Бернард Вербер - Отец наших отцов
В аквариуме побольше плавали рыбки гуппи. Соланж Ван Лизбет взяла сачок, выловила из третьего аквариума скалярию и пересадила ее к гуппи. Скалярия, более крупная, с более острыми зубами, немедленно принялась кусать самцов гуппи.
Доктор сказала, что если журналисты вернутся через две недели, то увидят, что у самцов гуппи больше не будет широких разноцветных хвостов.
– Они станут более незаметными, чтобы не привлекать внимания хищника – скалярии. Они изменят свой организм, чтобы адаптироваться к новому «тревожащему» фактору в окружающей среде. И пока скалярия останется в аквариуме, не появится ни одного маленького самца с широким разноцветным хвостиком. Это эволюция, которую можно наблюдать в ускоренном темпе. Если же скалярию из аквариума убрать, у гуппи вновь появится яркая раскраска, которая служит для привлечения самок.
Доктор объяснила, что изменения внешней среды влекут за собой изменение клеток.
– Совершенно то же самое произошло с человеком. Он адаптировался.
– А что было «тревожащим» элементом?
– Рифт. Разлом вынудил первых доисторических людей жить в безлесной саванне. Они не могли больше взбираться на деревья, спасаясь от хищников. Люди вынуждены были встать на задние лапы, чтобы издалека видеть врага в высокой траве. Постоянно опасаясь нападения, люди выпрямились и превратились из «животных, в основном живущих на деревьях и иногда принимающих вертикальное положение» в «прямоходящих животных, иногда взбирающихся на деревья».
Страх перед хищниками… Лукреция вспомнила рисунок над столом профессора Аджемьяна, изображавший историю эволюции. Маленькая рыбка задает маме вопрос: Какие они – те, кто вышел из воды? Те, кто эволюционировал? Обеспокоенные. Испугавшиеся. Недовольные. Желавшие изменить мир. Параноики, захотелось добавить Лукреции. Те, кому везде чудилась опасность, или те, кто видел грядущие проблемы.
Соланж Ван Лизбет сгорбилась, изобразила обезьяну.
– Использование нижних конечностей освободило верхние лапы, – объяснила она. – Теперь в руках можно было держать палку и использовать ее как оружие.
Прямохождение открыло эру и других изменений, в частности в костяке. Таз сделался корзиной для внутренностей. Раньше соединение позвоночного столба и черепа было горизонтальным. Теперь оно стало вертикальным, и объем черепа увеличился, так как спинной мозг больше не мешал ему.
– За два миллиона лет объем головного мозга вырастает с 450 до 1000 кубических сантиметров, затем от 1000 до современных 1450, – объясняла доктор, показывая черепа разного размера.
– А почему у нас почти не осталось шерсти? – спросил Исидор Катценберг.
– Еще одна адаптация. Шерсть была нужна, чтобы младенцы могли вцепиться в живот матери. Это стало ненужным, когда матери смогли взять детей на руки. И шерсть осталась только на макушке черепа для защиты от солнца.
– А брови?
– Безделушка. Губочка на случай дождя.
Теория, которую излагала доктор Ван Лизбет, называлась «трансформизмом» и была выдвинута в 1815 году Жаном-Батистом де Ламарком – по мнению Соланж Ван Лизбет, единственным истинным основателем современной человеческой палеонтологии.
– А какая разница между ламаркизмом и дарвинизмом? – спросила Лукреция, увидев в блокноте лекцию по дарвинизму от профессора Конрада.
Дарвинисты считают, что люди – это животные, у которых случайно оказался ген, позволивший им встать на задние лапы. А ламаркисты считают, что любое животное, если это необходимо, может трансформировать свои гены, – объяснила доктор Ван Лизбет.
Слегка улыбнувшись, она заключила:
– М-м-м, идеи Ламарка дают каждому надежду на лучшее. А Дарвин, если ты представитель не самого удачного вида, не оставляет тебе ни малейшего шанса.
В соседней комнате в емкостях с формалином плавали зародыши. Кроме человеческих, здесь были эмбрионы ящерицы, обезьяны и других животных.
– Развиваясь в течение девяти месяцев, зародыш человека проживает всю историю своего вида.
Соланж Ван Лизбет обошла комнату. В одной емкости находилась маленькая розовая фасолина: шестидневный зародыш человека, очень похожий на одно из простейших существ, которые они только что видели. Рядом двенадцатидневный эмбрион напоминал крошечного удлиненного червячка с большими глазами.
– Похож на зародыш рыбы, правда? Мы ведь сначала были рыбами, – заметила Соланж. – Когда человеческому эмбриону тридцать один день, он похож на ящерицу, в девять недель – на детеныша землеройки, в восемнадцать недель ничем не отличается от зародыша обезьяны.
Рассказ произвел на Лукрецию сильное впечатление, она быстро записывала.
– Словно каждый из нас вспоминает до рождения все этапы истории человечества, – пробормотал Исидор Катценберг, тоже увлеченный новой теорией.
– Тайна формы цифр, – прошептала Лукреция. – 1, 2, 3, 4, 5. Перед тем как родиться, мы повторяем все стадии эволюции жизни.
– Что вы сказали? – с любопытством спросила Соланж Ван Лизбет.
Лукреция указала на живых обезьян, сидящих в больших клетках.
– Зачем здесь эти обезьяны?
– Для опытов. У людей девяносто девять процентов генов совпадает с шимпанзе. У них можно позаимствовать некоторые органы для пересадки больным людям. Чем больше экспериментов по пересадке органов животных мы проведем, тем реже придется обращаться в банк донорских органов, и количество злоупотреблений уменьшится.
– Каких злоупотреблений? – удивилась Лукреция.
– В странах третьего мира бедняки продают свои органы, чтобы не умереть с голоду. Почки, легкие, роговицу глаза… Поскольку спрос значительно превышает предложение, возник целый бизнес по торговле органами. В такой ситуации здоровой альтернативой может стать пересадка органов животных, практически идентичных человеческим, в частности органов шимпанзе.
Соланж Ван Лизбет добавила, что даже не все шимпанзе в этом смысле одинаковы.
– Только бонобос из Конго обладают генами на 99, 3 процента совпадающими с человеческими, что является залогом успеха. На них мы и сосредоточили все наше внимание.
Соланж Ван Лизбет открыла клетку, в которой сидел молодой бонобос. Он доверчиво пошел к ней на руки. Затем подобрался к Лукреции и начал играть ее рыжими волосами.
– Бонобос – обезьяны чрезвычайно умные. Они живут стаями. Конфликты улаживают, играя и занимаясь любовью. Играть они готовы всегда, а это главный признак ума.
Соланж Ван Лизбет протянула обезьянке мяч, но в последний момент спрятала его за спиной. Обезьянка попыталась угадать, в какой руке находится предмет, и испустила серию радостных вздохов, когда сделала верный выбор.
