Ник Хоакин - Пещера и тени
После этой баталии на берегу поставили охрану, чтобы предотвратить дальнейшие сборища. Поскольку экстремисты продолжали свои демонстрации, пещера по-прежнему давала пищу для газетных заголовков, пока они вновь не стали сенсационными, когда в мае жарким воскресным утром в ней было найдено тело Нениты Куген.
Каменный алтарь, на котором оно возлежало, за три века до того служил брачным ложем для Эрманы и ее мистического небесного жениха.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПРУТЬЯ ИССОХШИЕ И КАМНИ
Еще в дремоте, на самой грани пробуждения, Джек Энсон почувствовал, что замерз, и свернулся клубочком. Ему виделся сон. Он был на берегу, на своем острове, но жаркая тропическая улыбка белого песка, сверкавшего между пеной прибоя и пальмами, обманывала, потому что полуденное солнце было холодно как лед. И все-таки, сжавшись на песке, он ждал. Терпеливо ждал, зная, что вот-вот всплывет кто-то, скрывающийся в студеных водах, и он увидит дорогое лицо, желанное тело.
Всплывал и он сам, в медленном, плавном скольжении преодолевая слоистые, текучие зоны темноты, которые постепенно становились все светлее, пока глаза не раскрылись над водой навстречу вспышке, взрыву, но не света — тьмы.
То было как шаг в кинозал — пробуждение в темноту, где ничего не видно, кроме отдаленных образов на экране. Потом эти образы, это ледяное сновидение (чье лицо, чье тело он надеялся увидеть?) стали уплывать прочь, и наступила полная слепота, но он радостно улыбнулся ночи, объявшей его, — ведь она не была тьмой подводного или подземного мира. Он побывал во чреве земли и выбрался оттуда и теперь чувствовал себя спокойным, умиротворенным, счастливым просто от сознания того, что живет, а где — это уж неважно. Наконец его тело, неторопливо пробуждаясь, точно определило для себя, что возлежало оно на диване, не на кровати, что во мраке ровно гудел кондиционер и что вдали слышались голоса. Теперь Джек уже не был в одиночестве, как там, в той тьме.
И во всяком случае, под ним была земля, сверху — небо, а между ними — воздух, которым можно дышать. Жизнь сводилась к этим простым фактам. Почему же он когда-то думал, что она сложна и непонятна? Теперь все было ясно и просто. Ты жив? Ну так живи! Человек страдает, волнуясь из-за всяких «как» и «почему», сожалея о минувшем, скорбя о настоящем и страшась будущего. Но ведь это все равно что беспокоиться о том, как потратить миллиард песо. Теперь ему казалось, что, будь он даже глухим, немым, слепым, искалеченным, пораженным недугами, он, обладая одним лишь сознанием, все равно наслаждался бы жизнью. Теперь он не мог понять, как жил в черной меланхолии, и потому поклялся сам себе: никогда больше не скажу я, что жизнь ужасна. Он чувствовал, что ему открылась тайна, великая тайна, которую нельзя сразу выразить словами, хотя два слова все же пришли ему на ум: лилии полевые. И с этими словами он вдруг ощутил свое тело — обнаженное, под тонкой простыней, оно радовалось жизни каждым атомом и словно насмехалось над ним за то, что он привык считать его изнеженным и слабым.
Наслаждаясь ощущением бытия, он благословлял слипшиеся от сна веки, запах нечищеных зубов, урчание в животе, легкий голод перед завтраком и утреннюю тяжесть… Улыбка на губах перешла в зевок, когда он, в этом озарившем его мраке, блаженно вытянул руки и ноги. Сознание было залито светом, только почему-то он не мог вспомнить те строки о ночи, что ярче дня…
Раздался стук в дверь, она приотворилась, впустив полоску света, и чей-то голос пожелал ему доброго утра.
— Мисс Ли, как это говорится о ночи ярче дня?
— Простите, что?
— Входите, входите, мисс Ли!
— Мистер Энсон, в пристойном ли вы виде?
Словно обороняясь, она сняла очки.
— Дорогая моя, никогда я не был более пристоен. Только не включайте свет, — сказал он, натягивая простыню до подбородка. — А вас не удивляет, что я лежу здесь, в святая святых вашего босса?
— Он позвонил мне домой и предупредил об этом.
Она все же набралась храбрости сделать шаг в кабинет мэра, хотя и оставила дверь у себя за спиной полуоткрытой. Через дверь просматривалась утренняя суматоха: в основном хихикающие девицы, которые толпились там и таращили на него глаза. Приемная была залита солнцем, и полоска света проникала сюда, освещая угол ковра, стол для совещаний, занавешенное окно и диван, на котором возлежал под белой простыней обнаженный Джек Энсон.
