Максим Осипов - Крик домашней птицы (сборник)
САЕВЕЦ. Где родились?
РУХШОНА. Ленинабад, ныне Худжанд.
САЕВЕЦ. Образование?
РУХШОНА. Высшее.
САЕВЕЦ (Пахомовой). Твою мать! (Рухшоне.) Что заканчивали?
РУХШОНА. Филологический факультет МГУ.
САЕВЕЦ. Обязан разъяснить вам статью пятьдесят первую Конституции.
РУХШОНА. Она мне известна.
САЕВЕЦ. Привлекались?
РУХШОНА. Нет. Читала.
САЕВЕЦ. Конституцию?! (Приглашающий жест.) Ну…
РУХШОНА (прикрывает глаза). Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников, круг которых определяется федеральным законом. Второе. Федеральным законом…
САЕВЕЦ. Хватит. Ё-мое, а?.. Память!.. Видели его раньше?
РУХШОНА. Не видела и имени не знаю. Пришел около двух часов назад. Выпил пива.
САЕВЕЦ. Помимо вас двоих еще кто-нибудь присутствовал?
РУХШОНА. Нет. Выпил пива и предложил мне… физическую близость.
Саевец делает нетерпеливое движение рукой.
…Получил отказ.
САЕВЕЦ. Резкий?
РУХШОНА. Резкий.
САЕВЕЦ. А то бывает… такой отказ, когда, вроде, отказ… а потом… Короче… Поняли меня? Женщины любят силу… (Рухшона смотрит на него внимательно.) Некоторые.
РУХШОНА. Я люблю силу. Но тут была не сила.
САЕВЕЦ. Ладно, это лирика… Как говорится, ближе к телу.
РУХШОНА. Мужчина встал и направился ко мне, я перешла на кухню.
САЕВЕЦ. Зачем?
РУХШОНА. Инстинктивно, я полагаю. Это не было продуманным решением.
САЕВЕЦ. Где лежал нож, помните? Сколько нанесли ударов, куда?
РУХШОНА. Где лежал нож, помню, сколько нанесла ударов — нет.
САЕВЕЦ. Где же хорошая память?
РУХШОНА. Хорошая — на другое.
САЕВЕЦ. Хотели его убить?
РУХШОНА. Хотела, чтобы его не стало. Как угодно.
САЕВЕЦ. Так. Потом?
РУХШОНА. Помылась под раковиной, в подсобном помещении, где живу.
САЕВЕЦ. Зря. Мылись — зря.
РУХШОНА. Трудно, знаете, удержаться.
САЕВЕЦ. Что еще в пакете?
РУХШОНА. Одежда, порванная. Книги.
САЕВЕЦ (усмехается). Конституция? Дальше.
РУХШОНА. Погасила свет, заперла дверь. (Отдает ключ.)
САЕВЕЦ. Очень… хладнокровно все сделали. То есть я вам верю…
РУХШОНА. Благодарю вас.
САЕВЕЦ. А почему не работаете по специальности?
РУХШОНА. Не вижу, как это относится к делу.
САЕВЕЦ. Раньше работали?
РУХШОНА. В университете в Худжанде. Русская литература, недолго.
САЕВЕЦ. Да кому она там нужна? Там же эти ж одни…
РУХШОНА. Не нужна. Вы совершенно правы. Она вообще не нужна.
САЕВЕЦ. Всё?
РУХШОНА. Еще в семьях, с детьми. Если считать это работой по специальности.
САЕВЕЦ. Как оказались у нас?
РУХШОНА. Приехала. За детьми присматривать.
САЕВЕЦ. Почему бросили?
РУХШОНА. На то есть свои причины.
САЕВЕЦ (усмехается). Хотели жить, как братья по крови?
РУХШОНА. Именно. Как братья. И сестры.
САЕВЕЦ. Сёстры. Эх, филфак. Ладно, ясно все в принципе. Уродов развелось… (Качает головой.) Мое мнение — зря смертную казнь отменили. У нас девчонку из школы одну тоже… это… в Питере. Так она после… того… (жестом показывает — с ума сошла). Жалко. Красивая была девчонка…
3. Новейшая история
Саевец жестом отпускает Пахомову, сочувственно смотрит на Рухшону.
САЕВЕЦ. Вот так вот. Экономическая миграция.
РУХШОНА. Когда матери нечего есть, это уже не экономическая миграция.
САЕВЕЦ. Такую страну развалили! У меня брат служил в Таджикистане, рассказывал. Я просто в шоке был.
РУХШОНА. В девяносто втором сто тысяч убитыми.
САЕВЕЦ. Отец тоже там?
РУХШОНА. Нет, погиб. Убили на улице. А мать забрал брат. Только что. В Китай.
САЕВЕЦ. Брат еще есть? Чего делает?
РУХШОНА. Брат? Не знаю. Торгует. Резиной.
САЕВЕЦ. У китайцев, в принципе, я считаю, достойная резина.
РУХШОНА. Да, да… (Прикрывает глаза.) Вы этого достойны.
САЕВЕЦ. Я чего хотел спросить: там какие-то «вовчики» были и…
РУХШОНА (усмехается). «Юрчики». До сих пор.
САЕВЕЦ. «Вовчики»? Кто такие?
