Йоханнес Зиммель - Господь хранит любящих
— Вы работаете на киностудии?
— Да, я ассистент художника по костюмам. Это, — продолжил педераст, — не тот уровень для женщины вашей красоты, фрейлейн.
Он выставил свои прекрасные зубы и подумал, что Петра ему действительно нравилась. Она была ухоженной. И, несомненно, очень чистой. Атташе по культуре печально подумал, что в принципе ничего не имеет против женщин. Единственно, что ему мешало сблизиться с ними, был их запах. Иногда женщины были очень даже милы, но кому под силу вынести их запах?!
Атташе по культуре спросил:
— Не доставило бы вам удовольствия немного пожить в Риме?
— Синьор Росси, — ответила Петра, — через пару минут здесь будут англичане. Вы надо мной смеетесь?
«Она пахнет, как все они», — грустно подумал атташе по культуре и сказал вслух:
— Я говорю серьезно. Вы могли бы оставить свою работу — ну, скажем, на несколько месяцев?
— Я не понимаю вас.
— Милостивая госпожа, — сказал атташе по культуре, — вы молоды, вы красивы, вы из хорошей семьи. Это входит в обязанности нашего посольства — приглашать в Рим красивых молодых девушек из хороших семей. Вы — наши гостьи. Вы живете в маленьких палаццо и можете делать все, что вам заблагорассудится.
— Вы хотите сказать — безо всяких обязанностей?
— Безо всяких обязанностей, фрейлейн. Мы надеемся, что каждое из таких приглашений служит укреплению дружественных связей между нашими странами.
— Это звучит как сказка, — сказала Петра.
— Может быть, и звучит так, но это не сказка. Фрейлейн Венд, позвольте мне от имени его превосходительства господина посла пригласить вас в Рим. Если хотите, можете выезжать хоть завтра. Вы тут же получите домик на Виа Аппиа.
— Но это невозможно. Такого не бывает!
— Бывает, фрейлейн, — ответил с улыбкой атташе по культуре, подумав про себя, что его отталкивает не только их запах, но и отсутствие ума.
От мужчин атташе по культуре ума и не требовал, напротив, это даже было помехой. В женщинах ему ума не хватало. Он с тоской подумал об идеальном унтершарфюрере[54] по имени Клаус Цшайле и спросил:
— Так вы принимаете приглашение?
— Мне надо подумать, — ответила Петра.
— Разумеется, фрейлейн.
— К тому же у меня нет денег…
— Вы — наша гостья. Мы откроем вам счет в банке.
— Но я не могу принять этого!
— Можете, фрейлейн, можете! Господин посол обожает красивых женщин. Для него они — посланцы Божьи, — возразил атташе по культуре, подумав про себя, как это противно снова и снова повторять все те же фразы. Он решил поговорить со своим начальником. Почему это он должен приглашать этих молоденьких девушек. Если министерству иностранных дел в Риме нужны эти осведомительницы, пусть он, черт возьми, придумает что-то новенькое! Ну сколько можно рассказывать романтические сказочки о бесплатном пребывании в Риме…
— Я… я думаю, что это самое поразительное приглашение в моей жизни! — сказала потрясенная Петра Венд.
«Ну, слава Богу», — подумал атташе по культуре и, улыбаясь, спросил:
— Стало быть, вы едете?
— Да, — ответила Петра.
Снаружи завыли сирены. Воздушные бои за Дойчен бухт докатились до Берлина.
10
В эту ночь столица рейха потеряла всего лишь 526 человеческих жизней. Это была относительно спокойная ночь, были сброшены в основном фугасы и зажигательные бомбы.
Двумя днями позже Петра Венд, готовящаяся к отъезду, получила по почте повестку, в которой ей сообщалось, что она должна явиться в комнату 314 Ведомства иностранных дел на Вильгельмштрассе к господину Яну. Срочно.
Господина Яна звали Хельмут. Он встретил ее на пороге своего кабинета, высокий, темноволосый и мрачный.
— Фрейлейн Венд, вы подавали документы на выезд в Италию?
— Да, но в полицию, а не к вам, — ответила сбитая с толку Петра.
— Полиция поставила нас в известность, — ответил господин Ян, разглядывая свои желтые от никотина пальцы.
— Я приглашена итальянским посланником…
— Мы знаем это, фрейлейн Венд, мы знаем все. Вы, конечно, радуетесь вашему приглашению.
— О, конечно, господин Ян, конечно. Вы только подумайте, в Италии уже совсем тепло! И никаких бомб, и этого жуткого страха! Я так счастлива, господин Ян!
— Я полагаю, фрейлейн Венд.
— А разве не так?!
