Виктор Пожидаев - Чистые струи
— Мишанька, ты чего это не спишь?!
Мишка ловко пробежал в темноте через зал и юркнул в постель. Но он еще не спал, когда бабушка зажгла на кухне свет. Наступило повое зимнее утро. И еще не кончились Мишкины каникулы. Так здорово!
3А время бежит!.. Не то что в городе. Мишка оглянуться не успел, а уж только три денька до отъезда осталось. Отец телеграмму прислал: почему, мол, не пишешь. Еще и писать! Тогда вообще ничего не успеешь. Но чтоб сильно-то родители не волновались, дал ответную: «Жив здоров чего и вам желаю Михаил».
Заяц Мишкин жиреть стал. Да так быстро! Щеки нарастил, бока округлил. Забавный! Все подряд ест. И с полу, и с рук. Бабушка на него нарадоваться не могла: любит, когда хорошо едят. Не понравилось только, что беляк ее резиновый сапог схрумкал, до самой подметки.
— Значит, организм требует! — утешил ее дедушка.
Мишке за сапог очень неудобно было, будто сам его съел. Да и потом чувствовал, что заяц — какая-никакая, а все же обуза для дедушки с бабушкой. Это для Мишки они готовы на все.
— Деда, я отпущу зайца…
— Да ты что, Мишатка! Пусть живет. В радость же он тебе!
— Отпущу, деда! Все равно скоро уеду, ему скучно.
— А давай так! — улыбнулся дедушка. — Вынесем на крыльцо: убежит — бог с ним, останется — пусть живет.
Вынесли зайца утром. Дядя Петя Шмаков тоже присутствовал, даже волновался.
— Не пугай его, Мишка! — приговаривал он. — Тихонечко, будто на прогулку!
Беляк сидел на крыльце и смешно подергивал лапками.
— Отвык от снежка-то! — сказал дедушка и закурил.
— А старый-то что волнуется? — посмотрела на него бабушка.
— Сама-то! Оделась бы! Выскочила…
Заяц потянулся шеей, обнюхал Мишкин валенок.
Отпрянул, соскочил на одну ступеньку вниз. Оглянулся Спрыгнул на дощатый заснеженный настил, приладил к спине уши и дал стрекача. Только его и видели!
— Ну вот! — грустно сказал дедушка. — Из рук ел…
— Пирожки любил, — тоже грустно сказала бабушка.
— И сапоги! — добавил дядя Петя Шмаков.
Дедушка засмеялся. Бабушка улыбнулась и пошла в дом. А Мишка смотрел туда, куда понесся обрадованный беляк, и переживал за него. Чудак все-таки! Там и холодно, и голодно, и волки.
— Ничего, Миш! — дядя Петя тронул мальчика за плечо. — Всякому дома лучше. Вот только бы под ружье не подлез — поверил в людей-то.
— Надо… — Мишка чуть задумался. — Надо всем охотникам сказать, что в лесу бегает ручной заяц. Пусть не стреляют!
Дедушка посмотрел на Шмакова:
— А что? Скажем, Петр! Пусть не трогают зайца!
— Скажем, — согласился Шмаков. — Только ты. Миш, медведей в дом не таскай. А то не на кого и охотиться-то будет.
— Ладно! — великодушно пообещал Мишка. Что он. шуток не понимает, что ли!
И всем сделалось весело.
Клетку разбирать не стали: а вдруг заяц передумает и вернется? Он не вернулся. Уже ночь наступила. Все, нечего его ждать…
Мишка» места себе не находил. Пусто как-то. Тоска просто. Да что там телевизор! Добра-то.
Потом пришел дядя Петя. Веселый, руки потирает.
— Во, Миш! Что я тебе сейчас скажу!
— Опять баламутить? — сердито посмотрела на него бабушка. — Парень только успокоился!
— Вот характер! — чуть слышно сказал дедушка, когда бабушка отлучилась на кухню. — Ну что там, Петр?
Шмаков оглянулся, будто знал какую-то тайну.
— У моего стожка горностай набродил! Мышкует. Я что думаю: это же какое можно чучело сделать! Вот бы Мишка и увез в школу, а? Такая диковинка!
— Да время-то! — вздохнул дедушка. — Пока словишь…
— Чего ловить-то! Сейчас ледянку сделаем, утром поставим.
Мишка заволновался. Сам себя не понимал. Вроде бы и жалко немного зверька, да, с другой стороны… Вот бы ребята ахнули! Шутка ли — горностай! Цари шубы из него носили. Белее снега!
— Ну что, Мишатка, словим? — спросил дедушка.
— Воды только принесите, ловильщики, — сказала, появляясь на пороге, бабушка.
Полное ведро воды оставили на ночь на крыльце. А утром, перед тем как идти на конюшню, дедушка занес его в дом. Пока пили ранний чай — Мишке тоже не спалось, — ведро отходило от холода у печки. Потом дедушка просверлил во льду дырочку со стаканное донышко, перелил воду в кастрюлю и стал шевелить лед. Мишка так боялся, что ничего не получится! Лед-то хрупкий. Но дедушка не боялся, он шевелил и шевелил его, потом разом вынул из ведра.
