Алекс Форен - Танго с манекеном
Они не могли знать, что он предложит ей взять фотоаппарат. Он сам этого не знал еще несколько минут назад. Значит, никак не могли подготовиться. Если это игра, никакого клиента не существует, и сейчас все вскроется. Если не игра – ее нельзя будет подвести. То есть, можно, конечно, но как-то… Разве что потом ему, действительно, придется купить отель.
В конце концов, ничего слишком сложного… Неприятно, но терпимо. По большому счету, когда нужно было любезничать с губернатором штата, это было почти то же самое, только серьезнее. Здесь – так, шутка. Детское развлечение. И потом, отказаться – значит спасовать. Нехорошо…
– Как его зовут?
– Малкольм. Мистер Малкольм.
– Что еще мне нужно знать?
– А что мне нужно знать, чтобы уметь фотографировать?
– Правда… По рукам.
– Хорошо. Они должны подъехать с минуты на минуту. Метрдотеля я о вас успею предупредить – все равно я бы предупреждала персонал, если бы вы начали расхаживать здесь со своей камерой.
Они приехали на длинном «Майбахе». Грег несколько лет назад, когда еще доказывал что-то окружающим, а не себе, чуть было не купил такой же. Однако вовремя представил себе, как на это отреагировали бы родители, почти увидел сконфуженно-ироничную улыбку матери, и «Майбах» испарился, не успев стать явью, оставив лишь острое чувство неловкости. А в гараже появилась красная Феррари. Все веселее…
Жирный боров оказался совсем не жирным. Наоборот, вполне подтянутым, явно следящим за собой и излучающим довольство устройством мира.
Девица ничем не отличалась от множества таких же, хотя ей, по сравнению с большинством прочих, эта рыбалка, пусть и ненадолго, уже удалась. Она еще как бы небрежно перекладывала с места на место золотой телефон «Вирту», чтобы он бросался в глаза с любого ракурса, но уже выражала каждой гримасой устойчивое недовольство несовершенствами окружающих. Грега она не замечала также, как официантов, бесшумно порхавших вокруг столика все два с половиной часа, которые продолжалась трапеза.
Ей действительно было не до них – она с видом прилежной ученицы слушала своего спутника, кивая на опережение в середине каждого его предложения. Разумеется – как еще выразить вселенскую общность, которая, наконец, свела эти две таких одинаковых, таких взаимодополняющих, таких ни на секунду непредставимых порознь половинки единого большого сердца?
Есть ей было непросто, потому что минимум одна рука постоянно, в прямом смысле слова, держала любимого Малкольма – либо обвивая его шею, либо сжимая ладонь, либо поглаживая колено.
Малкольм был вальяжен. Он откинулся на мягкую спинку и обрисовывал благодарной слушательнице собственную, а потому наиболее правильную, теорию мироздания. Насколько можно было судить по выхваченным фразам, она состояла, как обычно, из смеси агрессивного маркетинга с эзотерикой Пауло Коэльо. Смесь была одновременно гремучей и беспомощной, но обоим собеседникам нравилась. Хуже было то, что риторика казалась очень знакомой, но отсюда, с другой стороны жизни дорогого ресторана, сознание отказывалось вспомнить, где это все уже не раз было слышано, кем – с таким же мессианским пафосом – говорено…
В принципе, это оказалось даже легче, чем он ожидал. Более того, ему удалось получить определенное удовольствие, как когда-то на детских карнавалах, когда надетый костюм давал тебе индульгенцию, позволяя экспериментировать с собственным поведением – это не ты, это всего лишь твой персонаж. Невинные шалости…
Один только раз его по-настоящему замутило: когда под десерт боров вытащил и положил перед ней футляр с логотипом известного ювелирного дома, а она, вцепившись в подарок одной рукой, другой обвила его за шею, и через его плечо Грег увидел ее глаза – не холодные, не жесткие, а просто пустые и ничего не выражающие. Кроме трезвой констатации хорошо сделанной работы: «Yes» .
И впервые заглянув в них вот так – с другой стороны, как если бы глаза были у него самого, но на затылке, сразу же, как в моментальном кино, он увидел, как несколько месяцев назад, в Палм Бич, в каком-то модном кабаке, сидел с такой же, если не с этой самой девицей, танцевавшей там вокруг шеста. И почему-то показавшейся ему ненадолго той самой, единственной и настоящей, имеющей право вот так обнимать его шею цепкими руками. Он тогда подарил ей какую-то ерунду, стоившую целое состояние. Как ее звали-то…
Уходя, Малкольм Великолепный потрепал его по плечу и всунул в карман куртки купюру в двести евро. Что делает карнавальный костюм – Грег не вмазал ему по физиономии, его даже не передернуло, более того, он очень убедительно изобразил признательность и лично распахнул перед щедрым боровом дверцу лимузина.