— Так, фрейлейн Венд. Только вы не поедете в Рим.
— Я… что?
— Вы не получите разрешение на выезд.
— Я не понимаю…
— Мы не выпустим вас, фрейлейн Венд. Ели только вы немножко не поможете нам.
— Но как я могу?..
— Фрейлейн Венд, — сказал Ян и меланхолически оттопырил свою и без того длинную верхнюю губу. — В Риме вы будете контактировать со многими людьми, в основном с мужчинами. Эти мужи занимают высокие государственные посты, среди них будут и промышленники, и политики. Могу себе представить, сколько интересного могут рассказать эти люди.
Петра молчала.
Вошел мужчина с одной рукой, поднял свою правую в знак приветствия и доложил, что в скором времени ожидается воздушный налет.
— Благодарю вас, — сказал господин Ян. Затем, обернувшись к Петре:
— Будем откровенны, фрейлейн Венд. Мы знаем, что предстоит вторжение в Италию, но не знаем где. Мы знаем, что наши доблестные итальянские друзья намерены нам изменить, но не знаем когда. Мы бы очень хотели это узнать. Если бы вы могли помочь нам в этом отношении, то я мог бы способствовать вам в незамедлительном получении разрешения на выезд, а также выразить нашу признательность в финансовом отношении.
— А если я не смогу вам помочь?
Господин Ян грустно покачал головой:
— У нас так много фабрик, фрейлейн Венд. Вы консультант по костюмам? Профессия, не имеющая военного значения. Я слышал, что на «Сименс и Хальске» еще требуются работницы на конвейер. Вы знаете, где расположена эта фабрика?
— На севере.
— Да, а в северной части города бомбы падают особенно часто, фрейлейн Венд. И рабочий день на «Сименс и Хальске» начинается в шесть часов утра…
Петра ничего не ответила.
— А может случиться, — он впервые мило улыбнулся, — что вас распределят в ночную смену. И тогда смена будет начинаться в девять вечера, а заканчиваться в шесть утра.
11
Со времени того разговора в комнате 314 на втором этаже Ведомства иностранных дел на Вильгельмштрассе до этой зимней ночи в отеле «Питтер» в Зальцбурге прошло двенадцать лет. Дойдя в своем рассказе до этого места, Петра Венд — сама повзрослевшая на двенадцать лет — опустила голову и замолчала. Я подумал, что за эти годы с лица земли исчезло Ведомство иностранных дел на Вильгельмштрассе, и сама Вильгельмштрассе, и, возможно, тот господин Ян, и спросил:
— Заказать что-нибудь выпить?
Она молча кивнула.
— Еще шампанского?
— Да, пожалуйста.
Я пошел к телефону и заказал шампанское и виски. Потом снова сел напротив и посмотрел на нее. Она глухо сказала:
— Мне все равно, что вы обо мне думаете.
Я промолчал.
— Я была так молода, — воскликнула она. — Я не хотела попасть на «Сименс и Хальске»! Я боялась бомб! Все мои близкие умерли. На кого мне было опереться?
— Итак, вы приняли предложение господина Яна?
— Да, и мне все равно, что вы обо мне думаете!
— Я ничего не думаю, — ответил я. — Рассказывайте, пожалуйста, дальше. Расскажите о Сибилле. Пожалуйста, госпожа Венд!
Она подобрала под себя ноги, ее знобило.
— Так вот, я поехала в Рим. По приглашению итальянцев и с заданием от Ведомства иностранных дел держать в Риме ухо востро. Мне хорошо заплатили.
Я молчал.
— Мне за это очень хорошо заплатили! — крикнула она.
— Я рад, — сказал я.
Мне было плевать на то, чем занималась Петра Венд. Это меня не касалось. Я хотел услышать о Сибилле. Меня интересовала только она.
Я подумал: «Может, Петра Венд лжет?»
Я подумал: «Но она действительно знает Сибиллу. Она знает о маленьком родимом пятнышке под левой подмышкой».
Я подумал: «Я должен выслушать дальше. Может быть, она говорит правду…»
— Посланник забронировал для меня купе в спальном вагоне, — рассказывала Петра Венд. — Перрон был забит женщинами и детьми. Все хотели уехать из города. Они штурмовали поезда. Множество детей было затоптано, многие потерялись. Снова завыли сирены. Для меня двое полицейских расчистили проход. Они оттесняли женщин и детей, чтобы доставить меня в мой спальный вагон. Я ехала одна, это было купе в вагоне первого класса. Весь остальной поезд был забит настолько, что стояли даже в туалетах, а выйти можно было только через окна.
— Рассказывайте дальше, — поторопил я. — Итак, вы прибыли в Рим.
— Да, господин Голланд.