— Не урони, старый! — бабушка, оказывается, тоже переживала.
В руках у дедушки искрилось от лампочки прозрачное, будто хрустальное, сказочное какое-то ведро.
— Вот и все! На морозец его, на морозец! — Дедушка нырнул в сени. Тут подоспел дядя Петя. Он вынул из кармана фуфайки лохматое куриное крылышко.
— Вот и привада. Айда поставим!
— На работу не опоздайте! — крикнула вслед бабушка.
Шмаков шел впереди, чуть прихрамывая и увязая в снегу. За ним — Мишка, переходя на бег, спотыкаясь.
— Скорей, а то не догоним! — посмеивался дедушка.
За оградой, у стожка, дядя Петя стал разгребать снег. В яму опустили ледяное ведре, притоптали его собранным снова снегом, сверху притрусили сеном. Шмаков опустил в отверстие крыло.
— Ну вот и все! Повезет — наш будет.
Еще в темноте вернулись домой. Дядя Петя пошел заводить трактор, а дедушка — запрягать Гнедка.
До обеда Мишка ходил сам не свой. Томило ожидание.
— Да ты, Мишанька, успокойся! — не выдержала бабушка. — Днем он ни в жисть не попадется. Он только по ночам охотится. В кино сходи, а? Время-то и пройдет.
Какое там кино! Тоже развлечение…
Мишка пошел проведать Ветку, но на дверях у Шмаковых снова висел замок. А так, одному, во двор заходить было неудобно. Завернул к стожку…
Он сидел за столом, когда ввалился замерзший дедушка.
— Может, сходим? — спросил, не раздеваясь.
— Чего ходить-то! — махнула рукой бабушка. — Мишанька уже проверил.
Ну бабушка! Мишка чуть не подавился.
— Придет! — Дедушка вроде не заметил, как Мишка смутился. Сел за стол и принялся за борщ.
Бабушка поставила на стол сковороду с жареной картошкой, банку холодного молока.
— Поставил я Гнедка, — сказал дедушка. — Пойдем сейчас с Мишаткой колоды проверим.
— А успеете к ночи? — встревожилась бабушка. — Не ближний свет.
— Сколь успеем! Глядишь, на ушицу и принесем.
— Вот и славно! Зимой ушица — божий дар.
Мишка ничего не знал про колоды, но спрашивать не стал: и так узнает!
Собрались они с дедушкой быстро. Дедушка только и взял с собой мешок да топор.
— Бегом нельзя, Мишатка! — сдерживал он. — Распаришься, а потом холодком пронижет. Это ж все! Воспаление легких.
Еще до реки стали попадаться плотные заячьи тропы. Следы на них свежие, четкие. Может, и Мишкин беляк только что пробегал тут? А вдруг выскочит сейчас и — прямо к Мишке!
— Гля, Мишатка! Кто вот это настрочил, а?
Мишка вглядывался в крестики следов, но так и не понял.
— Рябчики! — дедушка пошел дальше. — А вот?
След какой-то странный: две точки, две точки. Может, это копытца раздваиваются?
— Коза, наверно…
— Правильно, колонок! — засмеялся дедушка. — Он всегда лапки вместе держит. Так меньше проваливается. И соболь так же бегает, и горностай. Только у соболя след крупный, почти по твоей ладошке. А у горностая помельче, поострее. А вот, смотри…
— Волк! — сразу определил и заволновался Мишка.
— Не совсем! — улыбнулся дедушка. — Лиса. Вишь, как ходит — цепочку тянет. Следок за следком, что по ниточке. А лапка очень уж аккуратная, листочком. Волк — что собака, пальцы у него вразброс. Да и след двойной, нестройный.
Так, не пропуская ничего и все объясняя молчаливому Мишке, дедушка привел его к речке.
— Во! Глянь…
От стога сена удалялись, держась близко к снегу, большие желтые птицы.
— Косули! — Дедушка остановился и достал портсигар. — Голодновато им сейчас, Мишатка. Пусть заимствуют, а? Не обеднеем! Да и лишку я прикосил. Шмаков тоже их, можно сказать, учел. Есть у меня лицензия на двух косулек, но как-то рука не поднимается. Пусть живут, а?
— Конечно! — горячо поддержал Мишка. — Бить — так медведя.
— Да и медведя сейчас абы кому не дают. Тоже разрешение нужно.
— Ну! Что же, он на тебя бросается, а ты его не тронь?!
— А с чего бы он на тебя бросался? Медведь — зверь смирный.
— Ага! Смирный…
— Конечно, бывают случаи — на раненого наткнешься или непотревоженного. Если его зимой из берлоги выгонишь — тогда все. Озвереет вконец. Это шатун. Такого бить не запрещается.
Они шли по плотному снегу — вдоль замерзшей реки. На втором ее повороте, в самом центре излучины, оказалось устье широкого ручья. За ближайшими кустами лед был затрушен сеном.
— Вот и пришли, Мишатка. Отдохни, сейчас будем проверять.
