В. Коваленко - Внук кавалергарда
Чепендрей уже очухался и теперь лупил глаза на гостью:
— Энто чья ж такая будеть? Не признаю, — босой ногой ныряя в сброшенную во время сна галошу, интересовался старый.
— А это моя мамочка из Петербурга приехала, — склонив голову к плечу и показывая старому кончик языка, похвалилась с гордостью Машенька, поднимаясь с матерью на веранду.
— Питер-пур-х-х — дело хорошее, — протянул по слогам Чепендрей, неуклюже вставая.
Николай торопливо придержал его.
— Ну, спасибо тебе, внук Иванов, за угощеньице. По видал я тобе. А ты таперыча поспешай к своим гостям, небось заждались уже. А я пошел до своей хаты, небось дочка заждалась, щас даст мне понюхать полный запал фугасов.
Он снова достал из кармана застиранную тряпочку и, громко высморкавшись, пошоркал на дорогу. Остановился у калитки и, обернувшись, сказал:
— Я рад, што у тебя, внук Иванов, все славно в жизни, но о малаях подумай завсегда, женка у тебя славная барышня, ты ее сторожи в оба глаза… Многие поганцы до нее будут охочие, а ты смотри, — погрозил он пальцем.
И, выйдя за калитку, загорланил песню на всю питерскую. Он был очень старым, и ему на все было начхать.
Так и не наколов дров для бани, Николай перенес всю дровяную канитель на завтра. А сегодня с Машенькой они хвалились Вере Сергеевне своим хозяйством и были у нее на побегушках.
Только на следующий день Николай в десантной тельняшке и закатанном по колени спортивном трико вышел колоть дрова.
Затем, связав нарубленные дрова веревкой, на горбу поволок их к бане, стоявшей через дорогу, внизу, у речки. Затопил, и мурлыча песенку, стал ладить полусгнившие полки. Затем пришла Вера Сергеевна, стала прибираться в бане.
— А где Машенька? — полюбопытствовал он.
— Там, у дороги, зачем-то осталась, — ответила теща, гремя тазами.
Николай, повесив на плечо топор, с легким сердцем, как человек с праздничным настроением, так всегда было перед баней, пошел домой. У дороги справа заметил прячущуюся за деревом фигуру Машеньки.
«Что она там делает?» — подумал с любопытством он и по привычке разведчика подкрался и встал заинтересованно сбоку за деревом.
Машенька, как ребенок, прижала ладони к губам, с восторгом и умилением смотрела на дом за дорогой.
«Что она там увидела такого, что глаз не оторвет»? — поразился он и перевел взгляд на дом Трифоновых. Там во дворе возился с железками мальчуган лет трех. Карапуз увлеченно пыхтел с железом, не видя ничего вокруг себя.
Николай все понял и с раненым сердцем, крадучись, вернулся на тропинку к своему дому. После бани он ничего не сказал жене, а только надел костюм и молча пошел в магазин.
Он знал трагическую историю жизни Трифоновых. Мать, тетка Наталья, одна растила сына, билась из последних сил, поднимая его на ноги. Вырос Виталик, закончил школу, затем техникум, женился на детдомовской девчушке. Вольных кровей. Она родила ему сына и загуляла. В деревне ее никто добрым словом не помянет. Вольная она и есть вольная. Пила, не работала, таскалась по другим деревням. А тетка Наталья растила ее сына. Под конец уехала в Сорочинск на день и загуляла там на месяц. Виталик поехал следом и обнаружил ее на квартире одного шаромыги, в компании двух мужчин. Все поголовно были в костюмах Адама. Перед встречей с гуляками Виталик приголубил поллитра самогона. И, ворвавшись в небезызвестный дом, зарезал всех троих. Четвертый участник этой вакханалии спал мертвецки пьяным в спальне. Это и спасло его от кровавой разборки.
Зато на суде он рисовал картинки одну страшнее другой. И влепили Виталику двадцать лет строгача, без права на свидание. Так обошлась судьба с когда-то спокойным и уравновешенным парнем.
Мать после суда слегла и два месяца пролежала с инфарктом в районной больнице. Мальчонка все это время кочевал по знакомым.
А уведомление с зоны ее вообще доконало:
— Ваш сын, Трифонов Виталий Георгиевич, покончил с жизнью вскрытием вен. Самостоятельно без чьего-либо вмешательства.
Тетя Наташа уподобилась живому мертвецу, все больше лежала, уставившись в одну сучковатую точку на потолке. Как рос мальчишка, никто не знал.
В магазине Николай накупил игрушек, впору для целого детского сада. Засунул их в купленную здесь же наволочку, закинул ее, как Дед Мороз, на плечо и направился к дому Трифоновых.
Мальчишка во дворе все так же гремел железками, не обращая внимания ни на что вокруг. Он был занят строительством велосипеда.
