тоже плакали и кричали, и я подумала: где же они прятались все это время?
Люди один за другим спускались через наш тоннель, но еще больше евреев проникало в подземелья через уличные колодцы. Им было уже не до скрытности и секретных тоннелей – надо было спасаться, и они прыгали в открытые колодцы, а потом растекались по трубам и тоннелям. Немцы знали, что люди попытаются спрятаться в канализации, и приказали украинским полицаям бросать в колодцы гранаты. Взрывы звучали со всех сторон.
Грохот гранат. Темнота. Рев воды. Вопли доведенных до отчаяния, загнанных в тесные трубы людей. Эхо. Представить себе эту какофонию просто невозможно. И у меня, семилетней девочки, ухватившейся за полу папиного пальто, в тот момент все происходящее совершенно не укладывалось в голове.
«Откуда весь этот шум? – гадала я. – Что вообще происходит?»
Уж не знаю, как в этой темноте отцу удалось провести нас по карнизу главного канала. Идти было страшно. Пельтев грохотал, как Ниагарский водопад. Ужасающий рев воды усиливало эхо. Даже не знаю, с чем сравнить этот звук. Наверно, с сотней несущихся на всех парах поездов, с тысячами водопадов, с десятками пикирующих «мессеров»…
Карниз был узкий и скользкий, и я всем телом прижималась к шершавой стене. Вдруг дядя Куба оступился и упал в воду. Папа бросился спасать его и уронил в реку рюкзачок с какими-то пожитками. Наверно, там были мои ботинки, потому что больше я их так никогда и не увидела. Цена спасения Кубы! Это было очередное чудо – люди вокруг то и дело соскальзывали с карниза в реку, и никто не приходил к ним на помощь. Их просто уносило течением.
Папа шел впереди и держал меня за руку. За мной, держа за руку брата, шла мама.
– Куда мы идем? – без конца спрашивала я. – Долго еще?
– Еще чуть-чуть, Кшися, потерпи, – отвечал отец. – Совсем чуть-чуть.
В какой-то момент я обессилела и почти потеряла способность двигаться. Тогда отец поднял меня и посадил к себе на плечи. Теперь я представляю, как трудно ему было удерживаться на узком карнизе. Не помню, сколько мы шли. Скорее всего, минут 10–15, но мне показалось, что путешествие растянулось на несколько часов. Наконец мы дошли до моста, ведущего на ту сторону реки, где находилось наше убежище. К несчастью, в этот момент в канализации было так много людей, что мы просто не могли перебраться туда. Приблизительно в это время потерялся дедушка. Мама ужасно расстроилась, когда не обнаружила его рядом, но, наверно, подумала, что он просто отстал и потом сможет нас найти.
