Гилад Атцмон - Учитель заблудших
Звонит телефон. Я все еще голый. Неожиданно мой давно всеми забытый член оживает. Такой эрекции у меня не было уже давно. Я не помню, когда разделся. По-моему, у меня не все в порядке с головой, но тем не менее я чувствую себя прекрасно. Телефон продолжает звонить. Чтобы избавиться от его назойливого звона, мне приходится встать и подойти. Это Антуан. Он настаивает, чтобы я вернулся на конгресс и высказал свое мнение относительно методов решения проблем палестинского общества. Я обещаю прийти на вечернее, заключительное заседание, вешаю трубку и вновь подхожу к окну, в котором отражается вся моя жизнь. Утомленный день уже начал клониться к закату. В пустыне никого — ни людей, ни животных. Я сажусь в кресло, закрываю глаза и засыпаю. Но на этот раз мне ничего не снится. А может, я просто не запомнил свой сон.
Вечером я спустился в зал заседаний. Выступал мой блестящий ученик Вольфганг фон Гаузман. Он рассуждал о проблеме палестинско-еврейской дезинтеграции. Его пипологические идеи показались мне очень интересными. Вольфганг привлек внимание членов конгресса к тому банальному факту, что на суб-текстуальном уровне оккупация есть не что иное, как форма агрессивной сексуальной интеракции между оккупантом и оккупируемым, между победителем и жертвой изнасилования. Грубо говоря, оккупация представляет собой половой акт, в котором женщины побежденного народа приносят свои гениталии в жертву похотливому победителю. Оккупант превращается в неудержимую машину страсти и насилует все, что попадается на его пути.[32] Свой лавровый венок победителя он срывает с плачущей жертвы, покорно раздвигающей перед ним ноги.
Разумеется, пипология не одобряет всех этих ужасных явлений и отнюдь не призывает к ним. Однако объективные факты, которые она констатирует, невозможно игнорировать.
Во время блицкрига в России опьяненные быстрой победой солдаты вермахта трахали по дороге на Москву все, что шевелится, оставляя за собой сожженные и обугленные женские трупы. Но когда инициатива перешла к русским, те отплатили немцам с лихвой. Продвигаясь к Берлину, они впрыскивали сталинское семя в матку каждой немецкой девушки, которую встречали на пути.
Таково положение дел на Западе. Однако на Ближнем Востоке массовых изнасилований во время военных действий не наблюдается. Арабские легионеры не насиловали женщин из Рамат-Рахель, а солдаты армии Сиона избегали телесных контактов с палестинками, даже если те были не против. На первый взгляд здесь налицо высокий моральный уровень солдат обеих воюющих сторон, однако пипологический анализ заставляет в этом усомниться. По мнению Вольфганга, избегание сексуальных контактов свидетельствует скорее о взаимном неуважении обоих народов. Как кобель не хочет совокупляться с верблюдицей, так и араб не желает сношаться с еврейкой, а евреи не имеют никакого желания трахаться с арабками. На Ближнем Востоке ни у одной из враждующих сторон не наблюдается никакого стремления рассматривать своих противников как равноправных членов человеческого общества.
Чтобы как-то решить эту странную проблему и заставить оба народа относиться друг к другу по-человечески, Вольфганг предложил насильно заставлять арабов и евреев вступать в половые сношения. По его мнению, правительство должно учредить специальные дни для проведения организованных изнасилований. Например, по воскресеньям и средам потомки Ишмаэля будут организованно насиловать дочерей Израиля, а по вторникам и четвергам ибн-ицхаки будут организованно насиловать ишмаэлиток. Что касается друзов, которые оказались между двух огней и поневоле стали коллаборционистами, то им нужно разрешить насиловать круглый год. Все изнасилования должны происходить, разумеется, под строгим надзором властей.
Это предложение показалось мне весьма любопытным, и я его поддержал. Затем я вернулся к себе в номер, уложил вещи, последний раз посмотрел в окно своих нереализованных возможностей и попрощался с Авишаг и с Альберто. В ответ они только печально и понимающе улыбнулись. В глубине души они всегда знали, что я не останусь с ними навсегда.
Маргарита все еще продолжала совершать свои воздушные пируэты. Она взмыла в небо, повернула направо и исчезла за скалистой горой. Я поднял вверх большой палец, как это принято у работников наземных служб, и помахал ей на прощание. Держась за руки, Альберто и Авишаг шли по направлению к горизонту. Я посмотрел на них в последний раз и отправился в аэропорт, чтобы улететь обратно в Германию.
