Уходящие из города - Галаган Эмилия

– Влад, а Влад! Чего это ты пишешь? Стихи, что ли? Покажи, что там у тебя?

– Отвали! – Влад принялся закрывать написанное рукой.

– Ну как хочешь. Не скажешь, буду всем говорить, что ты в Лолу Шарапову влюблен, мне-то что…

– Да не люблю я Шарапову! Она жирная! Отстань от меня!

– Мне нравится Олеся, – вдруг сказал Андрей.

– Чего-о? Куйнаш, вот это признание! – Сергей и Влад тут же переключились на него, но ничего больше из Андрея вытащить не удалось: если уж он решил молчать, то молчал как партизан.

Тем не менее слава главного шизика класса, так сказать, пальма первенства 9 «А», досталась ему, Сергею. Он ходил во сне. Когда был мелким, это случалось часто, родители тщательно запирали окно в его комнате, а то мало ли… Лунатики такие непредсказуемые, вдруг захочет прогуляться по карнизу или полетать? Уже классу к пятому ночные прогулки прекратились, стали темой для семейных шуток в стиле «вот был Сережка маленький…», но в санатории из-за незнакомой обстановки, видимо, что-то в голове клацнуло – и получите, распишитесь. Опять.

В первую же ночь Серега встал и принялся одеваться. Влад спросил:

– Серег, ты куда?

Сергей ответил:

– Автобус.

Надел брюки и босой вышел в коридор. Влад встал и пошел за ним. Сергей прошел мимо заснувшего на посту дежурного до самого конца коридора, а потом стал спускаться по лестнице. И вдруг замер. Тут его догнал Влад.

– Серег! Автобус приехал, пошли! – Он взял Сергея под руку и повел обратно. – Сейчас сядем, поедем, поспим в дороге… Как раз проснемся, когда домой приедем!

Он довел Сергея до кровати и сказал: «Ложись! Едем домой!» Герасимов послушно лег.

Это все Влад рассказывал назавтра утром, а сам Сергей ничегошеньки не помнил (он никогда не помнил свои ночные прогулки). Можно было обвинить Влада во вранье, но, когда он вел Сергея по коридору, их видел Олег, а в палате – проснувшийся от шума Андрей.

Ну и началось. Весь день приколы про автобус. От всех. Даже Полина, когда они украдкой встретились за корпусом, повисла на Сергее со смехом:

– Куда ты хотел уехать? И почему без меня?

Но он не успел обидеться и сказать: «И ты, Полина?», как она поцеловала его, а потом прошептала в ухо: «Никогда не уезжай без меня, слышишь!» И снова поцеловала, и еще, и еще, Полина вообще готова была целоваться часами… И тут она сказала:

– Мы с Лолой нашли синюю и белую краску и нарисуем на дереве глаза! Представляешь? Будет круто!

И умчалась.

Сергей ходил и той ночью, и следующей. Теперь весь этаж выходил поглазеть на него. Олег предложил поставить посреди коридора пустое железное ведро, чтоб Сергей споткнулся и оно загремело, но Владик сказал, что нельзя будить лунатика: у него может остановиться сердце. Он рассказал об этом Сергею с таким видом, словно спас ему жизнь, но Сергей угрюмо заметил:

– Ничего бы со мной не случилось. Я бы даже не проснулся. В детстве я однажды сильно ударился во сне и не заметил. Только по синяку на руке определил.

– Здоровый синяк был?

– Нехилый. С сигаретную пачку.

Сергей врал. Ему хотелось придать своим походам хоть какой-то героический вид. Но зря он так старался: назавтра он проснулся в чьей-то цветастой шапке и с лицом, расписанным помадой (написали, конечно, «хуй» и «лох», выбор небольшой).

Но самое странное случилось той ночью, когда…

…когда, как ему рассказали, он поцеловался в коридоре с Олеськой Скворцовой.

Она просто стояла и ждала, когда он выйдет. И он вышел. Шел, как всегда, босиком по полу, прямо по коридору, шел и шел. А она подошла к нему и поцеловала.

Это видели все. Влад, Андрей, Олег, Сашка, все ребята с этажа и даже многие девчонки. И Полина.

