Владимир Сорокин - 23000
– Это похоже на правду. Мы должны серьезно задуматься.
– Крепко сказано! – иронично кивнула Ольга, доставая сигарету из пачки и закуривая.
– Вам кажется, что я слишком… – начал он, но Ольга перебила его:
– Мне уже ничего не кажется, – она потерла переносицу. – Знаешь, Бьорн, я, во-первых, не люблю жару, а во-вторых, у меня джет-лег.
– У меня есть таблетки. Я уже принял.
– Отлично. Тогда ты пойдешь к себе и часа на полтора серьезно задумаешься. А я посплю. Okay?
– Okay, – он встал, виновато улыбнулся и вышел.
Ольга докурила, задернула зеленую штору, разобрала постель, разделась догола и легла, накрывшись простыней. Кондишен тихо урчал над дверью.
«Сонная болезнь… – подумала Ольга, водя ладонью по прохладной и свежей простыне. – А ведь это лучше, чем бессонная болезнь…»
Она тронула рукой свой живот. Тело устало за последние сутки.
«Два барака. Два барака… – пальцы коснулись пупка, поползли выше. – Два барака в чистом поле… ни надежды и ни горя… Господи, зачем я сюда приехала…»
Пальцы тронули шрам на груди, небольшую впадину в грудной кости.
«Бумажка. Из-под селедки. Это хорошо. Надо бы и мне завести такую. И на ночь расправлять… Жизнь комкает…»
Она заснула. Ей приснился Тод Белью, топ-менеджер из отдела элитных кухонь, голый и невероятно худой. Он ходил по залу с железной палкой и, бормоча что-то на иврите, стучал по кухонным гарнитурам, пробуя их на прочность.
Ольга проснулась от телефонного звонка. Открыла глаза. В номере было по-вечернему сумрачно. Звонил телефон на тумбочке у кровати. Она сняла трубку:
– Да.
– Это Бьорн. Ольга, уже 20.07.
– Господи… всё, встаю.
Она приняла душ, привела себя в порядок. И через пять минут постучала в дверь Бьорна. Вскоре они сидели в небольшом ресторанчике неподалеку от отеля. Бьорн заказал себе местного пива и баранину на ребрах. Ольга взяла тост с курицей, воды и кофе. Есть ей не очень хотелось.
– Ну, ты задумался серьезно? – спросила она, гася сигарету в глиняной пепельнице.
– Да. Мне кажется, что это те же люди, что похитили нас и наших родных.
– Значит, они были и до войны?
– Да.
– А что это за изможденные старик со старухой?
– Не знаю. Возможно, это их руководители, – он отхлебнул пива.
Ольга посмотрела на полоску пены, оставшуюся над его верхней губой. Он заметил, приложил к губам салфетку:
– Наверно, это как-то связано с фашизмом.
– Как?
– Не знаю. Но и те тогда, и мы сейчас – голубоглазые и светловолосые. А у фашистов была идея нордической расы.
– Белокурая бестия?
– Да. Белокурая бестия.
– Но в бараках были евреи. Фашисты ненавидели нас, уничтожали. И я тоже еврейка. И мои родители тоже были евреями.
Бьорн вздохнул:
– Это странно. Но все равно, Ольга, мне кажется, это как-то связано с фашизмом.
Ольга закурила новую сигарету.
– Не знаю… Нас с родителями похитили трое голубоглазых. Один был блондин, это точно, а двое, по-моему, крашеные. Потом, когда они били меня этим ледяным молотком, то говорили одно и то же: говори сердцем. До тех пор пока я не отключилась. При чем здесь фашизм?
– Не знаю. Интуиция.
Ольга усмехнулась.
– Это смешно, понимаю. Но пока интуиция – единственное, что у нас есть. Больше нет ничего.
– Интуиция! – зло фыркнула Ольга. – Средь бела дня какие-то уроды похищают людей, забивают их до смерти. Исчезают. Никто не знает, кто они! Полиция называет цифры ежегодно пропадающих людей. Статистика! Это нормально?
– Это ненормально. Когда я рассказал про все в полиции, мне долго не верили. Молот изо льда! «Говори сердцем…» Они долго переглядывались, думали, что я чокнутый.
– Мне тоже не верили… Потом провели экспертизу ранений. У меня и у… (она запнулась) у папы и мамы. У них грудины были совершенно разбиты. А у меня только ребро и выбит кусочек кости. Когда меня нашли, рядом была лужа. Лед, которым нас били, растаял.
– А я сперва подумал, что это стекло. Он в первый раз ударил не очень сильно. Потом, когда молот треснул, я понял – это лед. И тоже осталась лужа. Не только воды.
Он посмотрел на свою огромную ладонь, сжал ее в кулак и разжал:
– Там была не только вода. У брата горлом пошла кровь. Кровь… много крови. И моей тоже.
Они замолчали.
В этот момент полноватый официант принес большое блюдо с жареной бараниной и поставил перед Бьорном. Ольга глянула на шипящее, сочащееся мясо. Подняла глаза на официанта:
– У вас есть русская водка?
– Конечно! – улыбнулся официант. – Две порции?
– Принесите… – задумалась она, – бутылку.
Официант кивнул, не удивившись, и вернулся с запотевшей бутылкой «Столичной» и двумя стаканчиками. Ольга молча разлила водку в стаканчики, взяла свой. Бьорн протянул пальцы, и стаканчик исчез в его длани.
Ольга скосила глаза на соседний столик. Там сидели трое смуглых пожилых евреев и неторопливо ужинали.
– Всего четыре месяца прошло, а я… не могу поверить, – произнесла Ольга. – Все это… сон какой-то. Очень муторный. Очень… очень… Ненавижу!
И выпила залпом водку.
Бьорн вздохнул:
– А я уже поверил. Когда брата похоронили, я пришел в его комнату. Там был дневник, я никогда не читал его. Я сломал замочек, открыл дневник. Он записал в тот день: «Сегодня в Гётеборге опять мое любимое небо, цвета синего корунда. Значит, будет удачный день». После этого я поверил, что Томаса больше нет. Нет моего младшего брата.
Он вздохнул и выпил свою водку.
– Синий корунд… что это? Камень?
– Да. Брат учился на геологическом. Он хорошо знал камни. Он говорил, что у меня глаза похожи на александрит, а у него на аквамарин.
– А мне мама говорила, что у меня глаза – берлинская лазурь плюс немного изумрудной зелени.
– Она была художником?
– Нет, просто реставратором. Но давно. Еще до эмиграции.
Ольга наполнила стаканчики. Посмотрела на неловкие руки Бьорна и впервые за вечер улыбнулась:
– Ты очень большой. Брат был таким же?
– На два сантиметра выше. И в баскетбол играл лучше меня. На улице нас звали «фонарными столбами».
Ольга с улыбкой смотрела на него:
– Как это по-шведски?
– Фонарный столб? Lyktstolpen.
– Ликтстольпен… – повторила Ольга.
Выпитая на голодный желудок водка быстро опьянила ее.
– Давай за них. За… наших. Только чокаться не надо.
Они выпили. Но Ольга выпила быстрее.
– Все русские девушки так быстро пьют? – спросил Бьорн, переводя дыхание.
– Не все. Избранные. Ешь, пока горячее.
Она взяла с его тарелки баранье ребро, вцепилась в сочное мясо зубами.
– Что ж ты меня не спросишь о моей версии?
– Какая твоя версия?
– Мне кажется, что фирма «LЁD» знает, кто нас бил молотом.