Она и на самом деле была, признательность. Что-то важное сделал для него, сам о том не подозревая, этот Малкольм… Только в причинах благодарности сейчас разбираться не хотелось.
И шутить с Ариадной, которая ждала его, когда он вернулся в холл, проводив «Майбах», он не стал. Почему-то не было сил.
– Моя часть договора, – сказала она, возвращая фотоаппарат. – Флэшка внутри.
– Вот моя. Чаевые от щедрот.
– А вот это – прокол, – устало сказала она. – Им и в голову не может придти, что нам можно всучить на чай. Так что – это ваше, уж как-нибудь употребите.
– Все с опытом… К тому же, вы – другое дело. Хозяйкам на чай не дают.
Выходя из отеля, он чуть не избавился от купюры. Рука потянулась, чтобы положить ее перед той рецепционисткой с модельной внешностью.
И тут накрыло…
Он не стал вызывать такси, а пошел пешком – через Елисейские поля, Конкорд, по Риволи…
В Сент-Эсташе был тот самый медный ящик для пожертвований. Пусть строят больше исповедален…
Вернувшись к себе, он налил виски и, потягивая его, еще минут двадцать сидел на диване, не включая света. Потом достал фотоаппарат и просмотрел снимки.
Красное крупное яблоко на переднем плане, за ним – размытый фон, в котором угадывается сидящая за столиком пара.
Лестница, уходящая вверх, нечеткий, снятый в движении тонкий силуэт на ней – вечернее платье, полуоборот головы.
Приглушенный свет, кровать, откинуто одеяло, черные туфли на высоком каблуке сброшены в двух шагах на ковер.
Стеклянные двери, снятые изнутри. За ними – вечерняя улица и бритый наголо человек, почтительно закрывающий заднюю дверь роскошного «Майбаха».
Сработал сигнал напоминания на телефоне.
Во-время, совсем из головы вылетело…
С днем рожденья тебя… С днем рожденья, милый Мэттью, с днем рожденья те-е-бя…
На самом деле, как сказал именинник, день этот был у него месяц назад, но в Париже выяснилось, что «он уже разослал приглашения» . У каждого свое путешествие, Мэттью. Это еще ничего, могли бы, например, женить…
Приезжаешь так в Париж, заходишь в квартиру, а там такая дама, напоминающая борца сумо. Дорогая, я дома…
А тут всего-то день рождения.
И каждому из приглашенных предлагалось появиться с любым спутником по собственному выбору.
Грег набрал телефон Мари.
– Мадемуазель, вы уже выбрали себе спутника на сегодняшний вечер?
– Не одной же идти, месье. Я возьму Чучо.
Во как. Даже неприятно. Так, без подростковой ревности, пожалуйста… Но настроение, и без того неоднозначное, моментально испортилось.
– Супер, Мари. Чучо – это весело. А ты еще говорила, что не хочешь с ним знакомиться.
– А я говорила, что никогда не ошибаюсь?
– Ладно. И как туда добираться?
– Адрес в электронной почте. А Мэттью сам там не был, только созванивался с каким-то Педро… Нет, Пабло… Как я поняла, он хозяин этого места… Ну, в общем, он там все готовит. Мэттью поедет туда на час раньше похлопотать, так что мы добираемся самостоятельно. За мной заедет Чучо.
– Ну, отлично. Значит, там и встретимся.
Мда… Нужно подумать о спутнике на вечер. Но каков Чучо! Познакомил на свою голову. Ладно же… Нужно было Ариадну пригласить. Да и сейчас не поздно. Только это, пожалуй, перебор… А как там общительная племянница Антуана?
– Жози? Привет, это агент Грег… Нет, пулеметчики пока не нужны. Но без твоей помощи мне не обойтись. А знаешь, что ты делаешь сегодня вечером?.. Вот и я говорю, что сегодня ты занята… Чем-чем? Тем, что идешь со мной в одну интересную компанию… Жози, это вопрос престижа агентства «Палиндром»… Миссия очень проста: мы с тобой изображаем пылких влюбленных, а в это время зорко смотрим, не замышляется ли вокруг нечто противозаконное. Надень что-нибудь не очень строгое, ок? Я заеду за тобой через часик. Ты прелесть.
Когда он приехал в агентство, Антуан еще был на месте, а вот Жози как раз не было.
– Отпросилась, – сухо сказал детектив. – Сказала, что ей нужно заехать домой, переодеться. Скоро должна быть. Ты не мог бы не травмировать доверчивое дитя?
