Олег Зоин - Вчера
Даже в огородах вертелись солдаты, жгли костры, каждые два часа жрали тушонку и страшно матюкались. Некоторые ходили на ставок, стирали там свои гимнастёрки и портянки, купались.
В конце двора, там, где начинались грядки и делянки огорода, стояла летняя печка, выложенная из кирпича, небольшой столик, за которым мы в хорошую погоду, а это значит, что всё лето, когда обедали, когда ужинали.
Так там росла единственная яблоня, причём очень хорошая, «Белый налив». Бабушка её очень любила, потому что в довоенные годы она умела из этих яблок варить славное варенье. Ну а как война загудела, так мы эти яблоки просто сами по себе хрумали, потому что сахара на варку варенья было не достать.
Ну и вот, к чему я это говорю? После обеда к хате подъехал «виллис» с каким–то важным командиром. Он с ординарцем зашли в хату, и в светёлке начальник ругательски ругал и комвзвода связи лейтенанта Евгения, и радистку Таню.
Потом они все вышли во двор и закурили под старой грушей.
— Шашлычка хочу, лейтенант, — засмеялся майор, сверкнув золотой фиксой в верхнем ряду добротных белейших зубов.
— Организуем, товарищ майор, сейчас займусь. Пока вы съездите в Дыхановку и посмотрите, как там налажена связь, я всё и спроворю… — с побитым видом согласился дядя Евгений.
— Лады! — великодушно согласился начсвязи полка и, махнув ординарцу, пошёл с ним к стоявшему у ворот «виллису». Заверещал стартёр, и машина скрылась в пыли.
Лейтенант Евгений задумчиво почесал в затылке и позвал моего друга дядю Андрея, издевавшегося над шикарным аккордеоном.
— Ты это, значит, Конопатых, слыхал приказ майора? Шашлыком дело оборачивается. Он, собака, на Таньку глаз положил, вот и прирывается раз за разом. Что делать будем?..
— А што, видать, барана в этих галушечных краях не сыскать. Пойду пройдусь по улице, может где телёнка соображу… А вы тута пока насчёт костерка и дровишек к нему разберитесь…
Дядя Андрей вышел из ворот, а я хотел было увязаться за ним по хутору провожатым, но просекла бабуля, вышла к ясеню и сказала, чтобы от двора ни ногой!..
У школы крутились колхозники, пытаясь завязать отношения с военным начальством. Красный флаг на школьном крыльце уже который день полощется символом неистребимой советской власти. От крыльца отвалили два мужика и пошли к нашему двору, завидев дядю Андрея.
Оказалось, что это бригадир Трифон Трифонович Мартыненко и якобы партизан Толька Шаповал.
— Колхозный актив, што ль?.. — Поинтересовался дядя Андрей.
— Та мы тутэчкы гуртуемося, шоб може чим допомогты вызволытэлям…
— Ха–ха–ха, сучары, однако, на ловца и зверь, как говорится, сам и вприпрыжку. Так, мужики, слушай мою команду. Тут начальство поминутно шастает, значит что? Положено подкормить полководцев. И лучше нету закусона, как шашлычок с дымком… Короче, нужен баран или телок. И — быстро. Одна нога здесь, другая — там. Поняли, комбайнёры?..
— Та якжэ нэ зрозумиты… Тилькы телят шэ литом выризалы люды, бо нимци хотилы скотыну з собою гнаты… А баранив ни в кого нэма зараз. Можэ вивця згодыця? Е в одного дядька вивця, вин тэж партизан справжний, домовымося…
— Овца в самый раз. Тащите её, собаку, шустрее!
Колхозники, гордые доверием бойца, почти вприпрыжку понеслись в конец улицы примерно к Кучерям. И в самом деле, вскоре вернулись, таща на верёвке упирающуюся, грязную как подстилка в колхозной конюшне, всю в репьяхах овечку.
— Молодцы! На обратном пути из Берлина представлю вас к медали «За взятие Берлина», потому что баранина очень полезна для повышения боеготовности пехоты!
Колхозный актив засмущался, лопоча: — Та ну, шо вы такэ кажете, мы б и свыню заризалы та прыпэрлы, абы у кого була… Та нэмае…
Дядя Андрей потащил несчастную овцу в огород на делянку, где летом рос подсолнух. За ним пошёл дядя Евгений с топором и большим ножом. Бабушка дала воинам большой эмалированный таз, табуретку и разделочную доску.
— Сенька, гуляй во дворе, не ходи за извергами! — приказала бабушка Фрося тоном, не допускавшим ослушания.