— Бабушка дома? — спросил Николай, подперев плечом калиточный столб.
Мальчонка оторвался от своего занятия и обернулся на голос говорившего.
— Тома! — через какое-то время ответил он, моргая большими глазами на Николая, как бы спрашивая: «А ты кто такой?»
— Держи, это тебе, Викторович! — перекидывая импровизированный рюкзак с игрушками через жерди забора, предложил подарок Николай.
Мальчишка посидел какое-то время в раздумчивости, поводил пальцем по земле, рисуя простенькие линии, затем встал и приблизился как-то настороженно к забору, где стоял Николай.
— Мине баушка не фелит подходить к сюжим селофекам, гофолит, они фсе плакие, — опустив русую голову, виновато объяснял он свою нерешительность.
Краем глаза Николай увидел, что его бабушка идет слабым шагом к ним.
Мальчуган удивленно глянул в наволочку и завороженно застыл в ней глазами:
— Ух, ты! — только такой возглас мальчишки услышал Николай, здороваясь с подошедшей теткой Натальей.
— Да кто это, что-то не признаю! — слеповато щурясь на гостя, удивилась она. — Да, уж не Колька ли Лебедев? — пристально всматриваясь в его лицо, пораженно вскрикнула она.
— Я, теть Наташ, — признался он сквозь нежную улыбку.
— Да где ж ты, шельмец, столько лет пропадал, глаз в деревню не показывал, ох, горе горькое? Нет твоей матери, она б тебе дала прочухрон! — старческим голосом возмущенно причитала тетка Наталья.
— Так получилось, не в возможности я был. То одно, то другое. Вертелся как белка в колесе, — виновато опустив глаза, неловко оправдывался он. — Лучше расскажите, как вы тут живете! — прощупывающе перекинул он нить разговора.
— Да так же, как живут все проклятые в проклятой Богом стране, не жизнь, а каторга. Одно утешение: уходить скоро надо, да маленького вот жалко. Как он один-одинешенек по жизни пойдет, кто ему руку помощи подаст, одному Богу известно. Недолго мне осталось топтать грешную землю, — печально вздохнула она. — Умирать не страшно, смерть это дар Господний. Страшно вот Никитку одного оставить в жизни, с собой его не заберешь, — смахнула тетка Наталья ладонью проступившие слезы. — Да что мы стоим во дворе? — вдруг спохватилась, всплеснув руками. — Идем в избу чайком угощу да и что-нибудь покрепче отыщем, — сердобольно позвала она Николая, открывая калитку, — и ты, Никитка, идем в дом, уже обедать пора.
Никитка еле-еле поднял наволочку, нагруженную по завязку игрушками, и, как мужичок с ноготок, посеменил заплетающимися ногами к дому Николай догнал его и, забирая наволочку предложил:
— Давай я помогу.
— Я сам, — отказался тот от помощи и попыхтел дальше.
Сидя у тети Натальи за столом, Николай набрался решительности и предложил:
— Тетка Наталья, ты знаешь меня давно, кто я и с чем меня едят. Я о твоей семейной трагедии тоже осведомлен. Соболезную. Также в курсе, что у тебя больное сердце и нужно ложиться в больницу, но, как я понял, ты не можешь оставить одного Никитку.
Никитка в это время с куском хлеба, посыпанного сахаром, вжикал, катая новенькую машину по полу спальни. Они сидели за круглым столом в зале.
— Да, это так, — согласилась тетка Наталья. — Думаю, что будет, как кусочний, по дворам блукать. Не по-людски это, вот жертвую своим здоровьем. А надолго ли хватит меня, один Бог ведает. Родные-то мои все померли, и кто заберет Никитку, не ведаю. Одна дорога в детский дом, по стопам своей гулящей матери. И что его ждет там? — скорбно вздохнула она. — Ты пей чай, пей, небось простыл он, — торопливо посоветовала тетка Наталья, придвигая поближе к нему чашку.
— Спасибо, уже напился. Я вот к чему веду разговор, — замялся Николай. — Ты отдай нам Никитку. Живем с женой мы хорошо, служу не в маленькой должности. Денег хватает, квартира есть, а вот ребенка не может она родить. Что только не предпринимали, на какие затраты не шли, а все впустую, — махнул он расстроенно рукой. — Не будет детей и баста. А мы ведь деревенские, как родные, — через минутную паузу проговорил он, — с Виталиком хотя друзьями не были, но жили как хорошие товарищи и, верю, он сейчас не был бы против, чтобы я усыновил его ребенка. Я все сделаю для маленького Никитки, он ни в чем не будет ущемлен. А вырастет, мы с женой расскажем ему правду о тебе, тетя Наташа, и об отце. А мать, скажем, умерла от болезни. Он будет жить, как никто из нас не жил. Дай свое благословение, теть Наташ, — умоляюще просил Николай.
