Раздолбай - Лим Юлия

– Янка, у тебя есть с собой шоколадный батончик?

– Да, а что?

– Давай его Неле отдадим.

Соболева, улыбнувшись, достает шоколадку и протягивает Роме.

– Ты хочешь ее разбудить?

– Нет. Просто суну ей в сумку, потом найдет, порадуется.

– Эта болезнь так легко не лечится.

– Ну, лучше хоть как-то попытаться, чем тупо пялиться на нее.

Улучив момент, Лисов подтягивает к себе сумку Нели и открывает боковой карман. Вкладывает в него батончик и колет руку о что-то. Рома чуть шире раскрывает карман: внутри кривая самодельная кукла с воткнутыми булавками. У нее приклеены волосы, а возле глаз нарисованы стрелки. Кого-то это напоминает.

– Что там? Интересное что-то? – Яна вытягивает шею, но Рома закрывает молнию и возвращает сумку на место.

– Да не, просто показалось, что молнию сломал.

Если у человека с такой сложной болезнью есть кукла вуду, лучше его не злить. Лисов никогда не был суеверным, но почему-то решил, что правильнее будет не лезть не в свое дело.

После классного часа они с Яной выходят из школы, держась за руки. Пушистые снежинки тают, попадая на лицо, а щеки Соболевой привлекательно краснеют на морозе.

– Тебе без шапки не холодно? – ёжится она. – Смотрю я на тебя, Ромка, и прям озноб по коже. Бр-р!

Усмехнувшись, Лисов прижимает ее к себе за плечо.

– Мне морозить нечего, так что не переживай.

– А вот и неправда. Если переохладить мозг, можно слечь с менингитом.

– Чаще всего я оставался дома из-за воспаления хитрости.

– Ром… – Яна останавливается и чуть отходит, не отпуская его руку. – Я хотела спросить тебя кое о чем. Пыталась держаться в стороне, но теперь мы стали ближе, и мне неспокойно…

– Спрашивай, не тяни. А то я тоже переживать начинаю.

– Как ты? То есть… как ты себя чувствуешь после всего, что случилось за эти четыре месяца? Тебя подозревали, изолировали от общества… если бы я оказалась на твоем месте, я бы сошла с ума.

Рома отводит взгляд.

– Хорошо, что ты не на моем месте. Тебе тут делать нечего. Да и вообще… – он поглаживает пальцем ее костяшки через ткань пушистой розовой варежки. – Раз уж ты ждешь от меня откровений, я тоже кое-что у тебя спрошу. Почему ты со мной встречаешься?

– Ты мне нравишься, – не задумываясь и по-детски искренне отвечает Яна.

– Не, ну правда. Ты дочь участкового. Из хорошей семьи. Не пьешь, не куришь, не оторва. Зачем тебе я? Я же ходячая проблема. Скажем прямо: я – раздолбай.

Яна шевелит скулами, размышляя. Светофор уже не раз сменил цвета, но они продолжают стоять на перекрестке.

– Давай так: ты ответишь на мой вопрос, только честно! И я отвечу на твой, тоже честно. Идет?

– Идет, – Рома отходит, уводя Соболеву подальше от дороги. – Паршиво это, когда тебя игнорируют и равняют с грязью, – он отпускает ее руку и пинает бурый снег. – Хотя нет, на грязь есть хоть какая-то реакция. На меня уже никто не реагирует. СМИ я неинтересен, одноклассники повесили на меня ярлык и делают вид, что меня не существует. Наверное, я это заслужил. Столько лет приносил окружающим проблемы, теперь они могут отыграться на мне за всё.

– Ничего ты не заслужил, – Яна заглядывает ему в глаза. – Ты не такой плохой, каким себя считаешь. А то, что думают окружающие… да кого это интересует?

– Меня. С некоторых пор…

– Я знаю, что Полосков прыгнул не из-за того, что поговорил с тобой.

– Откуда?

– У меня хороший слух, а папа не сильно шифруется.

– Давай сменим тему? Я ответил на вопрос, теперь твоя очередь, – предлагает Рома.

Говорить о чувстве вины тогда, когда она только залегла на дно, не самое лучшее решение. И хоть сердце болезненно пощипывает, он старается забыть разговор с Егором. Вот только воспоминания слишком яркие.

– Хорошо. Помнишь тот день, когда папа привел тебя домой, потому что участок затопило? – Лисов задумчиво кивает. – Ты тогда был весь в пластырях: заклеенные коленки и переносица, на лице, руках и ногах ссадины и синяки. Ты подрался с несколькими мальчишками крупнее тебя.