22
Письмо, полученное проф. Шаръаби по электронной почте
12 января 2032 года:
Дорогой профессор Шаръаби! Вы даже не представляете себе, как я признателен Вам за то, что Вы уговорили меня сесть за написание мемуаров. Вот уже три с половиной месяца каждое утро я просыпаюсь и как одержимый бросаюсь к письменному столу.
Вначале я чувствовал сильное внутреннее сопротивление Вашей затее, но теперь гораздо лучше понимаю мотивы, которыми Вы руководствовались. Должен признаться, что, работая над мемуарами, я сумел многое переосмыслить, и, если бы я сделал это раньше, моя жизнь сложилась бы совершенно иначе.
Взявшись три с половиной месяца назад за работу, я собирался написать свое полное жизнеописание, по крайней мере с точки зрения хронологии. Однако, к сожалению, мое здоровье в настоящее время оставляет желать лучшего и мне необходимо наблюдение врачей. Кроме того, мое психическое состояние тоже ухудшилось. Это чувствуется по реакции окружающих. Я становлюсь для своих близких обузой и даже объектом насмешек. Вчера, например, я пошел в близлежащий «Макдоналдс», что возле Веймар-Палацн, и потребовал, чтобы мне дали холодец с цимесом[33] без чипсов и большую бутылку кока-колы. Лишь потом я понял, что мое требование было несколько странным. Как говорится, угодил в дерьмо по уши. Лола, эта старая дура, не знала, куда глаза девать от стыда, и старательно делала вид, что не имеет ко мне никакого отношения. После моего возвращения из Палестины у меня появились какие-то ностальгические пищевые причуды. Мне страшно хочется поесть сабиаха[34] и утонуть в бочке с амбой,[35] барахтаясь среди кусочков манго. Мне хочется надеть резиновые сапоги фермера и гулять по бескрайнему полю, засеянному бобами. Я жажду отправиться в плавание по морю гастрономической памяти, сидеть на мягкой морковной подстилке и, держась руками за огромный эсминец гефильте-фиш,[36] прокладывать себе путь по бурным волнам харосета.[37]
Но к делу. Завтра я отдаю себя в руки врачей, которые попытаются обнаружить причину недуга, грызущего мой мозг и обессиливающего мое тело. Лола и Густав делают все от них зависящее, чтобы избавиться от меня навсегда. Лола ненавидит меня и стыдится, а Густав из карьерных соображений мечтает, чтобы я поскорее исчез с горизонта, а еще лучше — из его жизни вообще. Кстати, примерно через год его должны назначить на должность командующего Люфтваффе.
Как это ни смешно и ни противно, но все мои поклонники демонстративно от меня отвернулись. Вы, Фридрих, по сути, единственный человек в мире, которого я еще интересую. Я не прошу, чтобы Вы меня пожалели. Просто хочу попросить прощения за то, что не смогу завершить работу над своими мемуарами.
Сейчас я собираюсь сесть за последнюю корректуру рукописи, и завтра Вы сможете прийти ее забрать. Надеюсь, что она оправдает Ваши ожидания. Меня завтра здесь уже не будет.
Ваш Гюнтер.
P.S.
Если Вы сочтете возможным напечатать мои мемуары, назовите их «Учитель заблудших», буду Вам очень признателен. Если из моей жизни и можно извлечь какой-то урок, то только один: человек, который относится к другим с высокомерием, считает себя избранным и никого не уважает, — это человек «заблудший», сбившийся с пути. Пытаясь понять причины нетерпимости своих соплеменников, я наткнулся на труды Рабби Моше Бен Маймона.[38] Этот прославленный врач учил, что любовь к Богу стоит выше других человеческих ценностей, а почитание Субботы — важнее жизни гоя.
Послесловие профессора Фридриха Шарьаби
За несколько лет, прошедших с момента исчезновения профессора Ванкера, накопилось большое количество свидетельских показаний очевидцев (ни одно из них, правда, нельзя считать абсолютно достоверным), позволяющих предположить, что профессор все еще жив. Например, некоторые люди утверждают, что видели его на пляжах крупнейших курортов мира. Такие свидетельства получены из Палестины, с Карибских островов, из Майами, Таиланда, Южной Франции и т. д. Причем следует отметить, что все свидетельства похожи друг на друга. Очевидцы говорят, что Ванкер сидел обнаженный, в шляпе сомбреро и был окружен стайкой девушек, которых развлекал своими речами. Они видели, как девушки, оседлав Ванкера, мазали его ароматическими маслами, а он, в свою очередь, щипал и кусал их за попки, и девушки при этом заливались радостным смехом. Такие свидетельства продолжают поступать в центры пипологических исследований вплоть до настоящего времени, хотя прошло уже больше двадцати лет с момента его исчезновения.