РУХШОНА. Памирцы, гармцы. Город такой — Гарм.
САЕВЕЦ. Почему «вовчики»?
РУХШОНА. Ваххабиты. По-простому «вовчики».
САЕВЕЦ. А, террористы?..
РУХШОНА. Нет, последователи аль-Ваххаба, тысяча семьсот третий — тысяча семьсот девяносто второй.
САЕВЕЦ. Не слабо. Теперь столько не живут. Экология. А эти, которые — другие?
РУХШОНА. «Юрчики»? Коммунисты. Хотя логичнее именно коммунистам зваться «вовчиками», не так ли? (Саевец не понял шутки.) Но вот — «юрчики». По имени, представьте себе, Юрия Андропова.
САЕВЕЦ. Андропова? Ах, ну да. Черт, охренеть… Юрчики-вовчики. А вы-то, в принципе, за кого?
РУХШОНА. Ни за кого. В принципе. За закон.
САЕВЕЦ. А-а… Конституция?
РУХШОНА. Нет, за другой закон. Не нами писанный.
САЕВЕЦ. Ну… это философский вопрос.
РУХШОНА. А чего мы, собственно, ждем?
САЕВЕЦ. Да ничего, сейчас оформим. Под подписку о невыезде. Не волнуйтесь, главное.
Слышны голоса, хлопанье дверей. Саевец выходит в коридор.
4. Еще шутка
Рухшона озирается, пытаясь понять, в какой стороне Мекка, двигает стул. Затем склоняет голову, закрывает глаза, беззвучно молится. Возвращается Саевец, занимает свое место. В дверях снова становится Пахомова.
САЕВЕЦ. Ибрагимова! Должен до вас довести, что убитый вами гражданин является Павлом Андреевичем Цыцыным, главой местного самоуправления.
РУХШОНА. Это ничего не меняет.
САЕВЕЦ. То есть.
РУХШОНА. То есть он обыкновенный насильник. Кем бы ни был еще при жизни. (Встает.)
САЕВЕЦ. Спокойно, спокойно…
Рухшона садится.
…Мы расследуем убийство законно избранного главы местного самоуправления. Что это значит, не мне вам объяснять, Конституцию вы читали.
РУХШОНА. Происшедшее было не убийством, а обороной.
САЕВЕЦ (усмехаясь, Пахомовой). Ничего оборона. Шесть ножевых: в живот, в лицо, в пах, а у ней ни царапины.
ПАХОМОВА. Весь праздник насмарку из-за одной…
САЕВЕЦ (не дает Пахомовой закончить мысль). Сожалеете о содеянном?
РУХШОНА. Бессмысленный вопрос, у меня не было другого выхода.
Саевец обходит Рухшону кругом, пристально смотрит ей в глаза.
САЕВЕЦ. А полюбовно договориться — не могла?
Рухшона привстает, у нее вырываются горлом те же звуки, что и утром. Саевец отшатывается, переводит взгляд с Рухшоны на нож, оставленный им на столе, потом на Пахомову, та забирает нож.
Все, не надо нервничать. (Садится на место, успокаивается.) Голова от вас кругом идет. Пусть в области разбираются.
Стук в дверь.
ГОЛОС. Давай, закругляйся по Ибрагимовой — и дуй туда!
САЕВЕЦ (пишет, по-детски старательно). На почве внезап-но воз-ник-ших не-при-яз-нен-ных отношений. (Не глядя на Рухшону, подвигает ей протокол.) С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний не имею.
РУХШОНА. Этого я подписывать не буду. (Поднимает взгляд на Саевца.) Орфографию поправить? (После паузы.) Шутка.
Сцена одиннадцатая
Подвиг
В пельменной тихо. Несколько милиционеров курят возле окна. Пахомова, заведующая пельменной, моет испачканный кровью пол. Врываются Ксения с Рукосуевым.
КСЕНИЯ. Ужас, Господи, ужас какой!
РУКОСУЕВ. Вроде, цело все. И народу — никого. Что же это за теракт? Видали мы теракты… по телевизору.
КСЕНИЯ. Погоди! (Саевцу.) Чем они его? (Тот изображает удар ножом). А, ножом… (Понемногу приходит в себя, пытается взять все в свои руки.) Почему сразу не известила, Пахомова?
Пахомова что-то тихо говорит Ксении.
Сноху ходила поздравить? С тобой мы еще разберемся, умница! (Милиционерам.) А накурили-то, накурили! Мужчины, курите на улице!
Милиционеры перемещаются к входной двери.
Саевец, стой. Где? Где все было?
САЕВЕЦ. На кухне, Ксения Николаевна.
КСЕНИЯ. На кухне? Что Паша делал на кухне? (Некоторое время озирается, вдруг спохватывается.) А Роксана где? Где Роксана моя?!
САЕВЕЦ. Кто? Ибрагимова, что ли? В изоляторе, где еще?
КСЕНИЯ. В изоляторе?
САЕВЕЦ. Завтра — в область.
КСЕНИЯ. Что-о-о? Это — она??? Господи! (Принимается было причитать и тут же перестает.) Ясно теперь. Паша за девочкой поухаживал. А она-то! Вот это да-а! Где, где она?
