Чарльз Буковски - Почтамт
Конечно, причина, по которой я ставил на Синий Чулок, была не в этом. Я всегда их дезинформировал. На доске тотализатора я не хотел больше никого.
В то время у них еще не было внутреннего телевизора. Можно было только слушать, как вызывают ставки. Я опережал на 380 долларов. Проигрыш в последнем заезде принес бы мне прибыль в 330 баксов. Хорошо сегодня поработал.
Мы слушали. Комментатор объявлял каждую лошадь в заезде, кроме Синего Чулка.
Должно быть, моя лошадь упала, решил я.
Они вышли на отрезок, приближались к финишу. Этот ипподром был известен своим коротким финальным отрезком.
И тут, перед самым концом заезда, комментатор завопил:
– И ВОТ ПО ВНЕШНЕМУ КРАЮ ВПЕРЕД ВЫРЫВАЕТСЯ СИНИЙ ЧУЛОК! СИНИЙ ЧУЛОК ОБХОДИТ! ФИНИШИРУЕТ… СИНИЙ ЧУЛОК!
– Прошу прощения, – сказал я бармену, – я сейчас вернусь. Смешайте мне скотч с водой, двойной.
– Слушаюсь, сэр! – ответил он.
Я вышел на задворки, где у них стоял небольшой тотализатор рядом с прогулочным кругом. Синий Чулок шел 9/2. Что ж, не восемь или 10 к одному. Но играл же на победителя, а не на цену. Заберу 250 долларов плюс мелочь. Я вернулся в бар.
– А на завтра вам кто нравится, сэр? – спросил бармен.
– До завтра еще далеко, – ответил я.
Я допил, дал ему доллар на чай и вышел.
3
Каждый вечер происходило примерно одно и то же. Я ездил по побережью, ища, где бы пообедать. Мне нужно было дорогое место, но не слишком людное. У меня на такие места выработался нюх. Определяешь навскидку, снаружи. Не всегда удавалось получить столик с видом на океан, если не хотел ждать. Но океан и луну снаружи все равно видно, и можно поддаться романтике. Позволить себе наслаждаться жизнью. Я всегда просил небольшой салат и большой бифштекс. Официантки вкусно улыбались и стояли очень близко. Я далеко ушел от того парня, что работал на скотобойнях, мотался по всей стране с бандой железнодорожных рабочих, делал на фабрике собачьи галеты, спал на скамейках в парках, впахивал за гроши в дюжине городов всего континента.
После обеда я искал мотель. Тут тоже приходилось поездить. Сначала я заглядывал куда-нибудь выпить виски и пива. Я избегал мест с телевизорами. Нужны только чистые простыни, горячий душ, роскошь. Волшебная жизнь. И я от нее не уставал.
4
Однажды я сидел в баре между заездами и увидел эту женщину. Господь или кто-то другой все время творит женщин и выбрасывает их на улицу, и у них то задница слишком большая, то сиськи слишком маленькие, а эта вообще ненормальная, а та просто психованная, эта свихнулась на религии, а та гадает на заварке, эта пердит, себя не контролируя, а у той не нос, а шнобель, у третьей ноги костлявые…
Но бывает так, что подходит к тебе женщина, в полном цвету, просто рвется наружу из платья… существо, созданное для секса, проклятие, конец всему. Я поднял голову – она сидела за дальним концом стойки. Уже набралась, и бармен не хотел ее больше обслуживать, она подняла крик, вызвали фараона с ипподрома, тот взял ее за руку, повел за собой, и они о чем-то заговорили.
Я допил и пошел за ними.
– Офицер! Офицер!
Тот остановился и посмотрел на меня.
– Моя жена что-то не так сделала? – спросил я.
– Мы полагаем, сэр, что она в состоянии алкогольного опьянения. Я собирался проводить ее к воротам.
– К стартовым воротам? Он рассмеялся:
– Нет, сэр. К выходу.
– Я приму ее у вас здесь, офицер.
– Хорошо, сэр. Но смотрите, чтоб она больше не пила.
Я не ответил. Я взял ее под руку и завел обратно.
– Слава богу, вы спасли мне жизнь, – сказала она.
Ее ляжка стукалась о мою.
– Нормально. Меня зовут Хэнк.
– Я Мэри-Лу, – представилась она.
– Мэри-Лу, – сказал я. – Я тебя люблю. Она рассмеялась.
– Кстати, ты ведь не прячешься за столбами в оперном театре, правда?
– Я ни за чем не прячусь, – ответила она, выпячивая груди.
– Еще выпить хочешь?
– Конечно, только мне больше не нальют.
– На этом ипподроме не один бар, Мэри-Лу. Давай сбегаем наверх. И веди себя тихо. Стой сзади, я принесу тебе стакан. Что ты пьешь?
– Что угодно, – ответила она.
– Скотч с водой сойдет?
– Конечно.
Остаток программы того дня мы пили. Она принесла мне удачу. Я выиграл два из последних трех.
– Машина с тобой? – спросил я.
– Я приехала с каким-то придурком, – ответила она. – Забудь про него.
– Если ты это можешь, то и я смогу, – сказал я.
Мы свернулись с нею в машине, и ее язык замелькал у меня во рту, словно крохотная заблудившаяся змейка. Потом мы развернулись, и я поехал по побережью. Счастливая ночь стояла. Я взял столик с видом на море, мы заказали выпить и стали ждать бифштексов. Все на Мэри-Лу таращились. Я склонился и зажег ей сигарету, думая: вот эта будет хороша. Все знали, о чем я думал, и Мэри-Лу это знала, и я улыбнулся ей над пламенем.
– Океан, – сказал я, – посмотри вон туда, бьется, ползает взад-вперед. А подо всем этим – рыба, бедная рыба дерется друг с дружкой, пожирает друг дружку. Мы – как те рыбы, только мы наверху. Одно неверное движение, и тебе конец. Приятно быть чемпионом. Приятно соображать, что делаешь.
Я вытащил сигару и закурил.
– Еще выпьешь, Мэри-Лу?
– Давай, Хэнк.
5
Есть такое место. Тянется вдоль моря, его выстроили над морем. Старенькое, но отмечено классом. Мы взяли комнату на первом этаже. Слышно, как внизу шевелится океан, слышно волны, пахнет океаном, чувствуешь, как накатывает и откатывает прилив, накатывает и откатывает.
Я с нею не спешил, пока мы выпивали и разговаривали. Затем подошел к тахте и сел рядом. Мы что-то сотворили – смеясь, болтая и слушая океан. Я разделся, но заставил ее остаться в одежде. Потом отнес ее на кровать и, ползая сверху, наконец вытащил ее из платья и проник внутрь. Вставить было трудно. Потом она поддалась.
Тот раз был одним из лучших. Я слышал воду, слышал, как накатывает и откатывает прилив. Как будто кончаешь вместе со всем океаном. Казалось, будто снова и снова. Затем я скатился.
– Ох, господи боже, – сказал я, – ох, господи боже мой!
Уж и не знаю, как господи боже вечно в такое встревает.
6
На следующий день мы забрали кое-что из ее пожитков в мотеле. Внутри сидел мелкий темный парень с бородавкой на носу. Выглядел он опасным.
– Ты идешь с ним? – спросил он у Мэри-Лу.
– Да.
– Ладно. Удачи. – Он закурил.
– Спасибо, Гектор. Гектор? Что это еще за имя?
– Пива хочешь? – спросил он у меня.
