Максим Осипов - Крик домашней птицы (сборник)
РУХШОНА. Народная вера? Ах, народная! (Гневно.) И кому же вы поклоняетесь, во что верите? В Николая-чудотворца? В Царя-искупителя? Или в женский день? Язычество, ширк!
КСЕНИЯ. Ну опять ты так смотришь? Не надо, не надо… так. Я ж не сама… На все получаю благословение.
РУХШОНА. Да, да. Знаю я эту… систему. Часто отказывают? (Снова сердится.) «Все мне позволительно, но не все полезно». Как прикажете действовать по такой инструкции?! Вот и бегает по улице за матерью с топором, голый, а на шее крест болтается, сама видела.
КСЕНИЯ. Правда, бывают… такие случаи.
РУХШОНА (садится на краешек нар, покачивается). «И истина сделает вас свободными». Сделала. От чего? Свобода — что это? Своеволие? Самовольство? Или это ваше… местное самоуправление? Нет никакой свободы, есть миссия, предназначение, а наше дело — понять, в чем оно.
КСЕНИЯ (неуверенно). И как, поняла?
РУХШОНА (после паузы). Да. Я знаю, зачем пришла в мир и что меня ждет после смерти. Никаких там: «у Бога обителей много». Их две: рай и ад.
Пауза. Рухшона достает из сумки еду, жестом предлагает Ксении поесть вместе с нею. Но Ксения захвачена новыми мыслями.
КСЕНИЯ. Да-а, это вам не Александр Третий, здесь ответы так уж ответы!.. Но это еще так… философия.
Подходит к Рухшоне, та отставляет еду.
Проголодалась, проголодалась, деточка. (После паузы.) Вот, послушай. Дочка у меня была, Верочка. Хорошая была девочка. Работников моих жалела…
РУХШОНА. Мы не собаки, не кошечки, чтобы нас жалеть. Платить работникам надо. Так что твоя Верочка? Наверное, книжки любила?
КСЕНИЯ. Книжки любила, маму не слушала. Красивая была девочка. Школу закончила, золотая медаль, все хорошо. Хотела ей профессию дать. А она начиталась, наслушалась… умников и уехала от меня. Писателем решила стать или не знаю там… ученым, филологом… и уехала… и пропала там… Плохого никому не делала. Так за что Он ее?.. За что Он ее… умертвил?
Ксения не плачет, смотрит на Рухшону внимательно. Та отводит взгляд, потом возвращает его на Ксению.
РУХШОНА (почти шепотом). За своеволие. Любой грех простится, любой, но за ослушание, за своеволие — смерть. И ад!
Пауза.
КСЕНИЯ (плачет). Вот первая правда про Верочку. И последняя…
ВЕРОЧКА. А есть такое слово «нехочется»? (И ее смех.)
КСЕНИЯ. И все-таки жалко ее, ужасно жалко…
РУХШОНА. Да, по-человечески жалко. Но по-Божески… Непослушание влечет за собой возмездие. Как пальцы в розетку — убьет.
КСЕНИЯ. А помолиться, помолиться как-нибудь?
РУХШОНА (качает головой). Нет, никого из ада не вымолишь. (Встает, ходит.) Я ведь тоже писала сочинения. И тоже была золотая медаль. И на филфаке училась. И закончила. Диплом у меня был по Платонову.
КСЕНИЯ. Не знаю такого.
РУХШОНА. И правильно. Что его знать?.. А потом… Потом пришли эти полые люди…
КСЕНИЯ. Подлые?
РУХШОНА. Полые, пустые. Распалась страна. Зато — шоколадочки.
КСЕНИЯ. А почему, почему?
РУХШОНА. Что — почему?
КСЕНИЯ. Почему распалась такая страна?
РУХШОНА. На Запад засмотрелись, поэтому… На лукавый Запад. Изменили предназначению. Как сказать? Не читать же стихи…
КСЕНИЯ. Почему? Давай. Никогда не могла запомнить.
РУХШОНА. Я-то и рада забыть… (Читает с нажимом.) «Но тот, кто двигал, управляя / Марионетками всех стран, / Тот знал, что делал, насылая / Гуманистический туман. / Там, в сером и гнилом тумане, / Увяла плоть, и дух погас…» Понятно теперь, почему все разъялось, рассыпалось?
КСЕНИЯ. Это кто, Андропов?
РУХШОНА. Андропов стихи писал? (Усмехается.) Нет, это «Возмездие», Блок.
3. Покорность
Ксения с Рухшоной сидят на нарах, тут же разложена еда. Они как будто отправились на поезде в путешествие.
РУХШОНА. И вот кое-как я вернулась в Таджикистан, там война…
КСЕНИЯ. Опасно…
РУХШОНА. Я не боялась. Ничего никогда… Стала учить арабский, с людьми познакомилась. Но только никто почти не живет по закону. А жить надо по закону, по предписанному, не по традиции!
КСЕНИЯ (жуя). Ты сказала им?