Дедушка тоже, выдав инструменты, не пошёл участвовать в казни овцы. Он такие дела не любил. Ему зарезать петуха было сущей мукой.
Но пока я облазил огуречную грядку и набрал в полумисок с десяток последних, скрюченных и переросших огурцов, вернулся дядя Евгений, сказав что всё сделано.
— Петровна, извините, но дайте ещё соли и что–нибудь вытереть руки.
Он взял стоявшее у колодца ведро с водой и принесённую бабулей пёструю тряпку из её старой юбки, названную полотенцем, поллитровую баночку с солью и пару крупных головок лука.
— Спасибо, Петровна! Вы, как моя мама, добрая и всё понимаете…
Лейтенант ещё пару раз приходил с огорода. Одни раз он принёс в миске всякие окровавленные внутренности овцы и выплеснул под бузину на пепелище за хатой. На пепелище сразу, как по команде, побежали наши семь куриц во главе с огненно–рыжим петухом Михалом Иванычем, названным так бабулей в честь дедушки Калинина. Куриный взвод начал жадно клевать то, что выплеснул дядя Евгений.
Второй раз дядя Евгений попросил у дедушки лопату выкопать траншейку под костерок и дров. Однако, деда нехотя дал ему на одну руку несколько чурбачков из–под навеса, сказав что дров нет, а это вот немного из веток от сломленного ветром старого осокоря за хатой.
Вскоре с огорода потянуло волнующим дымком костра. Быстро прошагал в сторону «Студера» связистов, мурлыча «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать…», дядя Андрей. Он вскоре вернулся, неся пучок каких–то длиной с руку по локоть проволок и охапку брусков из разбитого снарядного ящика.
— Айда, Сеньк, шашлык нанизывать! — Пригласил он меня.
Не ведая, что такое «шашлык», я было остался во дворе, но потом любопытство пересилило и я побежал в огород.
Там уже во всю кипела работа. Дядя Андрей расстегнул ворот гимнастёрки и колдовал у костерка, разведённого в узкой траншейке, а вдоль этой огнедышащей канавки на четырёх рогульках располагались две длинные палки, на которые, как я узнал позже, будут опираться «шпажки» из той самой проволоки, что принёс дядя Андрей.
— Дровишки заканчиваются, а дед не даёт… — занервничал дядя Евгений. — Надо срочно решить с дровами, а то какой шашлык. Из нас шашлык сготовят…
В это время на улице к нашему двору подъехал «виллис» с тем самым скандальным майором. Он и ординарец разыскали нас в огороде и, подойдя к месту сражения за шашлык и выяснив оперативную обстановку, начали жутко материться, как в довоенное время председатель колхоза Антон Нэтудыхата.
— Срочно рубите что–нибудь в саду. Пошли посмотрим, что потолще и поподходящее. Бери, Конопатых, топор. За мной!
Боевая группа вернулась к летней печке и остановилась у яблони.
— Вот это то, что надо! И дым даёт благородный… — Сказал майор, шатая зачем–то одну из толстых веток. — Руби, Конопатых, чего скис?..
— Яблоню нельзя, товарищ майор, грех. Это же как аиста погубить!..
— Много ты знаешь, валенок!.. Поговори мне! Исполняй приказ, дрова кончаются…
— Ой, ироды кляти, хрэста на вас нэма! — Кричала, подбегая, бабушка Фрося. — Бач шо задумалы… Хиба ж можна яблуньку рубаты? Зараз дида поклыкаю, вин вас у ставку втопыть…
— Не каркай, бабка, шамать охота, а ты тут под ногами… Наступить могу, — отмахнулся майор, отбирая топор у дяди Андрея.
— Шо ж вы робыте, хлопци, нэ можна так… Сказылыся вы чи шо? Вы ж военни люди, вид нимця нас вызволылы, а сами таки врэдни!.. — Подключился из ниоткуда возникший деда.
— А ты откуда, старый хрыч, выполз? — Переключился на дедушку майор. — Мы за вас кровь проливаем, а вы тут под немцем наблатыкались и залупляетесь. Посторонись, козёл, не тряси тут своими тухлыми причандалами, а то поотрубаю к хренам!..
Деда схватился за сердце, а бабушка побежала за валерьянкой.
Топор засверкал далёкими зарницами. Несколько сильных взмахов и яблоня упала к ногам победившего её шашлыколюба…
— Нэ плач, стара, я тоби казав, шо воно такэ гидкэ, так так и е… — утешал бабушку деда, ожив после выпитой валерьянки. — Мы вэсною з Сэмэном тоби дви яблуни посадымо…