– Да, помню.

– Папа сердился и выговаривал тебе все, что думает о твоем ужасном поведении. Я была в соседней комнате и все слышала. Казалось, что стены тряслись. Тогда я приоткрыла дверь кабинета и заглянула внутрь, чтобы узнать, почему папа так нервничает. А ты сидел на стуле, странно сгорбившись, и как будто ковырял пупок.

Яна хихикает, прикрывая рот ладонью в варежке. Лисов улыбается, глядя на нее. Когда она рядом, все плохое исчезает.

– Потом ты сказал: «Дядя Федя, где у вас туалет? Живот прихватило». Он заметил меня и велел отвести тебя в туалет. Мы вышли в коридор, ты закрыл дверь и сказал вытянуть руки. Я вытянула, а ты достал из-под футболки котенка и отдал мне. Сказал заботиться о нем и сбежал.

– Это все, конечно, мило, но как это отвечает на мой вопрос?

– Как бы ты ни строил из себя раздолбая, на самом деле ты хороший парень. И в тот день я ясно тебя разглядела. Потом, когда была возможность, я за тобой наблюдала. И вот мы наконец стали одноклассниками, я перестала быть слишком маленькой папиной дочкой и сама принимаю решения, – Яна просовывает руки под локтями Ромы и прижимается щекой к его груди. – Я поймала тебя, Рома Лисов. И больше не отпущу.

– Я тебе что́, покемон? – хмыкает Лисов, обнимая ее.

– Протяни ладонь, – Соболева с серьезным видом раскрывает рюкзак и что-то ищет, затем вытаскивает кулак.

Рома послушно выполняет просьбу и получает прозрачный пакетик с круглым ярко-розовым значком, в центре которого светло-розовое сердечко.

– Хочу, чтобы все знали, что ты мой, – говорит Яна.

Лисов скидывает лямку рюкзака на локоть и прикрепляет значок к рюкзаку.

– Не снимай, хорошо?

– Не буду, – обещает Рома.

Будни и выходные проходят по одному сценарию: Лисов скрипит мозгами, приходит кто-то из учителей, проверяет задания и выдает вдвое больше новых. Рома вздыхает, провожает их за порог дома и проводит время, общаясь с Яной. Иногда взрослых разбавляет Зара, луч света в темном царстве, и в перерывах рассказывает, что происходит в школе. Мама, поглядывая на все это, посмеивается и время от времени исчезает в очередной командировке.

Незадолго до ее возвращения продукты заканчиваются, и Рома идет в магазин. Он решает пройтись до торгового центра. Зима морозит, но не настолько сильно, чтобы надеть теплую обувь и шапку. Выбрав подарки, Лисов расплачивается из заработанных летом денег и с чистой совестью срезает путь через дворы. Мама вот-вот приедет, а ему еще нужно заскочить в продуктовый.

Насвистывая новогоднюю мелодию, Рома идет по улице, рассматривая витрины. Повсюду висят гирлянды, елочные игрушки переливаются и поблескивают в свете ламп. В воздухе витают запахи мандаринов и ели. На одном из окон висит самодельная бумажная гирлянда в виде кривых снеговиков и снежинок. Улыбнувшись, Лисов сворачивает в следующий двор.

Рома выходит к дороге и осматривается, нет ли машин. Неподалеку несколько парней зажимают кого-то у стены. Лисов перешагивает через бордюр, но останавливается, услышав знакомое имя.

– Я тебе че говорил, Дарик? Еще раз сюда припрешься, получишь.

– Че ты с ним сюсюкаешься? Давай ему кости переломаем, может, перестанет ошиваться у твоего дома.

Рома оборачивается. С высоты своего роста он видит макушки всех парней и отыскивает Кусаинова.

– В следующий раз подумай, прежде чем переходить мне дорогу, – сплюнув на снег, главарь шайки отходит, и все его приспешники бредут за ним.

Дархан стоит, привалившись к стене, и вытирает ребром ладони кровь, текущую из носа. На нем рваная куртка, осенние брюки и серые почти прозрачные носки в заплатках. Кроссовки лежат рядом, изрезанные и непригодные для носки.

– За что они тебя? – Рома кивает в сторону ушедших.

Дархан поджимает губы. Он собирается уйти, но Лисов преграждает ему дорогу.