РУХШОНА (усмехается). Кто станет слушать женщину? Да и война… Война освобождает от закона. Потом опять Москва, эти дети… и так сколько? Уже десять лет. Десять лет я чего-то ждала. С покорностью ждала. Вера моя переводится как «покорность».
КСЕНИЯ. А сюда приехала — с дачниками?
Рухшона кивает.
У нас тут красиво…
РУХШОНА. Красиво… Увидела небо, застывшую реку… И вдруг поняла, что жизнь… Жизнь — простая и строгая вещь. И все наверчивания на нее — литература, искусство, музыка — совершенно излишни. В них есть… доля правды, кое в чем… но сама правда называется коротко… (произносит почти неслышно) Ислам.
КСЕНИЯ (тоже тихо, как эхо). Ислам. (После большой паузы.) А трудно быть этой…
РУХШОНА. Мусульманкой? Трудно. Но выполнимо. Не невозможно. Молитва пять раз в день, месяц в году пост…
КСЕНИЯ. Всего месяц!
РУХШОНА. …Милостыня, небольшая, два с половиной процента, сороковая часть, и один раз в жизни — паломничество. А большего и не требуется. Имения не раздавать, щек не подставлять.
КСЕНИЯ. А соседа любить?
РУХШОНА. Пожалуйста, если любится. Пророк говорит — добровольно.
КСЕНИЯ (качает головой). А если сосед твой — враг?
РУХШОНА. А врагов любить совершенно незачем. Врагов любить — противоестественно. Кто любит врагов? Никто.
КСЕНИЯ (чуть игриво). И как же стать этой, мусульманкой? (Испугавшись.) Вообще… как становятся мусульманами?
РУХШОНА (спокойно.) Его не обманешь… При двух свидетелях произнести: «Нет бога, кроме Бога, и Мухаммед — пророк Его», — всё! Это символ веры наш, шахада. (Снова садится на краешек нар, читает нараспев.) Ля иляха илля ллах…
КСЕНИЯ. Необычно, красиво как!.. (Встает, направляется к двери.)
РУХШОНА. Ты куда? За свидетелем? (Смеется, впервые, не ожидала такого успеха своей проповеди.) Стой! Прежде вытрезвись! (Говорит уже чуть брезгливо.) С этой минуты не пить. И свинины не есть. Мерзость.
КСЕНИЯ (послушно кивает). Не буду.
РУХШОНА. Работникам плати.
КСЕНИЯ. Да, да, правда, стыд. Еще что?
РУХШОНА. Еще… (Задумывается.) Еще у тебя сила, власть! Это не просто… (Произносит со сладострастием.) Власть… Так она не дается… Кто возьмет себе власть и удержит, тот выделен Им, тот отмечен. Действовать — самой! Не через этих, фантиков! Власть взять — всю!
КСЕНИЯ. Тут знаешь, как полагается? Кого люди выберут…
РУХШОНА (грозно). Опять местное самоуправление? Людьми должен править Он — через тебя, Ксения! КСЕНИЯ (приободрившись). А что? Я для города много сделаю! Мечети у нас вон нет.
РУХШОНА (сухо). Мечеть — не главное, я бы не начинала с мечети.
КСЕНИЯ. Это почему это? Тут уж я лучше понимаю, Роксаночка. Конечно, построим мечеть, в самом центре. Люди будут ходить, у нас много черных. Есть земля под мечеть, есть план. Плана нет пока, сделаем. И тебе будет где помолиться… когда выпустят. (Вдруг останавливается.) Когда выпустят… Ты вернешься? (Говорит быстро.) Все, все зависит, понимаешь? Ну, скажи! Заживешь у меня — хозяйкой. Зачем мне одной такой дом?
РУХШОНА (пожимает плечами). Куда я вернусь после сегодняшнего?.. Да и чем бы ни кончилось, выдворят.
КСЕНИЯ. Нет, нет, я удочерю тебя, деточка, доченька!
РУХШОНА. Совершеннолетнюю? (Отрицательно мотает головой.)
КСЕНИЯ. Будет адвокат, самый-рассамый! Ты только вернись! Вернись! И получишь всё! А то… как же жить-то ты будешь, Роксаночка?
РУХШОНА (устало улыбается). Буду… Несчастных женщин в Единобожие обращать. Там, где окажусь… скоро. (Внезапно прозрев, говорит, не замечая Ксении.) Вот зачем это все… Женщин преступных, грешных… к истине поворачивать. (Резко, Ксении.) Не нужен мне самый-рассамый, давай попроще. А можно и без него. Не траться на адвоката, Ксения.
КСЕНИЯ. Почему ты так хочешь?
РУХШОНА. Не я так хочу. Потом поймешь. А теперь я устала. Иди.
Ксения прижимает Рухшону к себе, утыкается в нее головой, обнимает, держит.
КСЕНИЯ. Не оторваться… Скажи что-нибудь.
РУХШОНА (наконец освободившись от объятий Ксении).
Увидимся еще. Аллах милостив. (Ведет Ксению к двери.) Аллах милостив. (Наносит два сильных удара в дверь.) Иди… Иди!
