Клиффорд Ирвинг - Мистификация
– К тому же в доме пора отремонтировать крышу, а мне надо отдохнуть.
Я оставил ее в поместье и поехал домой. На следующий день оба были заняты, я – починкой лодки, а Нина – крыши, но мы договорились встретиться на следующее утро.
– Умираю хочу на пляж, – заявила она. – Если погода позволит, давай пойдем на Фигерал.
Небо было затянуто тучами, но сквозь просветы в сплошном облачном покрове на десять или пятнадцать минут периодически пробивались лучи обжигающего солнца. Фигерал, пляж на северо-восточном побережье острова, был почти безлюдным, мы знали об этом еще с тех времен, когда не встречались. Никто не подозревал, что сюда можно приходить купаться, особенно в это время года. Я сказал Нине, что принесу камеру и отщелкаю пленку.
– Может, сделаю фотографию для обложки твоего диска.
– У тебя нет должного образования для такой работы, дорогой мой.
– Мне и не нужно, спасибо.
Но день выдался слишком пасмурным, а как только мы спустились с гор на пляж, Нина сразу бросилась в воду, так что для обложки ее вид был уже недостаточно гламурным. Я использовал телескопическую линзу для крупных планов, но волосы моей звезды слиплись и блестели от воды. На пляже никого не было; Нина сняла верх купальника. Я отщелкал ее в таком виде, смеющуюся, с бутылкой красного вина в одной руке...
– А где ты будешь все это проявлять? – спросила она, слегка забеспокоившись.
– Когда поеду в следующий раз в Штаты. Тебя там никто не знает.
– Пошли мне копии. Там могут быть некоторые, которые можно урезать и использовать.
Нина находилась в каком-то странном беспокойном настроении, неожиданно впадала в депрессию и столь же внезапно становилась жизнерадостной. Через некоторое время все выяснилось. Она была недовольна записанным ею альбомом, а обещанный сериал провалился.
– И я сделала то, чего никогда не делала, – наконец призналась она. – Заняла кучу денег. Самая большая ошибка в моей жизни.
– Если тебе понадобятся деньги для покрытия долга, – предложил я, – у меня будут после лета.
– Твоя афера с Хьюзом?
Я кивнул.
– Посмотрим, – сказала она. – Не хочу занимать у тебя. Ненавижу занимать деньги. Как оно движется?
Я ввел ее в курс дела на нынешний момент, опустив только тот факт, что Эдит сейчас в Цюрихе, заходит, как позже выяснилось, в Швейцарский кредитный банк под именем Хельги Ренаты Хьюз. Я объяснил Нине, что настоящая работа еще только начинается. Она нахмурилась:
– Ты действительно настолько доверяешь Дику?
– Должен. Какого черта, разумеется, я верю ему! Почему бы и нет?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Люди слишком много говорят. Они так беспечны.
– Я верю тебе, – ответил я, улыбаясь.
– Когда я не хочу говорить, из меня слова не вытянешь, даже если прибегнуть к помощи лома.
Я уже рассказал нескольким друзьям на острове, что встречаюсь с Хьюзом и работаю над его авторизованной биографией, не желая множить вокруг своей персоны ненужные домыслы и излишнее любопытство, а это был самый простой способ объяснения своих длительных отлучек. Разумеется, со всех я взял клятву о неразглашении. Двое, тем не менее, уже рассказали всю историю Нине, изобразившей приличествующую случаю смесь изумления и отсутствия интереса.
– У меня было такое непроницаемое лицо, что ты бы просто не поверил. И постоянно в голове вертелась мысль: если бы они только знали.
– Никто не должен знать. Может, когда я состарюсь и поседею, то напишу мемуары и расскажу там всю правду.
– И никто тебе не поверит, – заметила она, разразившись смехом.
После этого дня мы виделись еще один раз, тихо пообедав в безлюдном ресторанчике на окраине; а потом к ней приехал Джон Маршалл и начал снимать свою звезду для обложки альбома, а я поехал в аэропорт встречать Эдит.
* * *Абсолютно случайное стечение обстоятельств. Просто так случилось, что Датская Отрава приехала на Ибицу в тот же самый день, когда я улетела в Германию, и просто так случилось, что Клифф встретил ее в "Ла-Тьерре", и просто так случилось, что она уехала в Лондон на следующий день после того, как я вернулась на остров.
Я принимала валиум каждое утро и каждый вечер, и спустя две недели, когда пришло время забирать деньги, день начинался уже с двух таблеток.
Двадцать седьмого мая, через две недели после моего первого путешествия, когда Беверли летела со мной до Барселоны, я под своим собственным именем поехала в Пальму, а уже оттуда, как черноволосая Ханна Розенкранц, в Цюрих. Дик встретил меня на Пальме с билетами. Не знаю почему, но тогда я надела вязаную шерстяную одежду и сапоги по колено. Потела ужасно. А потом, сидя в "ситроене" Дика на парковке, я надела парик, очки, нанесла макияж, и стало еще хуже.