— Мы с господином мэром засиделись вчера допоздна, — сказал он, — и он решил, что лучше мне переночевать здесь.
— Это очень похоже на господина мэра, он всегда так предупредителен, — сказала мисс Ли. — Он и сам часто ночует здесь. Он велел подать вам сюда завтрак. Готовы ли вы завтракать, мистер Энсон? Нет, я не подгоняю вас, но уже половина девятого, и Господин мэр будет здесь через час.
— Сначала я хотел бы попасть в ванную, мисс Ли. А завтрак, о’кей, можете заказать. Я питаю страсть к вяленой говядине, поджаренной с яйцами, и жареному рису. Ваш господин мэр позавтракает со мной?
— Нет, он вообще никогда не завтракает. Мистер Энсон, в ванной вы найдете все, что нужно: зубную щетку, бритву, расческу.
— Все, что мне нужно, — это земля под ногами, небо над головой и воздух, которым можно дышать.
— Вы счастливый человек, мистер Энсон. А вот нам надо еще и работать.
— Вы не хотите жить, как лилии полевые?
— Лилии не растут в полях. И они очень дороги.
— Конечно. Они превосходят Соломона во всем блеске его славы, если верить Библии.
— О, так вы не чужды теологии? Мне бы тоже хотелось заняться ею, но господин мэр полагает, что я должна начать с житий святых. А вы читали об Эрмане, как она в конце жизни поддерживала себя только святым причастием?
— Ну, это не для меня. Я не прибегаю к постам, — ответил Джек и, не подумав, поднялся.
— О, мистер Энсон! — воскликнула бедная мисс Ли и, закрывая глаза рукой, бросилась из кабинета в приемную.
— Глупая девица, — сказал Джек пустой двери, — ты упустила шанс приобщиться к теологии.
Он действительно готов был изложить мисс Ли свои взгляды на святость в миру, на искушения плоти и на дьявола.
— Но прежде чем проповедовать, надо самому следовать заветам, — добавил Джек, входя в ванную.
Там он воспользовался: раковиной — с почтением, унитазом — с признательностью, и душем — с пением радостных дифирамбов, не без удивления признаваясь самому себе, что не пел в душе с самой молодости. Одеваясь, он услышал в кабинете шум: двигали мебель, ревел пылесос, мисс Ли отдавала распоряжения. Прежде чем войти в кабинет, Джек сначала просунул туда голову, чтобы она не сомневалась — он в пристойном виде.
Мрак недавнего апокалипсиса был развеян электричеством и солнцем — на одном окне подняли занавески, включили свет под потолком. Постель с дивана была убрана, и его вернули на прежнее место в углу. А на рабочем столе господина мэра ждал завтрак. Мисс Ли накрыла бы его на краю большого стола для совещаний, но, поскольку господин мэр обычно пил кофе за своим рабочим столом, он, скорее всего, предпочел бы, чтобы и завтрак его другу подали здесь же. Тем не менее мисс Ли постаралась не нарушать на столе заведенного порядка. Так что вяленая говядина с яйцами поместилась рядом с бюваром и стаканчиком, из которого росли карандаши. Поджаренный хлеб и рис соседствовали с проволочным ящиком для входящих документов, уже полным неотложных бумаг. Носик кофейника изгибался над пачкой писем. А сложенная белая салфетка, накрахмаленная и толстая, как книга, лежала рядом с Библией. Единственная роза в вазе склонилась, чтобы рассмотреть собственное отражение, которое глядело на нее из стекла, покрывавшего стол.
Пока Джек деловито утолял аппетит, мисс Ли столь же деловито суетилась вокруг него, добавляя соль и уксус с чесноком, подливая кофе, убирая пустые тарелки. В это утро на ней были шорты и белая майка — форма для еженедельного забега, в котором участвовала вся мэрия.
— Почоло тоже бегает трусцой?
— Здесь все бегают. А господин мэр всегда во главе. Еще кофе, мистер Энсон?
— Нет, еще немного воды. Да, вот это завтрак!
— Наша столовая — высшего разряда, и все благодаря господину мэру. Он не дает им лодырничать.
— А из вас получилась бы потрясающая — как это? — стюардесса.
— О, мне ничего не стоит сыграть роль официантки и обслужить джентльмена. А господин мэр и его друзья — все джентльмены!
— Благодарю вас! А теперь, мисс Ли, поскольку я не могу вознаградить вас чаевыми, я отплачу вам доверием. Помните, позавчера мы с вами бродили по баррио Бато и я сказал, что оттуда должен быть потайной ход в пещеру?
— Вы нашли его?
— Вчера ночью. Как я и думал, он находится под алтарем в часовне. Собственно, это не колодец, а тоннель, и выходит он во внутреннюю пещеру. Там в нише есть камень, который можно вытолкнуть, но только не изнутри.