Сергей ничего не помнил, но, когда наутро ему рассказали – он представил все так живо и ярко, как будто кино посмотрел. Вначале он увидел себя со стороны – идущего по коридору босиком, в пижаме, всклокоченного (волосы справа торчком, обычно у него так всегда из-за того, что спит на правом боку), а навстречу вдруг выходит она – в белой ночной сорочке (воображение рисовало даже кружева по подолу, что едва ли соответствовало истине), подходит к нему вплотную, касается его руки своей легкой холодной ладонью… и он видит ее лицо, ровную челку до бровей, прямой точеный нос, тонкие губы полумесяцем и глаза, темно-карие, почти черные в темноте глаза… а потом она его целует, привстав на цыпочки…

Он видел эту сцену как наяву, потому что она повторилась. На дискотеке в пятницу, когда заиграла задолбавшая всех песня «Я – это ты», Сергей, сам не понимая толком, почему поступает так, подошел к Олесе. Она стояла у стены (никто ее не приглашал, даже Куйнаш, которому она нравилась, – стеснялся, наверное, или религия не позволяла), даже не глядела в его сторону. Сергей подошел, наклонился и поцеловал ее.

Она не оттолкнула его, взяла за руку – и они начали танцевать.

На них смотрели – все.

Полина ничего не сказала, ни тогда, ни потом; она как будто знала свое место, отступила, ушла в тень.

Утром, в день отъезда 9 «А», все увидели, что на дереве, всюду, куда могла дотянуться рука, в местах, где на коре были узоры в виде глаз, нарисованы настоящие глаза: белые, с ярко-голубой радужкой и черным зрачком. Дерево смотрело на людей – и от этого всем становилось как-то не по себе.

Сергей ему точно не нравился.

Правила ТБ при совершении оккультных практик

Их поселили вчетвером: Лу, Олесю, Шарапову и Красноперекопскую, которая тогда встречалась с Герасимовым, целовалась с ним за школой и тискалась на переменках (это заметила даже невнимательная Лу).

Лу сказала Олеське:

– Получается, у Полины первой из нашего класса появился парень…

Олеська бросила:

– Шлюха она.

– Почему?

– На всех смотрит влюбленными глазами. Даже на физрука. Знаешь такую книгу – «Лолита»? Вот точно она.

Лу знала про «Лолиту» и даже читала – Лу вообще читала все, что попадалось ей в руки. «Лолита» была мерзкой книгой, но, если говорить честно, самая мерзкая, самая страшная или глупая книга – отдых от математики или физики. Даже в санаторий Лу взяла кучу учебных пособий и пообещала маме, что решит все задачи, даже «звезданутые». Единственное, что нравилось Лу в учебе, – это переписывать решение из черновика в тетрадь и рисовать графики функций цветными ручками. Олеська часто сидела рядом и тоже что-то рисовала в тетрадке. Рисунки у нее получались красивые, лучше всего выходили черепа, кинжалы и сердца, пронзенные ими. С сердец капала кровь.

Шарапова взяла с собой много книг (точнее будет сказать: полиграфической продукции) – стопку тоненьких пестрых страшилок, толстенные «Заговоры сибирской целительницы» и кипу газет со сканвордами. Она хвасталась, что папа покупает ей все, что она хочет. Шарапова постоянно что-то читала и ела. У нее в кровати было полно фантиков от конфет и хлебных крошек. Олеська как-то сказала, что будь она на месте Шараповой, то зашила бы себе рот. У Олеськи была книга «Все для вас – девочки», правда, ее мама вырезала оттуда целый раздел про отношения полов, то есть про секс и все с ним связанное. Олеська уверяла, что все равно ту часть и не читала бы: ей по большей части интересна мода и как краситься. Иногда она доставала зеркальце, косметику и красилась, очень долго, старательно, внимательно вглядываясь в свое лицо.

– Олеська, ты спать собралась накрашенная, что ли? – насмешливо спрашивала ее Красноперекопская, а Олеська, даже не посмотрев в ее сторону, говорила:

– Стрелки тренируюсь рисовать.

– Да зачем тебе?

– Не твоего ума дело.

Красноперекопская с собой не брала ничего и вечером играла в тетрис или пыталась разгадывать сканворды, но обычно у нее это выглядело так:

– Архитектурный стиль… семь букв…

– Барокко! – Лу отвлеклась от задачи, чтобы потом осознать, что уже не понимает, пересекает ли плоскость альфа параллелепипед АВСDA’B’C’D’.

– Спасибо, Лу, ты умница!