Мы пошли в кафе на Борне, одно из тех больших мрачных заведений, где напитки дороги, а официанты ходят с каменными лицами. Ни словом не обмолвились о Ховарде Хьюзе или о моей поездке в Цюрих. Слишком много американцев и англичан сидели за соседними столиками. Мы говорили о погоде, друзьях; обсуждали проходящих мимо людей; а потом пришло время уходить, и мне стало спокойнее, легче на душе, хотя сумочку оттягивали три удостоверения: собственный паспорт, паспорт Хьюз, и kennkarte Ханны. Два я положила в отделение на молнии, чтобы не вытащить по ошибке, а карту Ханны – в свой бумажник, также лежащий в сумочке. Но тут мне пришла в голову мысль: что если какой-нибудь вор украдет бумажник? Или я уроню сумочку, бумажник выпадет, и я его потеряю? И меня тут же снова охватила нервозность, а ноги и руки вспотели. Я завернула kennkarte в носовой шаток, чтобы от моего пота не потекли чернила, и сжимала ее в своей влажной руке весь полет до Барселоны и оттуда в Цюрих, чувствовала себя дурой, бормотала про себя: "Ты – слабое звено. Не знаешь, как делать такие вещи. Ты совершаешь ошибку, а швейцарцы выяснят, что тебя зовут Эдит Ирвинг, и это будет конец – конец книги, Клиффа, Недски, Барни, Дика, Джинетт, Рафаэля..."
К тому времени я уже прошла сквозь швейцарский иммиграционный контроль и чувствовала себя на десять лет старше, слабой пожилой женщиной, сердце которой разрывается от страха, так тяжело оно стучало. И даже если ничего не случится в этот раз, что делать с другими поездками? Не надо бы мне возить с собой три удостоверения личности, только одно – kennkarte Ханны.
Было уже четыре часа тридцать минут, когда я прибыла в Цюрих. Швейцарский кредитный банк все еще был открыт, я ворвалась внутрь, спросила кассира, обналичен ли чек. Да, сказали мне, я ответила, что вернусь утром, и вышла на улицу, чуть не упав на асфальт. Эту ночь я провела в отеле "Готхард", а на следующее утро, вспомнив инструкции Клиффа, сняла со счета все, оставив только минимальный баланс. Мне выплатили деньги, не задав ни единого вопроса, даже паспорт не попросили. Затем я пересекла Параденплац, арендовала сейф и положила туда все бумаги Хьюза – паспорт и банковские документы. В Швейцарской банковской корпорации открыла счет на пять тысяч франков на имя Ханны Розенкранц. Все было проделано так быстро, что у меня осталось еще целых два часа до самолета в Пальму.
Так что я присела на скамейку у реки, потея на весеннем солнцепеке...
* * *Дик прилетел на Ибицу через день после возвращения Эдит. Я передал ему десять тысяч долларов в разной валюте – швейцарской, немецкой и американской, – а потом спросил:
– Что будешь с ними делать?
– Ну, посмотрим... – Он погрузился в размышления. – Мы только что купили тот маленький "ситроен", но Джинетт вполне могла бы ездить на второй машине. Как думаешь, что лучше – "феррари" или "альфа-ромео"?
– Даже шутить не буду по этому поводу, – ответил я. – Деньги нужно сохранить в неприкосновенности, потому что, возможно, в один прекрасный день нам придется их вернуть. И если мы хотим провести все девять иннингов на поле этой аферы, то лучше не показывать признаков излишнего материального благополучия.
– А ты куда вложишь свою часть?
– Уже вложил. Аккуратно прикрепил к большому деревянному шесту в доме. Их можно увидеть, только если подняться по лестнице и забраться на шкаф. Чуть шею не сломал, пока засовывал их туда.
– Я положу деньги в холодильник, – с воодушевлением решил Дик. – В отсек для хранения овощей, под салат.
Но не из-за денег я вызвал его на Ибицу. Критическим взором осмотрев весь материал, который мы накопили за время нашей апрельско-майской поездки, я в результате почувствовал беспокойство и разочарование. Мы собрали достаточно статистических данных, чтобы составить краткий "Мировой альманах", и достаточно фактов для пространной биографической статьи, но вопиюще мало для четкой, свободной, импровизационной книги, которая уже представала передо мной в мечтах. Слишком много провалов было в детстве и молодых годах Ховарда (мы практически ничего не знали о его матери и первой жене), а голливудские похождения нашего героя вообще приходилось воссоздавать, основываясь только на вырезках из газет и нашей собственной фантазии. Дик спорил со мной, что воображения более чем достаточно, но я с ним был совершенно не согласен.
